Эшли, с другой стороны, был полон страсти новообращенного. Для Сэнди традиционные песни могли быть вчерашней новостью, но у Эшли было видение, как нужно преобразовать английскую фолк-музыку и донести ее до более широкой аудитории. И он понимал, что даже в отсутствие Сэнди Ричард не захочет быть жестко привязанным к репертуару, состоящему только из традиционного материала. Поэтому Хатчингс убедил Мартина Карта и Мэдди Прайор присоединиться к нему в ново-образуемой группе Steeleye Span. Таким образом, Fairport Convention лишились двух своих крыльев.
Оставшиеся участники группы любили быть в дороге, не могли дождаться, когда можно будет исполнять новый материал на гастролях, и рвались в Америку. Ричард и Суобр могли взять вокальные партии на себя; все, что им было нужно, — это басист. Музыканты снисходительно отнеслись к «народнику» Суобрику, когда тот настоял на прослушивании своего бирмингемского приятеля, который играл на контрабасе в Ian Campbell Group. Сразу ставя новичка в сложное положение, они стали играть «Mattie Groves» и «Тот Lin», отличавшиеся «невозможными» басовыми партиями Эшли, причем делали это с головокружительной быстротой. Дэйв Пегг моргнул и ринулся играть то, что, как предупредил его Суобр, нужно было выучить назубок. Из дверного проема я видел, как будущее Fairport Convention обретает форму прямо передо мной. Пегг играл все, что ему подкидывали, с каким-то оттенком хулиганства, которого Эшли не смог бы достичь никогда Легендарная ритм-секция, которая украсит собою альбомы такого большого количества разнообразных артистов, была только что образована.
В 1970-м Fairport гастролировали настолько широко и часто, насколько мы могли найти для них ангажемент. В вечер американского дебюта группы, произошедшего в клубе Troubadour в Лос-Анджелесе, из аудитории их поприветствовала Линда Ронстадт. Когда у ребят закончились песни на бис, они пригласили ее присоединиться к ним «Но я не знаю никаких английских песен!» — кричала она «Все в порядке, мы знаем все ваши», — сказал Саймон. Ее вытолкнули на сцену, и Линда нервно спела первые ноты «Stiver Threads and Golden Needles», идущие без сопровождения. А потом услышала, как музыканты Fairport вступили по сигналу, идеально воссоздав ее аранжировку. Когда Ричард Томпсон выдал блестящее соло в стиле Джеймса Бертона, она почти лишилась чувств от изумления. Сет продолжался еще дополнительных сорок минут и включал в себя песни, которые Линда даже забыла, что знала.
В другой раз в клубе Troubadour появились Led Zeppelin (старинные бирмингемские приятели Дэйва Пегга), и Джимми Пейдж и Ричард Томпсон поджемовали, сыграв несколько ритм-энд-блюзовых номеров. Тем вечером мы с Джоном Вудом записывали выступление, и слушая эту пленку, становится ясно, что вокал Планта громче всех усилителей, Пейдж пытается не отставать от Ричарда во время исполнения джиг и рилов[217], а менеджер «зеппелинов» Питер Грант, сидящий за передним столиком, ругается на официанток и оскорбляет их.
С тех пор как Сэнди ушла из группы, мы с ней только и делали, что спорили. Я мог получить большой аванс от фирмы А&М на запись сольного альбома, но она хотела собрать группу со своим бойфрендом Тревором Лукасом Женщинам, добившимся успеха в шоубизнесе, часто бывает трудно поддерживать отношения с окружающими. Или это у мужчин возникают затруднения, когда они имеют дело со звездной исполнительницей? Многие женщины решают эту проблему, в конце концов связывая себя с собственным гитаристом (продюсером, менеджером, музыкальным руководителем) либо назначая своих (обычно неподходящих) мужчин на одну из этих ролей. Fotheringay, как Сэнди хотела назвать свою группу — в честь тюрьмы, где содержалась Мария Стюарт, — окажется замком, возведенном на неверном основании. Деньги, за счет которых всех держали на окладе, принадлежали Сэнди, но она вынудила меня составить контракт, по которому всем причитались равные доли. Блэкуэлл, А&М и я четко понимали, чего мы хотим; пластинку с песнями Сэнди, спетыми Сэнди, с именем Сэнди, напечатанным на конверте большими буквами. (Она была признана лучшей вокалисткой 1971 и 1972 годов по результатам опросов газеты Melody Maker.) Но Сэнди была полна решимости сделать Тревора равным себе. На пластинку, которую мы записали, вошли некоторые из ее лучших исполнений: «The Sea», «The Pond & the Stream», «Winter Winds», «The Banks of the Nile», — но остальные песни — просто альбомный балласт.
Fotheringay шумно транжирили аванс Сэнди, покупая большой комплект звукоусилительной аппаратуры (прозванный «Стоунхенджем») и «бентли», чтобы в нем разъезжать. Музыканты получали большие зарплаты, чем были в состоянии позволить себе участники Fairport Convention. Сэнди финансировала группу, не имея ни сил для того, чтобы быть ее лидером, ни денег, которых хватило бы надолго, поскольку она отказалась от американских гастролей из-за боязни летать. Отношения с Тревором превратили ее в комок нервов. И я передал свою роль менеджера Рою Гесту.
Первый альбом Fairport Convention, записанный полностью мужским составом, Full House, с уморительной статьей на конверте, придуманной Ричардом, был гораздо лучше, чем я мог надеяться. Единственной тучей на горизонте была проблема, так или иначе возникавшая по всему королевству Witchseason. Неопытные музыканты, записывающиеся в первый раз, нуждаются в руководстве продюсера и благодарны ему за это. Однако к четвертому или пятому альбому в процессе записи не остается никаких тайн, и многие музыканты все меньше и меньше желают, чтобы им кто-то говорил, что хорошо, а что нет. Учитывая, что на старых восьмидорожечных лентах свободной обычно была только одна дорожка, Ричард всегда предоставлял мне решать, оставить гитарное соло так, как есть, или перезаписать его. Теперь же, когда я хотел оставить соло, он настаивал, что его нужно стереть, и наоборот. Нашу «страну» стали наполнять недовольные. Многие из них на протяжении нескольких лет вроде бы были успешными, но мало чем могли похвастать. Если я был таким уж замечательным менеджером и продюсером, почему тогда они не стали богатыми?
В 1970 году я закончил шестнадцать пластинок, просто изматывая себя работой. А на Шарлотт-стрит кружили финансовые волки; мы задолжали по всем направлениям, и чем большего успеха достигали, тем, казалось, больше тратили. Рентабельность была для нас линией горизонта, которая постоянно отдалялась. И я начал подумывать о радикальных решениях.
Глава 29
В конце шестидесятых бывшая жена Джона Себастиана, Лоури, обосновалась в коттедже в Хартфордшире вместе со своей замечательной коллекцией пластинок. В один из вечеров я принес с собой пленки и ацетаты с материалом, над которым в тот момент работал, и вдобавок к этому несколько пластинок, которые, как я думал, были ей неизвестны. Мы предавались воспоминаниям и по очереди изображали диск-жокея. Когда я проиграл ей сигнальный экземпляр Five Leaves Left, она просто обезумела, говоря, как это прекрасно и какой большой успех ждет этот альбом.
Прослушивание Ника Дрейка привело нас к поискам Sunny Girl, англоязычного сингла шведской группы под названием Hep Stars. Несколькими годами ранее Лоури ездила в Стокгольм вместе со Spoonful, и кто-то взял их послушать эту местную команду, которая исполняла свой новый хит, очевидную копию «Daydream». Она полагала, что это умело сделанное посвящение, к тому же была в восторге от ведущего вокалиста, который сломал лодыжку, когда катался на лыжах, и выступал на костылях. У Лоури была лишняя копия пластинки, которую она отдала мне; она была права — ведущий голос временами действительно напоминал одновременно и Джона Себастиана, и Ника Дрейка.
В 1969 году гастрольное агентство Witchseason получило контракт на организацию европейского турне Фрэнка Заппы, и я присоединился к The Mothers of Invention во время их поездки в Стокгольм. Я перебирал пластинки на полках местного магазина, когда мой взгляд выхватил знакомое имя: Бенни Андерссон из тех самых Hep Stars, о которых говорила Лоури. На этот раз это был альбом на шведском, записанный дуэтом с Бьерном Ульвеусом. Пластинка оказалась просто прекрасной, полной роскошных мелодий и гармоний. Когда альбом Liege and Lief начал продаваться в Скандинавии, мне нужен был местный музыкальный издатель, чтобы собирать композиторские отчисления и помогать в продвижении моих артистов. В том, что касается поисков лучшего субиздателя, в других местах я полагался на рекомендации коллег, но в случае Скандинавии не стал смотреть дальше выходных данных на оборотной стороне конверта альбома Андерссона и Ульвеуса.
Я встретился со Стигом Андерсоном в Стокгольме в октябре 1970-го, в офисе компании Volar Music. Он был озадачен предложением издательских прав на артистов, о которых едва слышал, но оживился, когда я сказал, что не хочу получить аванс, а только предлагаю обмен. Я отдам ему Fairport Convention, Ника Дрейка, Сэнди Денни и Джона Мартина для Скандинавии, а он мне — англоязычные территории для песен Бенни и Бьерна. Стиг пригласил меня выпить что-нибудь вместе с ними тем вечером в отеле в центре города. После дружеского разговора о том и о сем, Бенни и Бьерн предложили мне не уходить: их подружки исполняли главные роли в ревю в стиле рубежа столетий, которое шло в фойе отеля. Там были и цилиндры, и высоко вскинутые ножки, и старые шведские песни из репертуара мюзик-холлов.