Неправильно? Глупо? Слишком наивно? Неосторожно?
— Я понял, — отвечает он. — Ладно.
И он не смотрит на нее, потому что ему совсем не «ладно». Потому что все те случаи, когда они остаются вместе, Джинни думает о Гарри, а Блейз думает о ней. У него эта гриффиндорка теперь из головы не выходит, но что он может сделать?
Они ничего друг другу не обещали.
В вечной любви не клялись. Они просто спали.
Помогали друг другу, не претендуя на что-то большее. И сначала все правда так и было.
Блейз не успевает заметить, когда его подводят собственное тело и разум. Просто сегодня он шел сюда сказать ей, что влюблен, а она говорит, что следует все закончить. Может, если бы они обговорили все заранее, то что-то бы изменилось?
Нет, наивно так полагать. Человеческая сущность — самая неожиданная и непостоянная из всего, что есть в этом мире.
Джинни часто моргает, нервно облизнув губы, и возвращается в реальность. От прохлады по спине бегут мурашки. Сколько они тут с ним уже стоят?
— И да, мистер Снейп, по поводу моего брата…
Северус смотрит на девушку. Джинни видит, что разговаривать о ее брате ему совсем не хочется, но она все равно скажет.
— Я бы на вашем месте больше Гермионе доверяла, — сообщает она. — Она же доверяет вам.
Мужчина чуть кивает, Джинни кивает в ответ. Больше говорить не о чем, к тому же, это самая продолжительная их беседа за все время послевоенного общения. Удивительно, они даже ни разу не фыркнули друг на друга.
Воистину чрезвычайно странный день.
Джинни идет к воротам, чтобы телепортироваться домой оттуда, потому что не хочет пересекаться с Гермионой сейчас и снова заходить в дом. Северус не задает лишних вопросов, только снимает защитное заклинание с железных прутьев.
— Миссис Поттер, — окликает он, когда девушка выходит за пределы ворот.
Джинни оборачивается.
— Спасибо, — коротко произносит он.
Девушка кивает и, закрыв глаза, покидает поместье Снейпов почти с облегчением.
Джинни попадает домой в начале девятого и прислушивается. Обычно в это время Гарри уже дома, но Джинни не слышит его присутствия. Оставив на софе сумку, девушка снимает с себя пальто и идет вдоль коридора.
Из ванной доносится плеск воды. Джинни кивает сама себе, понимая, что Гарри здесь. Она испытывает непреодолимое желание увидеть его и обнять, а еще… Взять и разрыдаться у него на плече. Взять и пустить слезы, как маленькая девочка.
И сознаться.
Рассказать обо всем, что она скрывает от собственного мужа о том тяжелом периоде войны, о котором они никогда не заговаривают. Может, в этом и есть проблема. Этот этап не проработан, и участники войны варятся в своих воспоминаниях в одиночку, снова и снова прокручивая в голове совершенные по наивности глупости.
Джинни сидит на кухне и нервно покусывает подушечку большого пальца. Она принимает решение, и назад дороги уже нет. Когда Гарри выходит из ванной и замечает Джинни, то сразу сияет и улыбается, заключая супругу в объятия.
Однако Гарри — парень не глупый, состояния Джинни видит на раз-два.
— Что случилось? — спрашивает он, глядя девушке в глаза.
Джинни вздыхает и сжимает его пальцы.
— Я должна рассказать тебе, — кивает она, — рассказать о том, что было, когда мы год почти не виделись из-за войны…
Гарри, утерев лицо полотенцем, садится на стул, не выпуская руки Джинни из своей. И она рассказывает. Рассказывает все с самого начала. Как не спала, как мучилась от тревоги, как глушила собственный характер.
Рассказывает истинную историю своего шрама на тыльной стороне ладони. Незабываемый подарочек от близнецов Кэрроу. И рассказывает про Блейза.
Джинни говорит правду, решается на это целиком и полностью. Она смотрит на их с Гарри руки, пока рассказывает, замечая, как он водит подушечкой большого пальца по ее шраму на ладони. Гарри с Джинни глаз вообще не сводит, пока она говорит.
Он не перебивает, не уходит, не высказывает упрека, лишь слушает. Когда Джинни заканчивает, она какое-то время молчит, ожидая ответа Гарри. Долго в молчании сидеть не получается, девушка сразу вскидывает подбородок и сводит аккуратные брови на переносице.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ну же, скажи что-нибудь, — шипит она. — Хочешь кричать — кричи. Хочешь обвинять — обвиняй, — воинственный настрой пропадает в тот момент, когда она смотрит в зеленые глаза мужа. — Только не молчи, прошу тебя, Гарри.
Джинни решается на этот разговор, потому что не хочет, чтобы между ними были хоть какие-то секреты, которые могли бы навредить им и их браку. Джинни любит Гарри. Любит искренне и глубоко. И она не позволит каким-то глупостям из прошлого вставлять им палки в колеса.
Ох, из-за своего состояния она критично эмоциональна!
Гарри наконец вздыхает.
— Джинни, война была, — наконец произносит он. — Мы не знали, будем ли живы завтра. Я каждый день с ужасом слушал радио, боялся услышать твое имя или кого-то из наших родных, — смотрит он на нее. — По наивности и глупости многие совершали необдуманные поступки, поэтому…
Он кривовато улыбается, глядя с той же любовью на жену. Она же его жена. Его Джинни. Которая всегда была, есть и будет. Прошлое его мало интересует, Гарри важно настоящее и будущее, которое они с ней строят на этой основе.
— Забыли, — просто кивает он и обхватывает ее лицо ладонью. — Это было давно, пусть в прошлом и остается.
— О, Гарри…
Джинни, не сдержавшись, всхлипывает, прикладывая основание ладони к губам. Гарри заключает ее в объятия и гладит по плечам, повторяя, что все хорошо. Он целует ее в кончик носа и стирает большими пальцами слезы с бледных щек.
Он не просит ее успокоиться, понимает, что ей надо выплеснуть это из себя.
— Забавно, конечно, что воспоминание прошлого ты рассказать не побоялась, а вот то, что важно для нас…
Джинни обожает, когда Гарри так делает. Когда говорит «мы», «нас», «наши» — это чертовски приятно. Только она отвлекается от сути предложения, но Гарри сразу это понимает, поэтому повторяет без просьбы.
— Важную для нас новость ты мне так и не сказала, — смотрит он на жену с бешеной нежностью.
Джинни округляет глаза. О, Мерлин, как же он понял!
— Ты знаешь? — не верит она, распахнув в удивлении глаза.
Гарри хмыкает.
— Разумеется, — парирует он. — Я же не глупый. И вот сколько сейчас?
Джинни утирает остатки слез с глаз и улыбается. Ох, Гарри все понимает и сам!
Неудивительно, если честно. Она сама за собой не замечает изменений в рационе и скачущем настроении до последнего момента. Списывает все на усталость на тренировках, а за циклом перестает следить совершенно, потому что из головы вылетает.
— Три, — улыбаясь, кивает она.
— Три недели, — искренне радуется Гарри, расцветая в улыбке, и тянется к жене, чтобы поцеловать ее.
— Три месяца, — исправляет его Джинни.
Гарри смотрит во все глаза на жену. Три месяца! Кажется, он не такой уж и внимательный.
— О, значит, я все-таки немного глупый, — замечает Гарри и улыбается, потянувшись к Джинни.
Он целует ее так трепетно и нежно, что в животе что-то екает от переполняющих чувств. Джинни понимает, что с каждым днем все сильнее влюбляется в собственного мужа, хотя ей каждый раз кажется, будто сильнее любить Гарри она просто не может.
Оказывается, может.
Открыв Гарри правду, Джинни становится в сотню раз легче, даже дышать теперь спокойнее. Дрянной единственный скелет в ее шкафу наконец вываливается наружу, и Джинни искренне этому рада.
Гарри трепетно целует ее шрам на ладони, словно старается забрать всю ту призрачную боль, которую ей когда-то причинили. Она ложится сегодня в постель с не такими тяжелыми мыслями, как это происходит обычно.
Только одно ее сейчас беспокоит. Близкая подруга, которая сильно обижает ее, сделав неправильные выводы. Кажется, ей необходимо прислушаться к совету, который она сама сегодня дает Северусу: не предоставлять Гермионе возможности додумывать все самой.
