– Да, и она совсем не обрадуется, когда узнает, что ты не придешь на день рождения ее дочери.
– Но я не могу сейчас заводить ребенка, – сказала Джемма врачу.
Она никогда и не думала, что ее, именно ее тело может сделать что-нибудь такое серьезное, такое определенное, такое постоянное.
– В четыре месяца прерывать беременность уже поздновато…
– Не может быть! Я не могу делать аборт?
– Боюсь, что нет.
– И оставить его я тоже не могу.
Врач бессильно поднял руки.
Джемма посмотрела вниз, на свои ладони. Они тряслись, как тогда, у Кэт, в ванной, когда она обнаружила, что беременна. Она думала о той сумке с ярко-красными словами, которую всегда таскала с собой Лин. Сумка была набита вещами Мэдди. В ее комнате вещей было еще больше. Важные, технологичные на вид, нужные вещи, которые поддерживают в ней жизнь.
– Я как-то читала о подростках, которые родили ребенка, – сказала Джемма. – Они кормили его хлопьями, и ребенок умер.
– Слишком много соли, – пояснил врач.
– Но я ведь тоже могу это сделать! – вскрикнула Джемма. – Очень даже легко!
– Вы этого не сделаете. Информацию сейчас найти – раз плюнуть. Поддержки тоже сколько хотите. Есть клинические центры для молодых матерей. Есть материнские кружки.
«У меня и для себя-то ничего нет, – думала Джемма. – Холодильника нет. Работы нет. Мужчины нет. Сосредоточения и того нет!»
– Да. – Джемма поднялась. В приемной скопилась большая очередь. – Спасибо.
Врач посмотрел на нее:
– Всегда можно подумать о том, чтобы отдать ребенка на усыновление, если обстоятельства у вас таковы, что сейчас вы не можете его содержать.
– Да, мои обстоятельства именно таковы, – сказала Джемма.
Нет у меня никаких обстоятельств!
– Я могу дать вам кое-какую информацию…
– Нет, спасибо, – сказала она, потому что уже точно знала, кому она может отдать своего ребенка.
– Не дури! – отрезала Кэт, которая, кажется, не очень-то поверила в то, что Джемма и правда беременна. Она все спрашивала, точно это или нет, как будто Джемма могла не расслышать диагноз, поставленный врачом. – Не возьму я твоего ребенка. С тобой все будет хорошо. Все тебе будут помогать – мама, Лин, я… С тобой все будет хорошо. Это просто шок. Все молодые матери нервничают.
Она была несгибаема. Джемма улещивала ее, увещевала, но все без толку.
И только когда Джемма положила локти на стол, опустила голову на ладони и разрыдалась, Кэт наконец смягчилась:
– Ладно, ладно, я подумаю! – Она налила сестре чашку чая, села рядом и строго, осторожно посмотрела на нее. – Ты серьезно не хочешь стать матерью? Ты серьезно не хочешь этого ребенка?
В ее голосе звучало отчаянное желание.
– Серьезно, – ответила Джемма. – А ты бы стала чудесной матерью. И потом, мы же тройняшки! Этот ребенок, можно сказать, общий.
– Не хочешь же ты сказать, что забеременела только для того, чтобы сделать меня счастливой?
– Нет. Я просто не могу завести ребенка и не могу сделать аборт.
Не могла потому, что уже очень любила этого ребенка. Маленького ребенка Кэт, мальчика или девочку, племянника или племянницу. Конечно, очень любила.
Все обязательно будет хорошо.
Это был беспроигрышный вариант.
Лин не переставая говорила о Чарли.
– Ты только раз его видела, – сказала Джемма. – Уж не знаю, чем он так тебя зацепил.
– Я просто думаю: он точно хотел бы знать, что у него будет ребенок.
– Ты так говоришь, потому что он схватил Мэдди, чтобы она ноги стеклом не порезала. Как будто этим он продемонстрировал свой отцовский инстинкт!
– Я так говорю потому, что твой моральный долг – сказать ему!
– А если он захочет ухаживать за ребенком? Так не пойдет. Кэт не захочет этого.
– Я думала, ты переживаешь из-за Чарли.
– Ай, не хочу об этом больше говорить.
К величайшему удивлению Мэдди, Лин взяла диванную подушку и несколько раз стукнула ею себя по голове.
Днем Джемма старалась не думать о Чарли, но каждый вечер у нее возникало чувство, что он рядом.
Сны стали походить на кричаще-яркие фильмы ужасов. Они были очень живые, очень длинные и всегда с участием Чарли.
В снах Чарли вовсе не был милым человеком.
Однажды он ткнул ее прямо в живот острым концом лыжной палки. Джемма опустила глаза и увидела на свежем снегу алые пятна крови. «Вот же он!» Чарли совал руки прямо ей в живот и радостно вынимал оттуда ребенка. Это была девочка – Мэдди – в синем джинсовом комбинезончике, вся в кровавой слизи и родовой смазке. Она оскалилась, глядя на Джемму, и протянула ей ручку, чтобы та поводила по ней пальцем. «Отлично, мать твою, Джемма! – орал Чарли. – Ты же знала, что мы едем нырять!» – и помчался на лыжах вниз, прижав к себе Мэдди. Джемма бросалась было за ними, но ее ноги увязали в снегу, и она не могла сделать ни шагу. «Ох и достанется же тебе от Лин!» – кричала ей Кэт, пролетая мимо на лыжах. Максин, ковыляя по снегу на своих высоких каблуках, выговаривала ей своим строгим голосом: «Вернись по своим следам, Джемма! Где ты в последний раз видела Мэдди? Вспомни!»
С огромным усилием она вырвалась из этого сна и широко раскрыла глаза.
Что это на простыне? Лужа крови? Она что, теряет ребенка? Дрожащей рукой она включила свет, и кровь исчезла. Простыня была совершенно белая.
Она вспомнила, как, когда они еще были вместе с Чарли, ей приснилось, что она забыла ребенка в шкафу. «Нет у нас никакого ребенка, глупенькая, – сказал он ей тогда. – Пошли спать. Это просто дурной сон».
Как он был мил с ней… «А сейчас – пожалуйста, – думала она, – тычет в меня лыжной палкой».
– Это из-за денег? – спросила как-то Лин. – Из-за денег ты считаешь, что не можешь позволить себе ребенка?
– Да, ты угадала, – сказала Джемма. – Я нищеброд, который не может позволить себе ребенка, и вот отдаю его богатой даме. Ах, миледи, если бы вы только знали, что мне пришлось пережить!
– Заткнись. Отец сказал, ты хорошо заработала на акциях.
– Ну, это я так… Выделывалась немного, чтобы отец порадовался.
– Но ты и правда играешь на бирже? Как тебе это пришло в голову?
– После Маркуса у меня осталось немного денег. Я не знала, что с ними делать. Мама хотела, чтобы я стала финансовым консультантом. Потом я прочитала, как обезьяна с завязанными глазами играет в дартс почти так же хорошо, как профессионал играет на рынке акций. Так что я купила газету, открыла список акций, закрыла глаза и ткнула пальцем.
– Джемма!
– На следующей неделе компания объявила о большой прибыли и акции подпрыгнули сразу на двести процентов. Я чуть в обморок не упала, когда прочла об этом. Как я разволновалась! И сразу же попала на крючок.
– Так ты что же, и сейчас закрываешь глаза и тычешь пальцем?
– Сейчас уже нет, – ответила Джемма, чувствуя себя глуповатой, – сейчас уже больше технического анализа. Я наблюдаю за соотношениями, за трендами…
Лин пришла в ярость:
– Да делаешь из меня дуру!
– В школе мне всегда нравились математика и экономика, помнишь? И я была, между прочим, среди лучших. Мне всегда казалось, что такие, как я, в математике вообще не должны бы соображать. Но, кажется, все-таки соображаю…
– Так почему же ты вечно сидишь без денег?
– А я их не трачу. Никогда ни одного цента не потратила. Я их дальше вкладываю. И у меня уже собрался маленький доверительный фонд для ребенка Кэт.
– Для твоего ребенка.
– Для ребенка Кэт.
Беременность Джеммы шла своим чередом, а тактика Лин становилась все грязнее.
Как-то раз Джемма услышала, как сестра спрашивала Кэт:
– Ты хоть понимаешь, что этого ребенка будут всегда связывать с Анджелой? С женщиной, которая увела у тебя мужа?
– А мне плевать. Джемма же этого хочет, не я.
– Боишься ухаживать за ребенком? В этом все дело? – спросила Максин Джемму. – Ты же знаешь – я помогу.
– Спасибо, мам. Кэт, скорее всего, потребуется твоя помощь.
– Джемма! Ты хоть одно мое слово слышала или нет?
– Вы с сестрой прямо несгибаемые какие-то! – взорвался Фрэнк. – Какие все-таки люди узколобые! Сами себя загоняют в рамки! А я вот могу из них выйти! Я матери так и сказал: если от этого мои девочки счастливы, то и я тоже счастлив!
– Спасибо, папа.
– А Чарли мне нравился, хороший был парень, – вставила бабушка. – Я уверена: он женился бы на тебе, если бы ты ему сказала. Уверена: женился бы! Ну и что, что Дэн сделал глупость с его сестрой? Вот Дэн мне никогда не нравился!
Чайковский и гуакамоле
Ах, он… Его звали Алан. Старая история.
Однажды вечером мы вдвоем отправились слушать оперу в парк. Перед нами расположилось большое семейство. Вы знаете, какая там всегда толпа. Алан начал кипятиться, потому что они со своим скарбом для пикника заползли на нашу территорию и довольно шумно себя вели. Но в конце концов, это же парк, а не оперный театр!
