подумал: «Может, лежа так не делают?» — и не ответил.
Новобранцы в первую же неделю военные словечки освоили: «так точно», «никак нет», «разрешите обратиться». У него эта словесная простота как-то с трудом ото рта отскакивала. Что-то некомфортно получалось вместо «нет» «никак нет» произносить. Это неудобство он испытывал до самого конца учебки, и еще многого не понимал. Например, не понимал, зачем погранцу иметь четкий строевой шаг, поэтому когда серьезный седой майор спросил его, желает ли он попасть в школу сержантов, он категорически отказался. Удивленный майор спросил его как-то не по-военному:
— Почему?
Он четко сформулировал ответ:
— Не могу командовать людьми.
Майор махнул рукой и спросил, уже обращаясь на «вы»:
— А куда же вы хотите, рядовой, попасть после учебной роты?
— На заставу, — ответил он.
— Будет тебе застава, — услышал он в ответ.
На заставу их доставили ночью на барже. Поселили — то есть распределили по койкам, — и тревожная радость разлилась в сердце его. Кончилось неудобство учебной роты — жизнь в палатках с утренними пробежками, борьбой с дерном при помощи саперной лопатки, шаганием по размеченным квадратам, — и, как представлялось ему, начиналась новая жизнь — настоящие пограничные будни.
На заставе они, салаги, обнаружили тишину и какой-то домашний уют. В деревянном одноэтажном здании фактически не было огромной казармы. Погранцы размещались в небольших комнатках с печным отоплением. Там, где его поселили, коек всего-то было штук десять, три из которых были заняты спящими, остальные свободны и заправлены по уставу. Утром, проснувшись, он обнаружил ту же картину, только спящие наблюдались уже на других местах. А вечером он пошел в первый свой наряд, и ему сильно повезло: старшим наряда у него оказался «дед», его тезка, и наряд был несложный — секрет, — да и погода осенняя еще не была мокрой и холодной.
А здесь центр лицензирования искусств встретил его скучной тишиной. Он, конечно, понимал, что скучная тишина — это всего лишь его субъективная эмоция: на самом деле в здании полно чиновников и что-то здесь делается, крутится, готовятся бумаги и решаются проблемы творческих людишек, в том числе и таких как он.
В вестибюле успели оборудовать проходную с турникетом, и строгая тетка в полувоенной форме равнодушно следила за входящими. Он дождался, когда возле проходной образовалась пустота, хотел двинуться вперед, но странная робость охватила его, словно кто-то насильно подталкивал его сзади, а в голове мелькнула мысль: может, не ходить туда?
«Вот уж не первый раз иду сюда, а никак не привыкну», — подумал он, заставил себя улыбнуться и бодрым шагом подрулил к тетке.
Он вспомнил, что каждый раз делал одну и ту же ошибку — здоровался и спрашивал, можно ли пройти. Теперь он решил действовать иначе. Он сделал серьезное, почти угрюмое лицо, сделал его сосредоточенным никак не меньше, чем, на мировых проблемах, и, не глядя на тетку, уверенным движением руки повернул турникет.
— Дедуля, вы куда? А пропуск? — услышал он грозный голос тетки.
Не обращая на нее внимания и не замедляя темпа движения, он прошел первое препятствие и энергично поднялся по лестнице на второй этаж. Краем глаза заметил растерянные, суетливые попытки тетки организовать погоню. Она что-то дергала у турникета и явно готовилась броситься за ним. Он не стал испытывать судьбу и стремглав рванул вправо по коридору. Мельком разглядев табличку с надписью «туалет», ворвался туда и спрятался в кабинке. Сердце прыгало в груди, и ему пришлось с минуту восстанавливать нормальное дыхание, затем он услышал торопливые шаги и голоса.
— Фу, это невозможно — так долго совещаться… Ужас!
— Эдак здоровье можно повредить.
В кабинках синхронно хлопнули двери.
— «Усилить работу с клиентами». Ты слышала это? — первый голос вышел из кабинки.
Друг за другом сработали сливы.
— Да, — подтвердил второй голос. — Они думают, что мы сидим без дела.
— Сами же затеяли замену форм.
Кто-то открыл кран. В раковинах зашумела вода.
— Твой вообще… Продлить работу отделов до восьми. Псих ненормальный!
Шум воды прекратился. Он затаился и стоял не шелохнувшись.
— Слава богу! Сократ — голова. А то бы до сих пор сидели!
— Да, умница этот Сократ! Ведь так просто — новые образцы вводить по мере обращения.
Он скорее почувствовал, чем понял, что речь идет о лицензиях, и машинально переступил с ноги на ногу.
— Там кто-то есть, — шепотом произнес один из голосов.
Он почти перестал дышать.
— Тс-с… — прошипел второй голос.
— Кнопка, это ты, что ли?
Он решил стоять насмерть.
— Да ну, никого там нет.
Снаружи ручку его кабинки дернули два раза.
— Закрыто изнутри, — услышал он шепот.
Некоторое время он еще слышал какие-то шорохи, затем хлопнула входная дверь и всё затихло. Минуты две он выждал, тихонько открыл дверь и выскользнул в коридор. Обернувшись, он увидел женский знак, выругался про себя и наобум двинулся по коридору.
Он шел, читал таблички с незнакомыми фамилиями, лихорадочно пытаясь вспомнить, где здесь находится приемная. Ему очень хотелось убедиться в правоте своей догадки: ему не надо менять бланк лицензии, но, даже еще не убедившись в этом, он уже был частично счастлив.
— Ой! — неожиданно из дверей вылетела пожилая дама с круглым веселым лицом. — Ой! — повторила она, случайно загородив ему дорогу. — Ой! А я вас узнала.
Он испуганно отшатнулся от нее.
— Вы поэт… — она назвала его имя. — Мне надо срочно поговорить с вами. — Она оттеснила его к стене и заговорщицки продолжила: — Я пишу. Пишу тайно. Я знаю: только вы сможете мне дать правильный совет!
Он попытался что-то возразить, но было уже поздно: дама, уцепившись пальчиками правой руки за его черную пуговицу на пальто, активно ее покручивала и шепотом продекламировала:
— Осень краски распустила —
Хочет нас порадовать.
Но и лето не забыло
Зеленью поглядывать.
Ей не стоит нас смущать —
Лето будет погибать…
Он начал опасаться за свою пуговицу, но сзади была стена и отступать было некуда. А дама с придыханием шептала следующие строчки:
— Уходить подальше будет —
Осень лето не забудет.
И глядишь — уже зима
Из ветвей глядит сама.
Дама прекратила крутить пуговицу, и он немного успокоился.
— Ну как? — спросила она.
— Хорошо, — сразу ответил он.
— В смысле поэзии? — переспросила дама.
— Во всех смыслах, — ответил он.
— Я имею в виду чувства! — не унималась дама.
— Да, и чувства хорошие, — ответил он и неожиданно спросил: — Вы знаете Сократа?
— Странно. Вы не знаете Сократа? — удивилась дама. — Это такой…
