что со мной сделал Кат.
Как только большие черно-белые снимки были убраны в портфель, Кат позволил мне помыться, насколько это было возможно, в маленькой ванной комнате операционной. Кровь Дэниеля и автокатастрофы стекала в отверстие канализации, показывая царапины и синяки во всем их красочном великолепии.
У меня не было косметики, чтобы скрыть отметины, и не было выбора в одежде, я была вынуждена надеть то, что Кат захватил из моего чемодана по дороге из Алмаси Кипанга.
К сожалению, он не выбрал одежду, которую я искусно переделала, оставив меня без скальпелей и вязальных спиц, оставив меня уязвимой.
Единственной хорошей вещью, произошедшей в кабинете врача, было то, что миловидный мужчина дал мне батончик мюсли ― либо увидев, как я пялилась на его сэндвич, лежащий на столе, пока он делал рентген, либо заметив, как меня шатало от слабости, когда Кат тащил меня.
Я не слишком высокого мнения о его практической деятельности, учитывая, что он не проверил, правильно ли наложен мой гипс, и нет ли серьезных повреждений, но я вцепилась в предложенное подношение прежде, чем Кат успел его забрать.
Учитывая сроки Ката, он предполагал, что через несколько дней моя голова будет в корзине. Кого волнует, что на мою руку неправильно наложен гипс? Мне недолго осталось ее использовать.
Вот чего ты боишься.
Но этого не произойдет.
Я согнула пальцы, проверяя уровень боли при переломе. Хватка была слабой, и мне было больно шевелить пальцами, но все же они двигались. Пальцы работали, за что я была благодарна. Я не могла смириться с мыслью, что больше никогда не смогу шить, держать в руках изощрённые иголки и кружева.
Кат многого меня лишил ― он не мог лишить меня жизнедеятельности и навыков.
― Поторопись.
Кат потянул сильнее.
Пошатываясь, я шла рядом с ним, тяжело дыша, так как каждый шаг отдавался ноющей болью в руке. Боль отдавалась под мышцами и кожей, пульсирующий дискомфорт лишал меня энергии.
Как только мы прибыли в аэропорт, Кат бросил джип на долговременной парковке, взяв с собой только портфель. В тот момент я подумала, не будут ли нас допрашивать на предмет подозрительного поведения при дальнем перелете без багажа. Но закатила глаза и постаралась не фыркнуть.
Это Кат Хоук.
Эта часть Африки принадлежит ему ― несомненно, охрана аэропорта тоже принадлежит ему.
― Черт возьми, Уивер. ― Кат замедлился, подстраиваясь под мои шаркающие шаги. ― Мы опоздаем на самолет.
От новой пульсирующей боли на глаза навернулись слезы.
― Я хочу опоздать на самолет. Хочу вернуться к Джетро.
Всю дорогу я, не переставая, думала о Кайте. О нем, привязанном к стулу, истекающем кровью и охваченным лихорадкой. О том, что у него не было выбора, кроме как смотреть, как меня уводят.
Меня замутило из-за съеденного ранее батончика мюсли.
― Ты оставишь его в живых… да? Ты сдержишь обещание и не причинишь ему вред.
Кат жеманно улыбнулся.
― Не забивай свою хорошенькую головку подобными мыслями. Вскоре такие мелочи перестанут иметь для тебя значение.
Скрытый намек на мою смерть должен напугать меня. Я должна бороться, кричать и действовать как террорист, чтобы меня не допустили на самолет. Но страх перед допросом и тюремным заключением заставил заткнуться.
Кат был безумен, но он был один. Одно бьющееся сердце, которое можно проткнуть. Одна жизнь, которую необходимо уничтожить. Если бы меня забрала полиция, я бы не знала, с кем и как бороться. Я одна.
Да, но ты останешься в живых.
Возможно, в Англии я бы устроила скандал. Но не здесь. Мне неизвестно, насколько могущественны Хоуки в Африке. Кат может убить меня, не моргнув глазом, на глазах у полиции. Подкупив копа, можно организовать удобное самоубийство в моей камере.
Нет-нет, я подожду.
Я вернусь в Англию, в свой дом, в страну, которую знаю и где смогу обменять свою жизнь на лучших условиях.
На регистрации, когда представитель компании передавал наши паспорта и посадочные талоны, Кат не выпускал меня из рук. Темнокожие сотрудники службы безопасности аэропорта не смотрели в нашу сторону, пока Кат тащил меня через таможенную и иммиграционную службу к конвейеру проверки багажа.
Чем ближе мы подходили к металлоискателю, тем сильнее билось мое сердце.
Не думай о бриллиантах.
Вцепившись пальцами в мой бицепс, Кат прошептал:
― Если ты привлечешь нежелательное внимание или выкинешь какую-нибудь глупость, я отдам приказ Маркизу заставить Джетро заплатить.
Я задрожала, присоединившись к очереди на проход через металлоискатель.
От страха у меня пересохло во рту, моя очередь стремительно приближалась, и я крепко сжала сломанную руку. Не знаю, почему это сделала ― из-за боли или нелегальных бриллиантов, находящихся там. В любом случае, румянец и испарина на моей коже сыграли важную роль в маскараде Ката, подтверждая, что меня лихорадит от боли, а не контрабанды в гипсе.
Женщина-офицер улыбнулась и махнула мне рукой.
― Проходите, мэм.
Я прошла через арку и вздрогнула, когда раздался звуковой сигнал.
― Стойте.
Женщина подошла ближе, взмахнув палочкой за моей спиной и спереди.
Зажмурившись, ожидала, что она меня задержит. Я боялась, что она обнаружит бриллианты стоимостью в миллионы фунтов и приговорит меня к смерти через повешение.
Что лучше? Повешение или гильотина?
Что за нездоровые мысли?
Прошел Кат, сигнализация не сработала, он ухмыльнулся, забирая свой портфель с ленты проверки багажа. Он остановился рядом со мной, не вмешиваясь, пока женщина еще пару раз проверила меня, металлодетектор не подал звукового сигнала.
Она опустила руку, махнув мне, чтобы я проходила.
― Приятного полета.
― Э-эм, спасибо.
Я поспешила вперед, пот ручьем стекал по позвоночнику. Предплечье под гипсом зудело, и это медленно сводило с ума. Кат положил руку мне на поясницу и повел в зал вылета.
― Видишь, все было не так уж плохо, правда?
Он говорил тихо, не
