В стеклянные двери танцующего, полупьяного, в сигаретном дыму зала, вошел расстроенный чем-то Леха и отыскав глазами братьев, приветливо им кивнул.
— Ходи сюда — пригласил его Эдик.
— Привет, ты что такой кислый — налил он приятелю фужер вина и пододвинул блюдце с бутербродами.
— Хадича с Кутулика звонила, говорит, если через неделю не покажусь, то про роман наш абсолютно все жене моей расскажет.
— Попал ты, не позавидуешь. Крутись, гриву вешать не советую. Эдька, капусту Ветерку отдай, что ему причитается.
Младший брат положил перед подельником его деньги.
— Съезди к ней, Леха, а то еще правда она свою угрозу выполнит. Бабы — дуры, сам знаешь. Поедешь?
— Придется, — плеснул себе Ветерок на донышко. Эдька, ты ведь все равно болтаешься, поддержи меня?
— Я готов, а что нужно?
— Со мной сгоняй. Базу заодно проведаем, бичей. Девок своих пощупаешь.
— Олега, я тебе не нужен?
— Вроде нет.
— Тогда мы отваливаем.
— Счастливой дорожки. Когда дернете?
— В понедельник, — решительно снял куртку Леха. Сегодня гульнем по человечьи.
— Официант!
— Ветерок, давай с пятизарядки постреляем. Братан сказал — ты ее обрезал?
— Сейчас, что ли?
— Нет, конечно, — отправил в белозубый рот столовую ложку икры Эдик.
— Завтра, до понедельника ведь время еще есть. Выспимся и в лес махнем.
— Патрона всего два осталось.
— Меня Костя на остановке случайно встретил, он к Олеге шел и передал ему две пачки. Картечью, говорит, заряжены.
Леха остался в «Кристалле». Святой с детьми ушел домой, а Эдик, накачав шампанским знакомых девчонок с пищекомбината, на полусогнутых уплелся ночевать к ним в общагу.
***
Первого мая выдался теплый, солнечный день. На березке под балконом лопнули почки, и с них проклюнулась клейкая зелень листиков. Олег, горячо поддерживаемый сыновьями, без труда уговорил жену и, прихватив с собой немного продуктов, семья провела праздник в лесу, чуть выше «Березовой рощи». На следующий день погода стояла еще лучше и, отобедав, папины убежали купаться на «лягушатник», как они звали небольшое, рук человеческих озеро, на краю поселка, в которое с местной ТЭЦ по трубам, проложенным под землей, бежала теплая вода, а их родители при открытых дверях балкона, пили кофе.
— Приятного аппетита, — возле резного ящика под цветы, появилась лохматая Костина голова.
— Олега, выйди на пять минут, посекретничаем.
— Пока не доешь, никуда не пойдешь. Надоели твои дружки. Последний раз предупреждаю, по выходным дням пусть лучше не показываются.
— Слышал, Кот, мотай на ус. В один прекрасный момент можешь запросто без глаз остаться, — улыбаясь, допил Святой кофе и, взяв ведро с мусором, вышел в ограду.
Приятель сидел под грибком детской песочницы и пересыпал с руки в руку песок.
— Привет, чучело. Хоть бы причесывался, когда ко мне прешься или у тебя расчески нет?
— Не до марафета, — отмахнулся Костя.
— Что так?
— Вчера с Люсей и сынишкой на дачу к матери нарезал, а сегодня вернулся, квартиру нашу кто-то видимо ночью ободрал.
— Дюзнули много?
— Вещи, черт с ними, а вот ружье пятизарядное, помнишь, какое я тебе тогда продал?
— Помню.
— Вот точно такое же увели, «МЦ — двадцать один двенадцать». Хоть охотничий билет, слава богу, при себе был.
— Наметки на кого имеются?
— Примерно догадываюсь, кто мог это сделать — замолк Кот. Что-то мешало ему продолжать.
— Не стесняйся, рожай, ткнул его локтем в бок Святой — дело житейское, с любым может произойти. Ну, давай, выкладывай.
— Женька Бурдинский, выше тебя на два дома живет. Высокий такой, худощавый. На левой руке трех пальцев нет.
— Погоняло есть?
— Беспалым кличут, знаешь такого?
— Нет.
— Он судимый, весь в наколках. Я думал, ты с ним где-нибудь вместе в тюрьме сидел.
— Нет, Костя, не встречал, — вспоминая, тер лоб Олег.
— А чем он сейчас занимается?
— Воду мутит. Не работает, каждый день пьяный. Сгуртовал вокруг себя малолеток и с ними, как мне кажется, по хатам лазит. Помоги ружье найти, до гробовой доски благодарить буду.
Квартиру Кота, в натуре, как потом выяснится, взял Беспалый, но очень чисто и менты его ни сейчас, ни потом не потревожат. Найдет винт Святой.
— Ничего конкретного, Костя, пообещать тебе, к сожалению не могу. Подкатывай завтра вечером часикам к десяти сюда же, что-нибудь попробуем решить.
Олег вывалил в баки мусор, вернулся домой и, умывшись, брякнул Ветерку.
— Чем занимаешься?
— На дачу собираюсь.
— Не очень торопишься?
— Да нет, а что?
— Выходи к детскому садику. Потолкуем. Я переоденусь и минут через пять подгребу.
У решетчатого разноцветного забора, на низенькой лавочке, ковырялся сухой прошлогодней травинкой в рандолевых коронках, Леха. Сплюнув сукровицу под замшевый кроссовок, он пододвинулся на скамье, освобождая место для подельника.
— Срочное что-нибудь?
— Как посмотреть. Кот от меня только что умотал. У него вчера хату вымолотили.
— А ты тут причем? — искренне удивился Ветерок.
— Нужно бы ему помочь. Мы ведь маломальские, но приятели. Да и вообще вчера его обокрали, а завтра тебя наладят или меня. Никто от этого не застрахован.
— Так-то правильно базаришь, шустрили бы где-нибудь на стороне. Из-за них и нас легавые на мушку возьмут. Давай найдем, кто этим промышляет, — оживился он. Но как?
Святой подробно передал приятелю, какой разговор состоялся у него с Костей. Тот внимательно, не перебивая, выслушал.
— Что предлагаешь?
— Завтра к десяти до меня греби, Кот тоже подойдет. Потолкуем с ним, а там видно будет.
С «лягушатника» прибежал старший сын и, жадно выцедив кружку холодного молока, растянулся на ковровой дорожке в спальне.
— Максим, подъем. Выбирай, что делать будешь, пылесосить или полы шкварить?
— Неохота, батя. Почему только мы с тобой генералим? Пусть мать занимается.
— Мать варит на нас и стирает, а наше дело квартиру в чистоте содержать. Еще я тебе советую свои трусы и носки самому стирать.
— Ничего себе заявочка!
— Ты сам, что ли себе белье стираешь?
— Трусы с носками — да.
— А почему?
— Потому, что я взрослый. Уважаю себя и мать свою. Пылесосить будешь или второе?
— Хочу жениться.
— Ясно море, на «лягушатнике» приятней.
На следующий день, как и договорились, троица скучковалась у пятиэтажки Олега в песочнице.
— Пацаны, примите меня к себе в банду.
— Ты словно в комсомол просишься, — ухмыльнулся Леха — ну поливай дальше?
