миг обратившись к чувствам, я услышал совсем рядом хриплое, надрывное дыхание и полные муки стоны. Мои люди были живы, но приходилось им несладко. Гораздо более несладко, чем мне, их магистру.
Я стиснул бесплотные зубы и вновь использовал Прикосновение Весны, а затем ещё и ещё раз, прерываясь лишь на то, чтобы отойти от боли, оценить состояние меридианов и попытаться разглядеть настоящий мир. И, в конце концов, сумел это сделать.
Я лежал на животе, вытянувшись струной, с левой же рукой, вытянутой вперёд. Голова была вывернута набок, и левый глаз оказался лишь чуть выше уровня земли. Видно было бушующее вокруг марево стихий, расчерченное разноцветными нитями и чьи-то ноги. Подумав, я решил, что это ноги Седого: его халат, его сапоги. Кажется.
Через два вдоха я подтянул под себя руку и ногу. Было больно, словно я лишился кожи и мясом ощупал малейшую неровность земли под собой, но я легко это выдержал. Следом толкнулся от земли, медленно поднимая тело и садясь на колени. Это далось уже с большим трудом: мир качнулся, я не сразу сумел поймать равновесие, а сумев, огляделся уже сильней.
У моих ног лежал Седой, чуть левей, с той стороны, куда я раньше не мог глядеть, лежал Рутгош, больше впереди никого не было. Едва подлеченный глаз видел, конечно, плохо, да и марево мешало, но даже так я должен был сейчас видеть цепляющиеся за небо вершины в окружении облаков. Но не видел. Это означало только одно.
Я повернул голову и обнаружил и вершины, и остальных искателей. Далеко позади себя, шагах в трёхстах. Выходило, что тот голос, который я услышал, был голосом Седого. Или Рутгоша. Седой бросился меня спасать, ухватил за руку, которую тогда ожгло болью, потащил прочь, назад, пытаясь вырваться из ловушки. Я упал на землю, мне ожгло болью спину, ногу и прочее. Но сил моим спасителям хватило лишь на эти триста шагов.
Со страхом я вновь покосился на Седого и Рутгоша, но хотя я больше не слышал их полных боли хрипов, грудь у обоих то и дело поднималась, печати над их головами были на месте, они были живы.
Надолго ли?
Ловушка, которая по уверениям Рутгоша должна была отсечь всех слабее Предводителя, в крайнем случае заставить отступить и Предводителей, оказалась в несколько раз сильней, она свалила с ног даже сильных Властелинов Духа, она свалила с ног даже Властелина Духа, который долгие годы сопротивлялся стихии Зверя этапа Повелителя Стихии, она свалила с ног даже меня, научившегося пожирать стихию этого Зверя.
Сколько времени сумеет выдержать это марево Седой? Зеленорукий в своё время несколько дней с раной пробирался к порталу Пути, но Зеленорукий получил лишь небольшую рану и небольшую дозу яда и стихии Зверя, а не лежал под непрерывным потоком этой самой стихии. Больше того — основная часть моих людей вовсе не могучие Властелины Духа. Если Седому я щедро могу отмерить и день жизни, то для них счёт идёт на вдохи.
Я отчётливо осознал одну простую вещь — они все обречены. Мы слишком глубоко зашли в эту ловушку Древних. Даже если я сейчас встану и попытаюсь вытащить обратно хотя бы одного из них — я не успею — он умрёт раньше, чем дотащу его до начала кишки-ловушки, его сожрёт стихия.
Был только один выход. Только что я рискнул десятью узлами и несколькими меридианами, чтобы подлечить свой глаз. Риск оправдался, но теперь мне нужно было рискнуть большим.
Я мог сделать это любым участком тела, но снова должен был выбирать. Голова сразу отпадала, без головы я сдохну. Как не мог я рисковать и грудью или животом. Там слишком много важных органов — лёгких, сердца, желудка, средоточий. Если повредятся они, то я умру. Без ног я выживу, но даже без одной ноги я рискую никогда не выбраться отсюда, а вот без одной руки я уже когда-то был и даже приловчился без неё обходиться.
В любом случае, у меня не было выбора.
Поэтому я положил левую ладонь на грудь Седого и медленно выдохнул.
Помедлил, подгоняя в эту руку не самого крупного змея и пытаясь вдолбить ему нужные действия: погрузиться в Седого, жрать там чуждую этому телу стихию и не жрать привычную этому телу стихию.
А затем стиснул зубы и толкнул змея из своего тела прочь, в тело Седого.
Ощущения были…
Словно я вручил кому-то свой Пронзатель, этот кто-то его раскрутил, а затем обрушил мне на ладонь, безжалостно пробивая её шипом.
В сравнении с этой болью вся остальная — в коже, в глазах, в меридианах и прочих местах — померкла, стала мелочью.
Несколько вдохов я баюкал левую руку, обхватив запястье, кусая губы и пытаясь не стонать. Затем плюнул на эти попытки и хрипло выдохнул сквозь зубы:
— Ыргх-х-х!
Полегчало. Я развернул ладонь к себе и ожидаемо не обнаружил в ней дырки. Ничего не обнаружил, даже покраснения, а значит, нужно было продолжать. Я не знал, сумел ли вложить в змея свои приказы, справится ли он один там и вообще получилось ли отправить в Седого этого змея, не развеялся ли он между мной и им? Поэтому, кусая губы и раз за разом выдыхая своё «ыргх», я отправил в тело Седого ещё трёх змеев, а затем заставил себя встать на ноги. Здесь был ещё Рутгош.
Спустя ещё четырёх змеев и ещё четыре бесплотных удара огромного шипа в ладонь в ней так и не появилась дыра, но… по ощущениям, вместо пальцев у меня было сплошное месиво, а не по ощущениям я больше не мог пошевелить этими самыми пальцами левой руки, внутри меридианы ладони истончились, буквально порвались, но…
Если у меня всё получилось, то это малая плата, если не вышло, то…
Я невольно выдохнул ругательство:
— Дарсовы Древние, чтоб вам…
Оборвал сам себя. Что им? Они умерли четыре сотни лет назад, потеряв всё, что им было дорого. Что им?
Ногу Рутгоша я засунул себе под левую подмышку и зажал, Седого ухватил за штанину правой рукой и потащил. Обратно к остальному отряду, туда, откуда они так старательно меня тащили.
Три сотни шагов. Три дарсовых сотни шагов, которые я раньше мог пройти с улыбкой даже с вдесятеро раз большим весом на плечах. В этот раз уже спустя пятьдесят шагов я с хрипом считал каждый следующий.
Рвало болью всё тело, пульсировал болью правый глаз, а левый истекал слезами, из-за которых я
