горит. Не поддается кипящему маслу. И нисколько не застирывается. Изображение распятого Иисуса остается неизменным, в чем вы сейчас убедитесь сами…
Справа от алтаря виднелась еще одна дверь. Скорее всего, она вела в прилегающее крыло. Приближаясь к алтарю, Дисмас заметил в левой стороне занавешенный альков — ризницу, где хранили церковные одеяния и алтарную утварь. При отправлении мессы там облачались священники.
— А теперь прошу садиться.
Перед алтарем были выставлены кресла для высокопоставленных гостей. Тем, кто был чином пониже, полагалось стоять.
Дисмас, Ростанг, Карафа и монсеньор, сопровождавший кардинала, заняли свои места позади кресел. Дисмас встал чуть в стороне от Карафы, чтобы было удобнее за ним наблюдать. Карафа изучал каждый уголок капеллы так же внимательно, как Дисмас.
— Тут жарковато, — заметил герцог Карл.
Кардинал Арагонский взопрел под тяжелой парчовой ризой. По лицу герцога Урбинского тоже катился пот, оставляя извилистые прогалины в толстом слое белил, что придавало герцогу жуткий вид.
— Свежего воздуха! Побольше воздуха! — воскликнул Карл.
Один из иподьяконов распахнул балконную дверь, впуская живительный бриз. Все немедленно сморщили носы — многотысячная толпа паломников на площади под балконом источала едкие миазмы.
— Фу! — Герцог Карл поднес к ноздрям коробочку с ароматической смесью. — Благовоний, срочно благовоний!
Слуги поспешно внесли две огромные жаровни, наполненные тлеющими углями, и установили по обе стороны алтаря. Из большого серебряного ларца с позолотой иподьякон зачерпнул благовония и высыпал их на угли. К потолку взметнулись клубы дыма, наполняя капеллу тяжелым, но не лишенным приятности ароматом.
— Так гораздо лучше, — сказал герцог Карл. — Мы любим наших паломников, но уж больно они… благоуханные. Я предпочитаю смирну. А теперь…
Он выудил из складок плаща большой ключ. Архидьякон достал второй. Из ризницы вышли два епископа в митрах и церемонно представили свои ключи. Как ни прискорбно, Дисмасу пришлось расстаться с мыслью о том, чтобы выкрасть четыре ключа у четырех человек.
Архидьякон принял ключи, подошел к алтарю и преклонил колено. Потом он обошел алтарь кругом и скрылся за дарохранительницей. Оттуда донеслись звуки отпираемых замков и скрип тяжелой железной решетки, за которой хранилась плащаница.
Карл возобновил повествование:
— В тысяча пятьсот девятом году от Рождества Христова герцогиня Маргарита заказала великолепнейший ковчег у фламандского ювелира Ливена ван Латема.{39} — (Из-за алтаря выступил архидьякон с серебряным ларцом, переливающимся драгоценными камнями.) — Негоже упоминать сумму, в которую нам обошелся ковчег, — с улыбкой продолжал герцог, — однако мы бессильны побороть искушение. Да будет вам известно, что ковчег для святой плащаницы стоил нам двенадцати тысяч золотых экю!
Царственные особы понимающе закивали: цена была воистину царской. Дисмас прикинул, что это примерно половина суммы, которую Альбрехт занял у Фуггера, чтобы приобрести кардинальскую шапку.
— Несомненно, герцогиня Маргарита совершила доброе деяние, пожертвовав ковчег капелле, — продолжал Карл, — однако, будучи смекалистой особой, испросила взамен, чтобы ежедневно, до скончания веков, в капелле служили поминальные мессы о спасении души ее мужа Филиберта, герцога Савойского, и о спасении души самой герцогини. Ну не ловко ли?! Я и сам подумываю пожертвовать что-нибудь капелле, чтобы и за меня служили мессы до скончания веков. Видит Бог, мне это не помешает. А теперь…
По кивку герцога архидьякон поставил серебряный ларец на алтарь, откинул крышку и бережно притронулся к реликвии.
Плащаница была сложена прямоугольником размером в три фута на один. Пока архидьякон и епископы благоговейно расправляли складки полотна, Дисмас озабоченно считал развороты. Тридцать два.
— Помолимся же в молчании, — предложил герцог Карл.
Все склонили головы, за исключением Дисмаса — и Карафы.
— Ecce sindon! — провозгласил архидьякон. Се плащаница.
«К месту сказано», — подумал Дисмас. Иисуса после бичевания вывели на показ беснующейся толпе, и Понтий Пилат произнес «Се человек!», а не «Се царь иудейский!». Возможно, он хотел подчеркнуть, что жалкий, истекающий кровью страдалец на самом деле никакой не царь. Но замысел Пилата не сработал. Толпа продолжала требовать казни. Пилат разгневался и велел прибить к кресту, над головой Иисуса, табличку с язвительной надписью: «Иисус Назорей, Царь Иудейский» — на трех языках: иврите, греческом и латинском.{40}
Однажды, занимаясь поисками очередной плащаницы, Дисмас узнал, что, по словам святой Нины Грузинской, жившей в IV веке, плащаницу сохранила жена Пилата… Таких историй было великое множество. Он попытался вспомнить, как звали жену Пилата.{41} Клавдия? Согласно преданию, она приняла христианство и впоследствии была причислена к лику святых. В Евангелии от Матфея она просит передать Пилату, что, согласно откровению, бывшему ей во сне, Иисус ни в чем не виновен. Кальпурнии, жене Цезаря, тоже было откровение во сне накануне убийства супруга. Похоже, все имперские римские жены страдали откровениями во сне. В общем-то, это неудивительно, поскольку они предавались неуемному чревоугодию на бесконечных пирах.
Присутствующие дружно ахнули. В голове у Дисмаса немедленно просветлело, словно после грозы.
35. Вот и сходили на поклон!
— На фига нам эта треклятая плащаница? Двенадцать тысяч экю золотом?! Лучше стырить ящик.
— Кунрат, хоть мы больше и не монахи, ты все же попридержи язык, — вздохнул Дисмас. — Неужели ты не печешься о своей душе?
— Ты же сказал, что это подделка.
— Знаешь… Я не уверен. Может, подделка, а может, и нет. Как бы там ни было, не следует так о ней говорить.
— А дальше что? — спросила Магда.
В апартаментах собрались все, за исключением Дюрера, который отправился на приватную аудиенцию к герцогу Карлу.
— Я видел множество плащаниц, — продолжил Дисмас. — Однако же вот эта — особенная. По всем остальным с первого взгляда можно сказать, что они сделаны человеческими руками, а эта… Изображение едва заметно. Поначалу его не видно, а потом оно внезапно проступает перед глазами! Холст тонкой работы, плетение двойной елочкой, очень плотное. В Базеле мы с Дюрером купили такую же ткань. На холсте отпечаток тела в полный рост. Видно, что это высокий мужчина с продолговатым лицом и длинным, четко очерченным носом. Глаза закрыты. По словам герцога Карла, вблизи можно разглядеть отпечатки римских монет, положенных на веки. Но мы так близко не подходили. В местах пяти ран — кровавые пятна. На лбу кровавый след тернового венца. Руки, сложенные накрест, прикрывают пах. Заметно, что кровоточащие раны находятся не на ладонях, а на запястьях. Это исторически достоверно, потому что пробитые гвоздями ладони прорвались бы под весом распятого тела. Больше всего крови вокруг ран на ступнях. Далее, имеются следы крови от раны в боку, нанесенной копьем Лонгина Сотника. Несколько лет назад я приобрел это копье для Фридриха Саксонского. Рана находится под ребрами с
