Нервы и силы Гейл были на пределе, но она старалась держать себя в руках. Она знала, что самое трудное — окончательные переговоры с похитителями — еще впереди, и с тревогой ждала их звонка. Это все, что ей оставалось. Наконец они позвонили. Произошло это поздним вечером 30 июля, когда она уже собиралась лечь в постель.
Сняв трубку, она тут же узнала голос незнакомца, звонившего ей в первый раз, но на этот раз он представился, назвавшись Чинкуантой. Это имя в переводе с итальянского означало «пятьдесят», и Гейл ни минуты не сомневалась в том, что оно является вымышленным, своего рода легко запоминающимся кодом для последующих контактов.
Как и прежде, незнакомец был на удивление вежлив и обращался к ней «синьора». Однако, когда она заявила, что денег для выкупа еще не собрала, он взорвался от гнева и стал обвинять ее во лжи. Он не мог поверить, что такой богач, каким был Гетти, мог отказаться заплатить выкуп за внука. Гейл попыталась объяснить ему причины, которыми руководствовался дед Пола, но безуспешно. Ему, как и любому из итальянцев, подобная жестокость по отношению к родному внуку казалась дикой и невероятной.
— Что это за дед, который бросает в беде свою плоть и кровь, — раздраженно заорал Чинкуанта. — Не рассказывайте мне сказки! Я никогда не поверю в то, что самый богатый из американцев отказывается пожертвовать десятком миллиардов лир для спасения жизни родного внука. Не принимайте меня за идиота. Все, что вы говорите, — сущий бред.
Убеждать его было бесполезно, и Гейл попыталась смягчить его гнев, сказав, что для того, чтобы уговорить старика, ей нужно время, а также попросила, чтобы его приятели были с Полом поласковее. Он согласился дать ей небольшую отсрочку и заверил, что с ее сыном ничего не случится. Затем, после небольшой паузы, посоветовал Гейл попытаться собрать необходимую сумму, обратившись к остальным членам семьи Гетти.
Большинство нормальных семей в тяжелую минуту становятся более сплоченными, и родственники всегда поддерживают друг друга в беде и несчастье. Но семейство Гетти к этому большинству явно не относилось.
Поведение Гетти-старшего, казалось, парализовало всех остальных членов его династии, и никто из них не осмеливался поступать наперекор бесчеловечным принципам старого миллиардера. Пол-младший с отцом не разговаривал вообще, а Гордон и Рональд спокойно следили за событиями из Америки. В результате богатейшее семейство в мире выглядело раздробленным и неспособным спасти шестнадцатилетнего Пола.
В первые дни после похищения Пола Гейл была в отчаянии и, запершись с детьми в доме, отбивалась от назойливых репортеров. Ей очень нужна была поддержка и утешение, но все, казалось, о ней забыли. Теперь, когда она уже привыкла к душевной боли за сына и надеялась на какое-то чудо, к ней стало приходить множество писем от совершенно незнакомых людей, которые выражали ей сочувствие и советовали крепиться и надеяться на лучшее. Но от членов семейства Гетти она не получила ни строчки. Именно тогда она увидела это семейство во всей красе, с типичным для его членов безразличием и эгоизмом. Главным виновником этой отстраненности был безусловно Большой Пол, у которого на первом месте всегда были не человечность и сострадание, а его миллионы. Чем больше разрасталась его семья, разбросанная по разным концам света, тем труднее было ее членам сохранить нормальные человеческие отношения, и родственных связей практически не существовало. Как и Большой Пол, все они постоянно жили в страхе за свое благосостояние и спокойствие.
Только теперь Гейл поняла, что человечность и большие деньги несовместимы и что богатство лишает людей любви и сострадания. И самым жестоким и бессердечным из всех Гетти был патриарх семьи, миллиардер Пол Гетти-старший.
Август выдался неимоверно жарким, и все состоятельные итальянцы спешили скрыться от зноя в своих загородных виллах или в пансионатах на берегу Адриатики. В Риме заметно поубавилось число карабинеров и полицейских, и поиски Пола, похоже, откладывались до сентября. Более того, те, кто занимался этим делом, потеряли всякую надежду на успешное раскрытие преступления и решили пойти по более легкому пути, объявив похищение Пола мистификацией.
По их версии, Пол и его дружки-хиппи решили попытаться вытрясти из старика Гетти десяток-другой миллионов. Однако никаких доказательств в пользу подобной версии не было. К тому же вряд ли бы Пол, который очень любил свою мать, обошелся бы с нею так жестоко. Полностью это сомнительное предположение было опровергнуто несколько позже, после того, как Пол пострадал от рук похитивших его бандитов.
Тем не менее эта версия была удобным оправданием некомпетентности полицейских и карабинеров. Особенно ценили свою репутацию последние, упорно твердившие о том, что все их неудачи в расследовании похищения юного Гетти объяснялись тем, что никакого киднэпинга фактически не было.
Идея мистификации была привлекательна и для обывателей. Римляне всегда любили сенсации и сплетни, особенно если те касались жизни богатых иностранцев. Благодаря усилиям журналистов эта версия дошла и до ушей старого Гетти, а поскольку она оправдывала его отношение к случившемуся, то он сразу же в нее поверил. «Не кажется ли тебе, — спросил однажды Гетти у своего личного секретаря Норриса Брамлетта, — что парень и его мать состряпали все это дельце для того, чтобы заставить меня раскошелиться?»
Устраивало это предположение и Гетти-младшего, который, чувствуя, что не может помочь вызволить сына, стал все чаще прикладываться к рюмочке и баловаться героином. Дозвониться до него Гейл удавалось с трудом, и теперь тревоги и волнения в его голосе она не слышала.
Пол разговаривал с ней даже с некоторым высокомерием. Теперь он, как и остальные Гетти, были избавлены от угрызений совести и могли продолжать спокойно жить дальше, позабыв о юном Поле, совершившем, по их мнению, поступок, недостойный Гетти. Тем временем ситуация, в которой находился сын Гейл, становилась все более угрожающей. Теперь похитителям Пола для того, чтобы надеяться на получение выкупа, необходимо было доказать, что похищение вовсе не является мистификацией.
Прошла еще неделя, уже четвертая с момента похищения. Чинкуанта почему-то больше не звонил, и Гейл снова впала в отчаяние. Ожидание у телефона стало невыносимым, и в ее сознании начали рождаться ужасные картины возможных несчастий ее мальчика — автокатастрофа, тяжелая болезнь, насилие со стороны похитителей. Неизвестность стала для Гейл жестокой пыткой, и она по совету своего адвоката Джованни Джаковони решила обратиться к похитителям по телевидению.
