Нашлась и палка. Это была та самая палка, которой утром Грилле дирижировал своим храбрым войском. К концу палки прикрепили кусок материи, оторванный от простыни. Минутой позже белый флаг уже развевался на баррикаде.
Тем временем большинство юнцов, с которых не спускал глаз Алеша, укрылись в подворотне соседнего дома. Почти по-отечески Франц уговаривал их:
— Радуйтесь, ребята, что вы живыми вернетесь к своим матерям!
Вдруг вперед выскочил Грилле, на которого больше никто не обращал внимания.
— Все вы трусы! — крикнул он, сделав рукой отбрасывающий жест. — Трусы и предатели! — Несколько раз плюнув под ноги своим подчиненным, он выскочил на улицу с выпяченной грудью.
— Гарольд! — закричал Джонни. — Гарольд, остановись!
В тот же миг затрещали выстрелы. Не добежав до баррикады, Грилле медленно осел на землю.
— Стреляют сзади, — заметил робко один из парней.
Примерно в трехстах метрах бил пулемет из окна четырехэтажного углового дома, который особенно бросался в глаза из-за своих замысловатых лепных украшений и балконов. Пули цокали по мостовой, долбили баррикаду, отскакивали рикошетом от брусчатки и с неприятным визгом летели куда-то в стороны, оставляя дырки в штукатурке домов.
— Они стреляют потому, что мы выбросили белый флаг, — крикнул кто-то из парней.
— Но кто стреляет?! — спросил кто-то.
— Я видел, как сегодня утром туда заходили эсэсовцы, — ответил другой.
Джонни как прикованный смотрел на Грилле, который корчился, как червяк посреди улицы, за низким земляным бруствером. Иногда он подтягивал ноги к груди, пробовал ими упираться во что-нибудь, но не мог.
Вторично пробарабанила длинная очередь. На этот раз пули пошли выше, пролетев над баррикадой. Из дымной завесы на улице показались еще три советских танка, а за ними что-то массивное с толстым и длинным стволом.
Джонни дергал Франца за рукав комбинезона, показывая на Грилле.
— Он ведь истекает там кровью!
— А ты все еще торчишь здесь?
— Мы должны еще помочь!
Франц кивнул в сторону раненого и, переводя взгляд с одного парня на другого, спросил:
— И вы оставите вашего командира, не оказав ему помощи?
Все глядели в землю — кто смущенно, кто с явным отказом, а один из них даже проворчал:
— Но мне пока еще не надоело жить.
— А ты? — Франц толкнул локтем парня с веснушками.
Тот скривил рот, слегка мотнул головой.
— Он нарушил все мои планы, и только потому, что он командир отделения, — ответил он.
— Что это должно значить?
— Если бы он меня послушал, тогда ничего этого бы здесь не случилось, — ответил веснушчатый.
За баррикадой раздался новый взрыв. Снова стреляли из танка. Снаряд разорвался у углового дома с лепными украшениями. Он попал точно в окно, из которого стрелял пулемет. Посыпались кирпичи и часть черепицы с крыши.
— Эх, вы, герои! — упрекнул Франц парней из гитлерюгенда. — Где же ваше боевое товарищество? — Сказав это, он, делая большие шаги, вышел на улицу, схватил Грилле под руки и потащил его в подворотню.
Глаза Грилле не открывал, он до боли закусил себе верхнюю губу. Узкое лицо было бледным как мел.
— Что же теперь делать? — спросил Джонни, дрожа от волнения. Хотя он и не любил этого Грилле, видеть тяжелораненым юношу, с которым его столкнула судьба, было очень тяжело.
Франц осмотрел раненого, осторожно ощупал его ноги, хрупкое тело, убрал пряди волос со лба. Только после этого он посмотрел на улицу, за баррикаду, где танки снова пришли в движение.
— Он сказал, что выручил Густава, когда эсэсовцы хотели его повесить, — захныкал Джонни. — Он должен остаться жить!
Думая о чем-то своем, Франц прислушивался к гулу танковых моторов и к лязгу гусениц. Затем он, не говоря ни слова, взвалил раненого себе на спину и куда-то понес.
56
В стенах мрачного бункера.
В мире людей-призраков.
Довольно быстро, насколько позволяли силы и дорога, они шли по улице вдоль полуразрушенных домов. Артиллерийский огонь тем временем несколько усилился, но ни Джонни, ни Франц с раненым Грилле на спине не обращали на обстрел особого внимания. И лишь только тогда, когда снаряды рвались совсем близко, они заходили в подъезд какого-нибудь дома и немного пережидали,
— И никто из его подчиненных не захотел ему помочь, — с укором сказал Франц, качая головой, когда они искали убежище, на этот раз в подвале разграбленного жителями магазинчика. — Его нужно немедленно доставить к врачу, иначе он не выживет. Прострелены оба бедра и нижняя часть живота — так мне кажется.
— Но кто же станет его оперировать сейчас? — спросил Джонни.
— Вон там, на углу, находится лазарет. Он разместился в бывшем кинотеатре.
Через несколько минут они дошли до кинотеатра. «Иллюзион» — было написано на заржавевшей и изрешеченной осколками жестяной вывеске над входом. Обломки кирпича и куски штукатурки покрывали три выбитые ступени, которые вели в жалкое узкое фойе. На темных, исцарапанных стенах висели киноафиши, которые раскрывали тематику последних фильмов: «Великий король» и «Кольберг».
При виде киноафиш Джонни невольно вспомнил, что последний фильм он видел несколько недель назад ещё в лагере в Шёнайхе. Всех мальчиков заставили идти смотреть его. В фильме рассказывалось об обороне города, сильной и ожесточенной, прямо-таки безжалостной. И тем не менее это не было похоже на то, что Джонни за все дни войны увидел собственными глазами.
Круглые окошки билетных касс были закрыты. Прямо впереди находился узкий темный зал, гипсовый потолок которого частично обвалился. На полу повсюду валялись грязные бинты и вата. У стены гнили растоптанные остатки мокрой соломы. Нигде не было видно ни одной человеческой души, не говоря уже о враче.
— Что же теперь? — испуганно спросил Джонни.
— Ничего, — возразил Франц, — все летит к чертям. Тем временем начало смеркаться, и они поспешили дальше.
«Куда?» — мысленно спрашивал себя мальчик. Им пришлось обходить или преодолевать горы мусора и уличные заграждения. Пламя горящих домов обжигало их. «Знает ли вообще Франц, где сейчас можно найти помощь?»
Грилле уже давно не издавал никаких звуков. Должно быть, он потерял много крови. Рабочий комбинезон Франца стал липким от крови, как будто ранен был он сам. Вскоре они вышли на Грайфсвальдерштрассе, где им снова пришлось искать укрытия от нового артиллерийского обстрела.
В одном из подъездов, в который они забежали, они натолкнулись на женщину в каске и противогазе, которая бегло осмотрела раненого.
— Есть ли вообще смысл возиться с ним? — скептически осведомилась она, закончив осмотр.
— Нужно, — чуть не плача сказал Джонни.
— Врач! — вставил Франц. — Вы не знаете, где здесь можно найти врача?
— Попробуйте в Фридрихсхайн-бункере.
— Далеко это отсюда? — спросил мальчик.
— Самое большее с километр.
— Километр — это не много. — Джонни вздохнул.
— В мирное время, — заметил Франц, вновь взваливая на себя юношу.
Когда стемнело, они добрались до большого сквера, который был обезображен многочисленными окопами, проволочными заграждениями и другими препятствиями. Среди растрепанного кустарника располагались огневая позиция артиллерии и несколько пулеметных гнезд.
Джонни увидел здесь огромное количество военных: солдат, ополченцев и эсэсовцев. Впереди, серо-зеленые и неуклюжие, подобно мрачным крепостям, возвышались два отличающихся друг от друга гиганта из железобетона, или, как их все здесь называли, бункера. На самом большом из них, в верхней его части, виднелись стволы зениток, которые, однако, были нацелены не на небо, а вниз, на улицу, по которой они и вели время от времени огонь.
Франц, согнувшись под тяжестью своей ноши, шел медленно. Вот он остановился перед тяжелыми железными воротами, до которых они с трудом добрались, но ворота были закрыты на замок.
Джонни поднял кусок камня и постучал им в ворота. Мальчик колотил так отчаянно, что скоро у него заболела рука. Наконец одна створка двери приоткрылась, а в щель высунул голову старый мужчина в форме полицейского. Он был в каске и больших очках, которые придавали его лицу что-то совиное.
— Мы хотим войти! — воскликнул Франц.
— Все полно!
— Но немного места все же найдется! — Здесь уже пять тысяч человек!
— С нами будет пять тысяч три, — решительно проговорил Франц и сильным ударом ноги шире распахнул створку двери.
Мужчина в полицейской форме встал у него на пути.
— Я должен вас арестовать?
— Дружище, — пробормотал Франц почти просящим голосом, — мне лично все равно, где я доживу до конца войны, но посмотри-ка на него. — Он кивнул на Грилле, который висел на его спине как манекен. Голова, руки и ноги бессильно свисали вниз.
