имени брата) одному из членов комитета: «У меня насморк и озноб, мне так нездоровится, что я не смогу присутствовать на заседании комитета этим вечером. Никаких пристрастных решений, строгое рассмотрение каждого вопроса». По этим мелким подробностям, так же как и по великим деяниям в управлении страной, все узнают о принципах, которыми руководствуется монарх»[598].
Личная скромность Александра не раз находила публичное подтверждение. На льстивое обращение дворянства с предложением увековечить его заслуги царь отвечал уверенным отказом: «Многие губернаторы империи просят императора разрешить поставить ему памятник за счет собственных средств в знак их признательности. Отказывая им в этом, он заявил, что еще не совершил ничего для того, чтобы ему воздвигали памятники, и он желает, чтобы его имя было высечено только благодеяниями в сердцах каждого из его подданных»[599].
В противоположность своему отцу Александр с большим интересом относился не только к военному делу в целом и вахтпарадам в частности, но уделял огромное внимание вопросам культуры, науки, образования и социального призрения, старался снять цензурные ограничения и оживить общественную жизнь и литературу. Парижские газеты регулярно рассказывали о нововведениях в этих сферах.
«Добродетельное» правление Александра I касалось всех сословий, свободы печати, отмены несправедливых наказаний и запретов, введенных при Павле и Екатерине, мешавших научным опытам: «Наше правительство продолжает себя показывать как добродетельное и просвещенное. Император, который уже возвратил свободу огромному числу подданных, сосланных далеко от своих родных очагов, только что вернул из ссылки еще 14, возвратив их в семьи. Согласно императорскому указу наши газеты имеют и будут иметь впредь дополнение, посвященное изобретениям, которые могут применять в искусстве торговле или сельском хозяйстве. Аэростатические опыты, запрещавшиеся Екатериной и Павлом, разрешены Александром. Профессор Эзерви получил право на такой эксперимент, который намечен на первые дни ближайшего месяца. Он сообщил, что лично поднимется на воздушном шаре»[600]. Покровительствовал император и научным экспедициям: «.Принял на свой счет один из двух кораблей, которые были построены русско-американской компанией для путешествия вокруг света под командованием Крузенштерна. Уже много ученых и художников приняли приглашение участвовать в этой экспедиции, например американец Черчман, владеющий замечательными астрономическими инструментами»[601].
Особое место отводилось императорскому указу «о вольных хлебопашцах», подготовленному по инициативе графа С. П. Румянцева. Молодой император не заставил себя ждать с первыми, пусть и осторожными шагами в направлении отмены крепостного права. Moniteur сообщала о данной реформе почти как о «революционной мере», представлявшей крестьянам возможность личного освобождения. По этому указу права дворян-землевладельцев остаются неприкосновенны, но определялся порядок освобождения и выкупа из крепостной зависимости[602]. Краткие заметки по этой теме были опубликованы во всех парижских газетах: Moniteur, Journal de Paris, Journal de débats. Mercure de France в дополнение приводил прямую речь самого царя, цитировавшуюся по сочинению драматурга Августа фон Коцебу: «Письмо Александра одному из влиятельных лиц империи, который просил у него землю в наследственное владение: “В большинстве своем русские крестьяне находятся в рабстве. Нет необходимости вновь говорить об униженном и несчастном положении этого сословия. Отныне я не хотел бы увеличивать их число и решил взять за принцип не передавать людей в собственность. Эта земля Вам будет дарована в качестве арендного пожизненного владения, а также вашим потомкам (т. е. в эмфитевзис – долгосрочную аренду, в силу которой будет приобретено вещное право). Это почти одно и то же, с одним отличием, что крестьянин не может быть продан или передан, словно животное. Вот мои доводы, и я убежден, что Вы поступили бы также на моем месте”»[603].
О реформах в высшем и среднем образовании газеты писали регулярно, цитируя многочисленные официальные документы российского двора. Вместе с тем плохое знание российских реалий служило постоянной причиной приукрашивания действительности. Тогда как сначала в реформах Александра не шло речи об обучении крепостных и государственных крестьян, Journal de Paris полагала, что школы появятся даже в русских селах, преувеличивая количество открываемых университетов: «Согласно плану народного просвещения, будут учреждены в российских провинциях 4 новых университета, помимо уже существующих в Москве, Петербурге, Дерпте. Все они будут учреждения строго по немецкому образцу. Во всех губернских городах учреждаются гимназии, в каждом городе округа (уезда) учреждается уездное училище, в малых городах и деревнях по обыкновенной школе»[604]. Особо освещалось открытие университета в Дерпте, подчеркивалось, что император гарантирует профессорам и преподавателям нового заведения большие оклады, свободу в организации занятий и значительную автономию всему университету[605].
Кроме образования Александр, по мнению газет, оказывал покровительство и литературе, которая в первые годы его правления «начала возрождаться»[606]. Символами этого возрождения стали новые политико-литературные альманахи (назывался в том числе «Вестник Европы» Н. М. Карамзина), а также активное развитие книготорговли.
Во время войны 1805 г. французские газеты намекали на имеющиеся в российском обществе разногласия по отношению к фигуре императора. Так, по утверждению Moniteur, солдаты и низшие чины в армии Кутузова больше любили императора Павла, тогда как офицеры лучше относились к Александру[607]. В начале 1807 г. отношение к российскому императору в его войсках якобы еще ухудшилось, что стало следствием поражений в кампаниях 1805 и 1806 гг. Русские солдаты, по словам газет, жаловались на плохое управление в армии[608]. Личные же усилия царя по созданию патриотических настроений и подъему боевого духа военных, по мнению редактора, выглядели комично: «Император Александр призвал подданных своей прокламацией отразить несправедливую агрессию французов. Эта прокламация заканчивается весьма оригинальной фразой: “Знайте же, что для достижения победы нам нужно сделать совсем немного: русская армия уже не испытывает страха при виде французов”. Вовсе недостаточно не испытывать страха, напротив, нужно его внушать, чтобы быть уверенным в победе»[609]. Но в отличие от эпохи Революции оценки фигуры императора были гораздо менее эмоциональны и красочны, что соответствовало общей установке Наполеона соблюдать внешнюю беспристрастность в газетных статьях, а задача диффамации монарха вообще не ставилась.
После заключения Тильзитского мира 27 июня (7 июля) 1807 г. в прессе всячески подчеркивались союз между французской и российской империей и хорошие отношения между их правителями. На фоне продолжавшегося противостояния с Англией французскому императору было важно убедить читателя в поддержке и благожелательности со стороны России. Так, в сообщении о предстоящей свадьбе Наполеона со ссылкой на «придворную газету» говорилось, что «просвещенные персоны, беспристрастно смотрящие на политические события, считают этот брак наиболее верным залогом всеобщего длительного мира на континенте и наиболее крепкого союза между тремя императорами»[610]. В описании праздников и балов у французского посла, данных в честь событий, связанных с Наполеоном (день рождения, свадьба), или других французских
