Скорая остановилась возле ограды монастыря. Навстречу нам вышла высокая пожилая женщина в черной одежде монахини. Лицо обрамлял черный платок, но даже он не мог приглушить мягкий свет ее голубых глаз. Я невольно засмотрелась.
– Удачи, ребята! – Кнаан помахал нам, посигналил на прощание и уехал.
– Я – матушка Феофания, – представилась монахиня.
Мы с Айболитом поклонились.
– Настоятельница уехала по делам на несколько дней. Я вместо нее. Вы проходите. И ничего не бойтесь. Здесь вы в полной безопасности. Мы хоть и находимся в Израиле, но это территория Русской Православной церкви. Сюда не может попасть ни полиция, ни армия, ни служба безопасности. Нужны специальные разрешения.
– Но получить эти разрешения все же можно? – спросил Айболит.
– Можно, но сложно. Мы всячески помогаем тем, кто бежит от несправедливости и ищет помощи. Поэтому пока они получают разрешения, наших гостей и след простывает, – рассмеялась она.
Мы зашли в тенистый сад и меня сразу отпустили все тревоги и беды. Здесь было так хорошо! Пряно и сладко пахло кипарисами. Белые здания, шёпот деревьев и покой. Боже, какая же я дура! Вот куда мне нужно было бежать из Москвы. В монастырь подальше от столицы.
– Мы сейчас вас разместим в жилом комплексе, – матушка Феофания шла неторопливо и говорила тоже размеренно, без суеты. – Приведите себя в порядок и сразу идите в трапезную. Сейчас как раз время ужина.
– Спасибо вам большое! – Айболит приложил руки к груди. – Надеюсь, мы вас не стесним.
– Что вы! – замахала руками она. – У нас здесь всегда много паломников. Вот как раз завтра за ними автобус придет, с ним и уедете рано утром. Так что после ужина постарайтесь хорошо отдохнуть.
Мы прошли мимо часовни. В одной ее стене была вырублена небольшая ниша, в которой горкой лежали камни за синей оградкой. Над нишей висел синий козырёк с фонарями вокруг иконы.
– Это что? – я невольно остановилась.
– На этом месте стояла Богородица во время Вознесения Иисуса, – благовейно прошептала Феофания. – Протяни руку к камням.
– Боже мой! – я послушно протянула руку.
Кончики пальцев приятно кольнуло.
– Что это?
– Почувствовала, да? – улыбнулась Феофания. – Значит, твоя душа чиста. Не все чувствуют. Атеисты называют это полем и городят кучу ерунды. А истинно верующие знают, что это тепло от слез Богородицы, когда она увидела, как сын ее воспарил на небеса. Недаром тебя зовут Марья. Это один из вариантов имени Мириам – так в действительности звали Марию, жену Йосифа.
Мы прошли мимо еще одной маленькой часовни. Удержаться было невозможно. Впервые я могла спокойно зайти в церковь без оглядки на тетку и отца.
– Можно мне хотя бы на минутку? – взмолилась я.
– Ты слышала об этой часовне, да? – спросила Феофания.
– Даже не знаю, как она называется. Но очень хочется зайти.
Матушка Феофания бросила на меня внимательный взгляд.
– Что-то не так, матушка? – спросил Айболит.
– Да нет, все в порядке. Просто Марью неудержимо тянет туда, где была найдена голова Иоанна Крестителя, – матушка первая зашла в часовню, прошла внутрь и остановилась возле углубления в полу, выложенного мозаикой.
Вокруг ямки была выстроена золотая оградка, похожая на птичью клетку. – Вот это место, – благовейно прошептала Феофания.
Я стояла там, потеряв ощущение времени. Феофания деликатно кашлянула.
– Давай после ужина помолимся вместе, – Феофания взяла меня за рукав. – Тебе сейчас нужно привести себя в порядок.
– Нельзя к богу не умывшись? – вдруг спросил Айболит, который до этого молча шел рядом.
– К богу можно всегда и в любом виде, – мягко ответила Феофания. – А вот с людьми приходится считаться. Так что после того, как умоетесь с дороги, приходите в трапезную. Это в углу сада, – она махнула рукой назад. – В саду есть указатель. Там написано, как пройти к трапезной Филарета Минского. Или я сама за вами приду.
– Благодарю! Не хочется вас беспокоить. Мы сами найдем, – ответил Айболит.
Келья, выделенная мне, была небольшой, но уютной. Строгие беленые стены, узкая кровать, застеленная простым, без рисунков и узоров постельным бельем серого оттенка. Распятие над кроватью и главное: крошечная душевая.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я с наслаждением помылась и достала из сумки последнюю смену чистой одежды: длинную, намного ниже колена белую юбку в больших красных маках, белую футболку и белый платок. Волосы заплела в косу, перекинула ее на грудь и завязала платок сзади. Вышла в коридор и сразу же наткнулась на Айболита. Он застыл, глядя на меня.
– Что-то не так? – я быстро осмотрела себя.
Вдруг юбка задралась сзади? Или с футболкой что не так?
– Всё так, – он опустил глаза, – просто ты… очень красивая.
Мои щеки вспыхнули. Я не знала, как реагировать. Вообще со мной и с Ваней происходило что-то странное. Когда я была несвободна, то между нами все время искрило поле в тысячу киловатт. Казалось, что оставшись наедине, мы тут же набросимся друг на друга. Но когда мы оказались на свободе, то поле не исчезло, нет, просто мы оба стали осторожны. Что это? Выбор? Испуг оттого, что ничего не вышло, когда мы остались наедине в доме Далии и Амоса? Или он просто разлюбил меня? Или у нас все наоборот? Люди сначала медленно привыкают друг к другу. А потом у них начинаются отношения. У нас не было этого конфетно-букетного периода. Волнующей переписки, походов в кино, долгих разговоров по телефону бессонными ночами. Значит, этот период возник сейчас? Мы словно обнулились и начали все заново.
– Пойдём есть, а то матушка будет недовольна, – Айболит взял меня за руку, едва прикоснувшись к моим пальцам. – Неудобно опаздывать. Эти люди так к нам добры!
– Ты прав, – я хотела было пойти по коридору, но он вдруг поднял мою руку, припал к ней губами и так и застыл.
И я застыла. Его роскошные, еще мокрые после душа волосы рассыпались пшеничными прядями и упали на глаза. Я осторожно откинула их с его лба. Айболит вдруг опустился на колени и прижался лицом к моему животу.
– Я очень боялся за тебя, Машенька!
– И я за тебя, Ванечка! – наклонившись, я поцеловала его в макушку.
Мы пошли по саду и быстро нашли трапезную. Огромное помещение, светлое, с арочными окнами, было заставлено деревянными столами и скамьями. За столами сидели паломники и монахини. Матушка Феофания села рядом со мной.
Ужин был простым и вкусным. В центре стола стояли круглые доски с тяжелыми, вручную выпеченными хлебами. Оливки, козий сыр, домашний творог, вареные яйца, помидоры и огурцы – всё было очень свежим.
– Отведайте, что бог послал. Попробуйте сыр, мы сами его делаем. И оливки тоже из нашего сада, – Феофания подвинула к нам с Айболитом керамические плошки с сыром и оливками. И квас тоже наш, – она взяла большой кувшин и налила в простые граненые стаканы густой темный квас.
– Шедеврально! – закатил глаза Айболит, попробовав кваса.
Мы поели. Внезапно зазвонили колокола.
– Ты хотела помолиться, Маша? Самое время, – Феофания торопливо поднялась со скамьи. – Пойдем на вечернюю службу.
Паломники торопливо дожевывали на ходу, ручейком стекаясь к выходу. Мы прошли через сад и подошли к Храму Вознесения. Колокольный звон был громким, но не оглушал. Наоборот, успокаивал. Я приложила руку козырьком к глазам, пытаясь рассмотреть главный колокол на часовне, которая находилась неподалёку от Храма.
– Нравится? – улыбкой спросила Феофания.
– Очень! – честно призналась я. – Такая скрытая сила в этом звоне!
– Женская сила, – шепнула Феофания.
– Почему? – не поняла я.
– Там четырнадцать колоколов. Но самый главный и большой колокол слышно лучше всех. Он был подарен купцом Александром Рязанцевым, изготовлен в Москве и украшен искусно выполненными узорами и надписями. В 1885 году по морю он прибыл в Яффо. Но ты ж знаешь, как это далеко отсюда! На другом конце страны. Тогда Яффо был портом, а сейчас – часть Тель-Авива. И оттуда колокол был перенесен руками более чем сотни паломников в Иерусалим. Вес колокола составляет пять тонн, а больше половины людей, переносивших его, были женщинами, поэтому и сила в нем женская. Разве мужчины так могут? Женщины дали ему силу, и к женщинам эта сила и возвращается. Вот увидишь, Машенька, что после молитвы под этим колоколом вся твоя жизнь изменится. Обретешь то, что ищешь.
