Девушка оставила в ящичке стола все свои вещи и заработанные деньги. У толстяка Фэта не было необходимости искать беглянку.
Хорту оставалось жить две недели. Изо дня в день кровь в его жилах сгущалась все сильнее, пока не застыла совсем. Эти нескончаемые четырнадцать дней боли и страдания стали местью Эллии за убитого отца, за сожженный город и разоренную страну. Перед смертью Хорт попросил позвать к нему духовника и впервые покаялся.
Умер бывший генерал на рассвете. Его сожгли в тот же день, а прах развеяли по ветру. «Вечернюю звезду» вскоре закрыли. Видимо, Хорт все-таки догадался, кто его отравил, и успел шепнуть куда надо. С тех пор в Солине остался только один бордель.
Тронутые печальной историей Эллии, охотники молча смотрели на тлеющие в круге огня угли. Заред стало невыносимо грустно. Она вспомнила прошлое: родителей, последний год – скоротечный, как грибной дождь, день своего рождения. Воспоминания, словно цветные картинки, сменяли друг друга в пестром калейдоскопе памяти, и, когда он остановился, Корвин неожиданно вспомнила Ланса: «Иногда мне кажется, что я ему небезразлична, а порой он выглядит совершенно чужим».
Поужинав, Заред спустилась к озеру и, зачерпнув холодной воды в ладони, ополоснула лицо.
– Устала? – раздался сзади голос Рогана.
– Немножко, – призналась Корвин.
– Тут уже недалеко.
Заред постаралась улыбнуться. Взгляд верного спутника, встретив ее глаза, просветлел, черты лица смягчились. Повинуясь какому-то внутреннему порыву, Роган наклонился, сорвал несколько пушистых цветов-шариков, застыл в нерешительности, словно пытался вспомнить что-то оставшееся в прошлой жизни, и тут же поспешно выбросил только что сорванные цветы в поседевшую от дождя траву.
– Я тоже валюсь с ног от усталости, – он потер глаза внутренней стороной запястий, словно очень долго смотрел на заходящее солнце. – Морская дорога явно не пошла нам на пользу.
– Могло быть и хуже, – согласилась Заред. – Как жаль, что я ничего не помню, – призналась она, подразумевая последний проведенный на корабле день.
– Заред, я давно хотел тебя спросить, – нерешительно начал Роган. Сделав паузу, будто собираясь с силами, он выпалил: – Тебя ждет кто-нибудь дома?
– Нас всегда кто-нибудь ждет, – неопределенно ответила девушка.
– Да-да, конечно, – смущенно согласился Роган. – Если честно, то я всего лишь хотел знать, был ли у тебя жених?
– Нет у меня никого, – призналась Заред.
– Тогда выходи за меня. – В глазах Рогана застыло выражение преданности, каким обычно встречает и провожает хозяина верный пес. Богатырь замер, словно боялся, что стоит ему сделать шаг, и он все испортит.
Заред от неожиданности остановилась, будто только что прозвучали не простые и понятные любому человеку слова, а раскат грома заставил все живое сжаться от страха. По щекам потекли слезы.
– Роган, не сейчас.
– А я и не тороплю. Конечно же, ты должна хорошенько подумать, прежде чем сделаешь выбор.
– Давай хотя бы покинем Кролл.
Роган попытался улыбнуться, но не смог. Он поспешно отвернулся и зашагал прочь.
Заред проводила его растерянным взглядом, собрала выброшенные цветочные головки и склонилась над благоухающей пестрой охапкой. В лицо ударил терпкий аромат высохшего сена и парного молока, запах ветра и талого снега.
«Милый Роган», – подумала Корвин и улыбнулась очаровательной, безмятежной улыбкой.
* * *
Отдохнув, охотники стали собираться в дорогу. Эрол плеснул воды на багровые угли, костер зашипел, выдохнул облачко пара и затих. Юноша закидал пепел песком и побежал догонять своих.
Сумерки сгущались незаметно. Густые заросли кустарника, растущего по обе стороны дороги, раскидистые сосны, валуны, фигуры охотников – все быстро чернело, утрачивало четкость контуров. На западе горела заря. Словно это таинственные титаны разожгли горны и куют огромные сверкающие клинки.
Вдали забрезжил силуэт цитадели; охотники непроизвольно ускорили шаг, и Заред начала отставать.
Крики о помощи, прорезавшие воздух, так не вязались с неторопливой поступью мягкого вечера. На лесной опушке появились несколько рудокопов, преследуемые двумя глотырями.
Собаки, поджав хвосты, сбились в кучу. Почему смело бросающиеся в логово к ревуну или загоняющие лоборога матерые охотничьи кобели как огня боятся чешуйчатых прямоходящих глотырей, объяснить никто не брался. Предполагали, что всему причиной какой-то инстинкт. Настолько древний, что человек о нем даже не догадывается.
Хищники гнали добычу так, словно помимо охотничьего азарта ими двигало желание развлечься. Люди бежали вперед – исступленно и бездумно: спотыкаясь о корни, падая, суетливо вскакивая и продолжая бег. Крики о помощи то и дело сменялись полным страха и муки предсмертным воем – выбрав жертву, не ведавшие жалости твари сбивали ее с ног, перекусывали шею и тут же бросались вдогонку за следующей. Небольшая пауза лишь незначительно отдаляла смерть остальных.
У Заред не было времени на раздумья. Уже на бегу она сняла с плеча лук и вложила стрелу. «Далеко, очень далеко, – словно птица в силках, билась мысль. – Даже если я отсюда и попаду, то не смогу причинить такому монстру существенного вреда. Еще пятьдесят шагов, сорок, тридцать… Десять. Достаточно». Древко, венчанное стальным наконечником, устремилось вперед и чуть-чуть вверх. Заред учла все: ветер, спустившиеся сумерки, расстояние. Вонзившись в бедро, покрытое толстой панцирной чешуей, стрела на два кулака вошла вглубь, заставив тварь дернуться и замедлить бег. Не понимая, откуда пришла боль, глотырь остановился. Но несколькими мгновениями позже следом за первой стрелой ушла вторая, третья… Хищник не должен был останавливаться – он допустил ошибку, стоившую ему жизни.
Глотырь, не добежав каких-то десяти шагов, рухнул на землю, как поваленное бурей дерево. Но к месту его гибели уже торопился второй. Заред, пошарив рукой в колчане, с ужасом обнаружила, что он пуст. Бросив бесполезный теперь лук, девушка достала широкий охотничий нож. Тварь размашистыми прыжками быстро сокращала расстояние. «Ой, мамочка», – только и успела подумать девушка, когда хищник распрямил изготовленные для решающего прыжка лапы…
Но тут произошло самое странное. Тело глотыря дернулось, но так и не смогло оторваться от земли. Монстр недовольно зарычал. Только теперь Заред поняла, чем вызвано столь непонятное поведение твари, – конец хвоста сжимал в могучих руках Роган. От титанического усилия на лбу у него вздулись вены, лицо исказила ужасающая гримаса ненависти.
Потерявший интерес к девушке зверь прогнулся назад, пытаясь дотянуться до нового противника. Подловив момент, Роган выпустил хвост и тут же обрушил на голову монстра тяжеленный кулак. Хищник остановился, повел мордой, пытаясь прийти в себя. Роган без промедления обхватил шею ящера руками и с силой рванул ее вниз. Раздался треск ломающихся позвонков, глотырь рухнул наземь.
Словно завороженная, Заред наблюдала за поединком, не в силах пошевелиться. И только когда по телу глотыря пробежала последняя судорога, колени девушки подогнулись, и она упала в зеленые волны травы.
– Заред, милая, ты не ранена? – Знакомый голос пытался пробиться сквозь заволакивающую сознание пелену.
Кажется, я хорошо знаю этого человека. Только не помню его имя. Нет-нет, я вспомнила! Это Роган, и он только что спас мне жизнь.
Мысли появлялись одна за другой: отстраненные, разрозненные, словно одинокие облака на бескрайнем небосводе. Пелена спала так же внезапно, как и появилась. Заред сидела на траве, над ней склонился Роган. Он сжимал тонкое девичье запястье своей огромной теплой ладонью, будто пытаясь влить в ослабевшее тело живительные силы. Остальные охотники подоспели лишь к тому моменту, когда два поверженных хищника испустили дух. Люди плотным кольцом окружили Рогана и Заред. Кто-то запалил факел. Раздались восторженные голоса: «Глотыря – голыми руками!» – «Никогда не слышал о подобном!» – «Мне бы такого напарника!»
Заред обратила внимание, что к ней пробирается человек в разорванной робе рудокопа, тот, которому они с Роганом только что спасли жизнь.
– Рич, считай, второй раз родился! – крикнул рудокопу один из охотников. – Как освободишься, не забудь пригласить на новый день рождения. Меня и…
– Смотри, как бы твои похороны не наступили раньше, – оборвал узник неуместную шутку.
Голоса стихли. Стоявшие вокруг люди мгновенно посерьезнели.
– Надо думать, теперь я обязан вам жизнью? – обратился рудокоп к девушке и ее другу.
Корвин оперлась о руку Рогана и поднялась с земли. Чудом избежавший смерти узник с интересом разглядывал своих спасителей. Заред Корвин повидала в лагере немало рудокопов. Почти у всех были потухшие взоры, серые от въевшейся пыли лица и сутулые опущенные плечи. Но перед ней стоял высокий, крепко сложенный человек, еще не отпраздновавший своего сорокалетия. Обрамлявшие высокий лоб короткостриженые темные волосы едва тронула седина. Во всем его облике чувствовались уверенность и сила. Серые глаза, пронизывающие собеседника насквозь, излучали жизнелюбие. И в них не было страха, тошнотворного животного страха, с которым ложилось спать и просыпалось большинство заключенных.
