Не смотря на маниакально-возбужденное состояние, этой ночью мне все же удается заснуть. Первая, кого я вижу, едва переступив границу, где кончается реальность и начинают сниться сны – конечно же, Грета: она склонилась над моим лицом с полотенцем и стаканом холодной воды в руках.
– Ну, ты деточка, меня перепугала! Говорили – говорили, и вдруг ты съехала со стула прямо на пол – сознание потеряла.
– Здравствуйте, Грета, – аккуратно приподнимаюсь на локтях, нимало удившись факту, что рядом со мной стоит корзинка с собачатами.
Совсем про них забыла – а ведь они в поезде сейчас, спят сном, извините за каламбур, младенцев. – А это вам с Грегом, – обращаюсь к своей спасительнице, кивнув в сторону корзины.
– А откуда они здесь взялись? Пять минут назад их не было, – удивляется Грета. – И кто это такие?
– Грета, это собаки – ну, животные такие. Собаки, это Грета – ваша хозяйка, – смеясь, представляю их друг другу. Ощущаю внутри своего организма такую легкость, такую бесконечную радость, что просто не могу говорить нормально. – Я везла их вам!
– Не поняла, что значит везла?.. – Грета, по-моему, изрядно растерялась, но тут мы – квиты, потому что я и сама ничего не понимаю. Посему твердо решаю верить только собственным глазам: то есть, если сейчас я вижу Грету, значит, она – реальна, а все остальное – не имеет никакого значения. – Грета, я не могу этого объяснить. Зато могу рассказать, чем я занималась, пока мое тело здесь валялось без сознания, хотите?
Ответом мне послужило ее растерянное молчание.
Грета не произнося ни слова выслушивает мою сбивчивую тираду о том, как я все бросила и уехала, как я рисовала ангела на фасаде дома и села в поезд «Киев-Краков», как решила найти этот городок наяву, и, заснув, оказалась прямехонько на полу ее кухни.
Пока я рассказываю, события прошлого дня мне и самой кажутся не слишком реальными. Доказательством служит лишь голодное удивленное повизгивание окончательно проснувшихся собак.
– Вот оно как, – резюмирует Грета. – Значит, все-таки ты была права – мы действительно тебе снимся.
– Да, снитесь, но не совсем.
– Что значит не совсем?
– Если бы вы мне снились по-настоящему… ну, то есть – просто снились, – я не знаю как выразить словами то, что думаю, поэтому несу полнейшую околесицу, – то я не смогла бы подарить вам собак – вот что я хотела сказать!
– Да, действительно… – задумчиво качает головой моя соседка. – Хорошо, а ты хоть примерно представляешь, где сейчас находишься?
– Неа.
Тут я с ужасом осознаю, что, наверное, это не слишком удачная идея – ехать в Краков. Да и в любой другой город, скорее всего тоже.
– Наш город называется Туйян, – говорит Грета. – Но это тебе вряд ли поможет…
– Почему? – вяло интересуюсь, ибо подозреваю каким будет ответ. Однако для верности все-равно зажмуриваю глаза – как в детстве, чтобы не видеть очевидных вещей. Но эта уловка мне, конечно же, не помогла – Грета все-таки говорит то, что меня так пугало:
– Ты, скорее всего, деточка, находишься совсем в другом мире. Так бывает, хоть и не часто. Собаки – лучшее тому подтверждение. У нас в Туйяне была всего одна собака, очень-очень давно. Я сама не помню, но мне бабушка рассказывала. А это значит что?..
– Что? – тупо переспрашиваю я, изрядно ошалев от навалившихся новостей.
– Это значит, что ты не одна такая – кто-то уже нашел дорогу сюда! Значит, и ты найдешь.
– Точно. Спасибо Вам, Грета, большое! А Вы случайно не знаете, как это сделать? Хотя, конечно, нет, откуда…
– Я думаю тебе надо спросить об этом у старика Диллия, который живет в доме номер 10 по нашей улице. Он – правнук тех людей, у которых в свое время была собака. У них имена такие странные были – Хансен и Кристин… – последние слова Грета прокричала уже невежливо удаляющейся мне в спину, потому что ждать пока она закончит, было некогда. Я в любой момент могу проснуться в купе поезда и больше никогда не увидеть во сне ни Грету, ни своего одуванчиково-желтого домика – это я осознала с устрашающей ясностью и поэтому очень – ну просто очень! – спешила…
Диллий действительно оказался глубоким стариком, удивительно бодрым для своего возраста. Сидел во дворе возле своего зеленого домика с остроконечной крышей – такой же, как и на любом другом здании моего солнечного городка – и тихо напевая себе под нос какую-то незнакомую мне мелодию, небольшим ножиком вырезает свистульки-птички для ребятишек, сидящих возле его ног.
– Могу я с Вами поговорить? – обращаюсь к нему.
– Конечно. Почему же не поговорить с такой милой девушкой? Интересно, где он тут девушку увидел? Ну да ладно…
– Только не здесь, – тихо прошу его.
Он с неподдельным интересом осматривает мою персону с ног до головы и, наконец, отвечает:
– Ну, хорошо, давайте пройдемся по саду. Вы не возражаете? – спрашивает и галантно, одним движением предлагает мне взять его под руку.
– Чем могу помочь? – интересуется Диллий, когда мы отходим от шумной компании ребятишек на несколько метров и останавливаемся под высоким плодовым деревом с темно-бардовыми листьями. Вот только название его мне не известно, да и плодов таких сроду не видела – маленькие сердцевидные ярко-малиновые плоды, размером примерно с вишню – красотища!..
– Понимаете, я не из вашего – как бы это сказать?.. – не из вашего мира, в общем, – еле выдавливаю из себя и замолкаю, не представляя как правильно задать вопрос, чтобы Диллий меня понял. Мне очень важно, чтобы он понял.
Старик жестом показывает, что я могу не продолжать, ибо он сам уже обо всем догадался:
– И Вы не знаете, как вам окончательно сюда перебраться – со всеми потрохами, так сказать?..
– Да, именно. Грета поведала, что Ваши дедушка с бабушкой тоже… то, есть, я хотела сказать… тоже – не местные…
Странно: раньше я за собой такой нерешительности не замечала, а тут – робею на глазах или глупею?.. Какая-то я не такая: чувства другие; ощущения такие, словно я помолодела лет на двадцать… Может это потому, что я сплю? Впрочем, именно этот вопрос сейчас не является главным.
Диллий вздохнул и продолжил:
– Как тебя зовут, деточка?
Ну вот, и этот туда же! То – «девушка», а теперь вообще – «деточка»! Странно это как-то.
– Анна. Можно Аня.
– Так вот, Анечка, – хитро улыбается старик и продолжает уже более серьезно: – Мне очень жаль. Но то, что я помню из рассказов бабушки Кристин, вряд ли тебе поможет, хотя…
– Расскажите то, что Вы помните. Для меня это очень важно.
Пожалуйста, – прошу его, благо хоть на колени упасть не додумываюсь.
– Ладно. Слушай, как дело было. Они рассказывали, что была какая-то Великая Война. Дедушка Хансен был из тех, кто нападал, а бабушка Кристина, соответственно, наоборот. Но дед никого убивать не хотел, поэтому сбежал при первой же возможности, не смотря на то, что их войско находилось уже на территории противника. Хансен увидел Кристин и влюбился в нее. Бабушка тоже его полюбила. Потом им пришлось долго прятаться в лесу, хотя и там была опасность, что их найдут. Но самое главное, что в какую-то из ночей, бабушка Кристин рассказала деду, что ей все время сниться странный городок, где небо ярко-сиреневое, и два солнца, и почему-то совсем нет собак. – Диллий вдруг останавливается и пронзительно смотрит на меня. Не могу понять, почему, но не спрашиваю. – Так вот, дедушка Хансен тоже видел эти сны. Да, не удивляйся. Именно так и было. Той ночью они сидели на дереве, чтобы не нашел никто и дикие звери не достали, и мечтали о том, как хорошо было бы оказаться там, то есть здесь, в Туйяне.
– И, что? – Нетерпению моему нет конца.
– Они услышали внизу какой-то шорох. Перепугались они тогда очень. Да, видно зря. Прямо под веткой, на которой они сидели, стоял старик. Как он увидел их в полной темноте, не известно, но обратился он именно к ним. «Вам нужно найти дверь, – сказал он. – Найти ее нужно и во сне и наяву. Тогда вы окажетесь там, куда зовет вас ваше сердце». Дедушка и бабушка удивились безмерно, но для них важно было выяснить все до конца, так же как и тебе сейчас, поэтому они спросили его как выглядит дверь, которую они должны найти. Старик ответил, что это очень просто, если они проявят настойчивость. Дверь эту нельзя ни с чем перепутать, потому что, во-первых… – Диллий снова останавливается, поднимает глаза к небу, словно что-то вспоминает, и нажимая на каждое слово продолжает: – Во-первых, она имеет ни с чем несравнимый лиловый оттенок, как у неба на закате после грозы возле линии, где оно сливается с морем. Во-вторых, она очень старая, сделанная из какого-то металла, потемневшего от времени, который просвечивается сквозь облупившуюся в некоторых местах краску. И еще, на ней выбито изображение двух птиц с пышными хвостами, кажется, они называются «павлины». И, наконец, она всегда там, где ищет ее путник. Ключевое слово здесь – ищет. То есть нужно верить, что она существует, искать ее и вместе с тем, знать наверняка, где именно она находится…
