— Почему? — Она заказала еще один бокал вина и обратила внимание, что сидевшие в баре женщины уставились на нее.
— У нас будут дети, у меня большой талант к общению.
— Я еще не готова выйти замуж, совершенно не готова.
Он рассматривал узор своего галстука.
— Не готовы?
— Нет.
— Так чего же вы тогда хотите?
— Эй, я просто сижу здесь и пью вино и вовсе не просила задавать мне дурацкие вопросы.
Он растерянно заморгал.
— Думаю, что мы будем сексуально совместимы.
Она засмеялась и смекнула, что уже немножко пьяна.
— Вы и это знаете?
— Да, мне кажется, я знаю, — ответил он охотно, губы у него были неестественно влажными. — Думаю, вы с пониманием отнесетесь к… моему… у меня есть небольшой дефект, не физический, не беспокойтесь, — скорее это вопрос эстетики. — Он замолк, ожидая просьбы объяснить все яснее.
— Давид, — сказала Кристина.
— Да, — ответил он с внезапной надеждой.
— Вы мне рассказали о своей профессии и финансовом положении, практически предложили супружество, допустили, что мы будем совместимы, и намекнули на какую-то вашу сексуальную проблему. Правильно?
— Да, я полагаю…
— Но, Давид, вы кое о чем забыли.
— О чем?
— Вы забыли спросить мое имя.
— О.
— Вам лучше уйти, — сказала Кристина. Он взглянул на нее изучающе.
— Да. Да. Извините меня, — он протянул руку. — Пожалуйста, примите мои извинения.
Она фальшиво улыбнулась.
— Пока.
Он соскользнул с табурета и направился к другой женщине. Наверное, собирается сказать все слово в слово.
Я не возмущена, подумала она, потому что почти пьяна.
— Вы не возражаете? — Мужчина в черной толстовке плюхнулся на табурет рядом с ней.
— Не возражаю, — ответила она, помахивая сигаретой.
Он был высоким и слишком худым, голова совсем недавно побрита, то ли лысый, то ли хотел своей «прической» что-то сказать. Большие хромированные часы с тремя циферблатами на запястье, судя по ее опыту, — скверный знак. Мужчины с большими часами, как правило, быстро отваливали. Так что держи ухо востро, Кристина. Она попыталась вспомнить, какие часы носил Рик, — и не могла. Однако легко представила часы своего отца, дешевенькие «Таймекс», ободранные, с въевшимся в царапины мазутом. Честные часы честного человека. Как бы ей хотелось, чтобы он был жив, коснуться его лица. Я бы все отдала за это, подумала Кристина. Отец позволял ей водить «мустанг», когда ей было всего шестнадцать. Он знал, что она выедет на шоссе и разгонится до ста десяти миль. Машина начнет реветь и вибрировать, скорость будет входить в нее, излечивая от сумасшествия. К сожалению, до конца она так и не излечилась, но всякий раз после такой езды чувствовала себя лучше. Снижала скорость до восьмидесяти, семидесяти, шестидесяти. Он доверял ей машину и доверял ей самой. Единственный человек, кто ей доверял. Если не считать профессора истории религий в Колумбийском университете. Но тот в основном слушал. После первой дюжины их опытов в постели профессор спросил, откуда у нее, девятнадцатилетней, такая сноровка. Но она вовсе не была опытной. Если бы он выразился точнее, если бы спросил, в кого она такая чувственная, тогда бы она ответила, что такой уродилась. Однажды профессор вошел в свой кабинет и стал безмолвно смотреть в окно, выходящее на Риверсайд-драйв.
— Знаешь ли, — сказал он, — я вовсе этого не хочу, но нам надо остановиться.
— Почему?
— Я совершил ошибку, — признался он.
— Какую?
— Я думал, что смогу справиться с собой, не получается.
Она заплакала.
— Из-за тебя я схожу с ума. Ты медленно сводишь меня с ума.
— Каким образом?
Он задумался на мгновенье.
— Ты ненасытна.
— Я?
— Да.
— Я ненасытна?
Он кивнул.
— Откуда ты знаешь?
— Поверь мне, — сказал он, — я знаю.
— Но я счастлива с тобой. Ты веришь?
— Временно, только временно, — ответил он.
— Но я люблю тебя.
— Нет, я так не думаю, — возразил он. — В тебе есть что-то жесткое, Кристина. В глубине души ты знаешь, что способна меня располосовать.
Он был прав.
— Что-то с тобой случилось, — сказал он. — Ты мне ничего не рассказывала, и я ничего не хочу знать. Но это тебя и сломало, и сделало очень сильной. Я повидал немало женщин и думал, что смогу справиться с ситуацией, потому что на двадцать лет тебя старше. Но ошибся. Я хочу закончить нашу связь, пока в состоянии.
Лысый мужчина вытащил пачку сигарет и предложил Кристине закурить. Спектакль начинается, подумала она, взяв сигарету.
— Они французские, — пояснил он.
Она кивнула, голова ее слегка кружилась.
— Значит, ты не француз?
— Почему нет?
— Французы курят американские сигареты, — сказала она и бросила взгляд в сторону. Напротив нее две женщины листали альбом с фотографиями свадебных тортов.
— Ты, пожалуй, права. — Он отхлебнул из стакана. — Меня, между прочим, зовут Рауль.
— Мелисса, — сказала Кристина.
— Кого-нибудь ждешь?
— Да.
— Кого?
— Незнакомца.
Я такая замысловатая, подумала она, аж тошнит. Он попытался рассмеяться.
— А как он выглядит? Тебе известно?
— У него башмаки не стоптаны.
Он выпрямил ногу и осмотрел свой итальянский ботинок.
— Со мной вроде все в порядке.
Экий обольститель, подумала Кристина.
— А какой он еще, этот незнакомец?
— Лучше не спрашивай.
— А я все-таки спрошу.
— Он может встать и выдать.
— Встать и выдать?
— Да. Если он на это не способен, тогда надежд у него нет.
— А что означает «встать и выдать»?
— Многое и разное.
Рауль надул губы. Он был странным. Но привлекательно странным. А может, так казалось спьяну?
— А чем ты занимаешься? — спросила Кристина, выпуская струйку дыма. — Хорошая работа?
— Я фотограф.
Мне нравятся его руки, подумала она.
— А что ты фотографируешь?
— Почему бы тебе не зайти ко мне в гости и не посмотреть самой? — ответил он с расчетливой таинственностью. — Я живу всего в нескольких кварталах отсюда.
— Однако ты востер.
Он потер голову рукой.
— Это моя обычная скорость.
— Я предпочитаю не спешить.
Он пожал плечами, как бы демонстрируя пристыженность.
— Так зайдешь?
Я его не боюсь, подумала она.
— Ведь тебе интересно, я вижу.
— Только взгляну, и на этом все. Я встречаюсь с приятелем через час.
— Хорошо.
Они вышли из бара и пошли по улице. Может, именно так люди встречают друг друга, думала она мечтательно, а может, я просто чертовски одинока. Рауль прикурил сигарету, она спросила, как давно он здесь живет.
— Три года. Я наткнулся на это место и немедленно понял, что останусь здесь навсегда. А как насчет тебя?
— Ист-Виллидж.
— Давно?
— Нет.
— А где ты жила раньше?
— В тюрьме. — Она надеялась, что это его испугает.
— О, это очень круто.
— Почему? Почему это круто?
— Мне нравится знакомиться с разными людьми. — Он осмотрел свою сигарету. — На прошлой неделе я встретился с женщиной, которая вывешивает объявления в небе. Она программирует какой-то спутник, который летает по орбите, и ночью можно увидеть рекламный логотип прямо среди звезд. У меня есть еще одна знакомая, так она вакуумным насосом чистит людям лица.
Кристина сморщилась.
— Что?
— Богатые старые дамы с Ист-сайд приходят в салон, им разогревают физиономии горячими полотенцами, накладывают специальные мази, а потом моя подруга с помощью насоса, похожего на авторучку, только с маленьким соплом, высасывает всякую мерзость из пор. Иногда не только на лице, но и на спине, и в других местах. Это новая косметическая процедура. Раз в месяц — и поры на носу чистые.
— Какая мерзость! — воскликнула она, однако заинтригованная.
— Но многим это нравится. Платят где-то пятьсот долларов за сеанс. — Они остановились у крыльца дома, он достал ключи. — Вот мы и пришли.
Перед тем как войти, она оглянулась. Никто не знает, что я здесь, пронеслась у нее мысль.
Дверь тяжело закрылась, он защелкнул замок. Она посмотрела на фотографии, висевшие в рамках в прихожей.
— Это же все сплошные таблетки.
— Да.
— Ты фотографируешь таблетки?
Рауль кивнул.
— Я в этом жанре великий мастер.
Она заглянула в гостиную. Декорировано в стиле пятидесятых. Все дорогое и коллекционное. Столы, стулья, лампы, все утонченное, в хроме, цветной коже и ламинированном дереве. Выглядит как результат сложного экспериментирования. Все так модно и так неудобно. На стенах висели дюжины обрамленных в рамки черно-белых фотографий. На них — таблетки.
— Видишь ли, — он тронул пальцем одну из фотографий. — Новые лекарства выпускаются постоянно, и фармацевтическим компаниям нужны хорошие фотографии пилюль. Необходимо адекватное освещение и фон. Иногда таблетка должна выглядеть более яркой, иногда — в спокойных тонах.
