Он присел на стул.
— Значит, купила?
— Я заплатила членские взносы, и мы теперь официальные члены Виста-дель-Мар.
Наверное, четверть миллиона долларов, решил Чарли.
— Но я не заметил, что были израсходованы деньги. Как же тебе удалось это сделать?
— Я продала кое-какие драгоценности, из тех, что оставила мне мать.
— Но они не могли столько стоить.
— За все про все — шестьдесят две тысячи.
— А как насчет Джулии? Ты ведь хотела отдать драгоценности ей.
— Я ей показала шкатулку и позволила выбрать то, что она захочет. Взяла колечко и бусы.
— Шестьдесят две тысячи не сумма, чтобы тебе оформили купчую, дорогая.
— Я играла на бирже.
— Биржа последнее время была не особенно прибыльной.
— Акции «Текнетрикс» особенно не дешевели, — напомнила она.
Чарли вскочил со стула.
— Ты что, торговала «Текнетрикс»?!
Она промолчала, только улыбнулась.
— Элли, все мои трансакции должны быть зарегистрированы! Комиссия по биржевым фондам не делает различий между мной и членами моей семьи при покупке…
Она прижала руку к его груди.
— Имей немного веры в свою жену.
— Не понимаю.
— Ты же знаешь, что твой конкурент преуспевает.
— «Манила телеком»?
— Ты приносишь домой отчеты об их деловой активности каждые две недели.
Он нахмурился, едва веря своим ушам.
— Так ты читала секретные материалы по «Манила телеком»?
— Они содержат никого полезной информации.
— Ты покупала акции «Манила телеком»?
— Если они могут составить тебе серьезную конкуренцию, значит, это очень сильная компания.
Чарли сделал шаг назад.
— Так ты скупала акции моих конкурентов, чтобы запихнуть меня в Виста-дель-Муэрте?
— Я бы не стала выражаться так.
— Просто замечательно. Ничего более приятного в жизни не слышал. Я-то думал, что кое-что знаю о ней, но нет. Старина Чарли не знает ничего!
Она подалась к нему.
— И все же я могу сказать, что ты отчасти доволен.
— Ну что ж, черт побери, ты меня, во всяком случае, развеселила.
— Я хотела сделать тебе сюрприз.
— Что тебе вполне удалось. Очень хорошо удалось. Просто ужас как удалось…
Ему было интересно, как жена это все провернула.
— Так вот куда ты все время ходила. Где проходили биржевые сделки?
— В офисе Чарльза Шваба на Шестой авеню есть очень приятный молодой человек. Все, что я ему сказала, так это то, что хочу торговать акциями «МТ». — Она вся сияла от гордости. — И я была очень дисциплинированной.
— Индекс «МТ» был около двадцати пяти?
Она покачала головой.
— Нет же, нет, он приближается к тридцати четырем.
— Боже, а я и не знал.
Имея на руках много двухтысячных пакетов, объясняла Элли, она продавала их, когда рыночная стоимость поднималась на доллар или два, и скупала при ее падении на два доллара. Огромный объем акций, выставленных «Манила телеком» на биржевые торги, позволял сравнительно легко покупать и продавать акции. В иные дни, рассказывала Элли, она зарабатывала несколько тысяч долларов, так что смогла со временем оперировать пятитысячными и даже несколькими десятитысячными пакетами. В общем, было трудно не сделать деньги, попав в ритм и общий поток торгов.
— Так сколько тебе удалось заработать? — спросил Чарли.
— Ну, что-то около трехсот тысяч. Почему это так сильно укололо его?
— Ты превратила шестьдесят две тысячи в триста всего лишь за пять-шесть месяцев?
— Да. И очень горжусь своей удачей.
— А кто будет платить налоги на доходы?
Она улыбнулась.
— Вы, мистер.
Он внимательно вгляделся в ее лицо.
— Да, думаю, что я.
— Виста уже почти полна. Мне удалось опередить других претендентов.
— Итак, мы повязаны этой сделкой?
Она кивнула.
— Абсолютно. Но дом прекрасный, Чарли.
— Во сколько обошелся? Нет, пока не говори.
— Необязательно переселяться прямо сейчас. Хотя дом нас ждет. Как же ты не понимаешь, я была вынуждена так поступить, потому что ты никогда и ни за что не согласился бы на переезд. У меня просто не было другого выхода. Я слишком хорошо тебя знаю, милый.
Не так уж хорошо, подумал он не без сарказма. После тридцати восьми лет брака я задумал чудовищную авантюру, по сравнению с которой твой обман с Виста-дель-Мар выглядит жалким и мелким. Тебе не удастся руководить мной, моя дорогая жена, и подрезать мне крылья. А если все-таки удастся, я не останусь без тайного утешения.
После того как Элли приняла снотворное (Интересно, сколько? Больше, чем обычно?), он решил прогуляться. Как бы ему хотелось сейчас оказаться в Шанхае и вопить на Андерсона, чтобы тот быстрее возобновил работы на заводе. Элли не понимала всей неотложности его забот, а если и понимала, то как нечто само собой разумеющееся… «Текнетрикс» был для нее отвратительным чудовищем, пожиравшим то время, которое Чарли мог бы потратить на игру в гольф или путешествия. То, что он был слишком сильно вовлечен в дела своей компании, вгоняло ее в депрессию. Конечно, она пытается отвлечь меня, размышлял он, прислушиваясь к ее невнятному бормотанию и ожидая, когда снотворное подействует. Он находил эти звуки трогательными, словно она старалась поддержать разговор, будучи смертельно уставшей. Тот самый бесконечный разговор с подружками, который велся по поводу любого ничтожного события, либо несчастья, либо интриги по телефону, за чаем, за ланчем, в их любимом японском ресторане. Частенько они обсуждали мужчин, но, прямо скажем, без особого задора. Однажды Чарли подслушал телефонный разговор Элли с подругой. Он понял, что они готовы считаться со страстями и слабостями мужчин, даже обсуждать их, но по-настоящему их занимали другие персонажи: матери, дети, близкие и дальние родственники. Чем старше он становился, тем больше убеждался в не поддающейся разрешению проблеме психологического различия между мужчинами и женщинами. Хотя ему казалось, что теперь он понимал Элли лучше, чем когда-либо.
Чарли чувствовал себя так, будто его поймали в ловушку и Элли, и Мин. Необходимо было действовать — лететь в Шанхай, наладить строительство завода по нормальному графику, добиться, чтобы в конструкторском бюро наконец-то сделали производственную документацию по Q-4. Пришло время двинуть компанию вперед, подстегнуть отдел продаж, разослать множество пресс-релизов, провести консультации с аналитиками каждого сектора производства, объявить об открытии новой технологической линии, поднять акции компании на бирже. Все это он изложит завтра на собрании высшего руководящего звена, затем помчится в Китай. Пошевеливайся, дружок, пошевеливайся!
На кухне он оставил Элли короткую записку. «Вышел погулять, не мог заснуть, скоро вернусь, телефон при мне». На тот (маловероятный) случай, если она проснется, Он вызвал лифт и стал вслушиваться в его мягкий ход. Дверь отворилась.
— Добрый вечер, мистер Равич, — сказал Лайонел, человек в униформе с засыпанными перхотью плечами.
— Добрый вечер, — ответил Чарли. — Не мог заснуть, подумал, что неплохо прогуляться.
Лайонел, воплощение благоразумия, кивнул. Чего он только не перевидал — ссоры счастливых пар, детей, награждающих тумаками своих матерей, состоятельных вдовцов и матрон, забывающих дома свои зубы. За умение молчать ему неплохо платили, кстати.
В вестибюле ночной вахтер, с которым Чарли редко встречался, козырнул двумя пальцами и слегка кивнул ему. Нахожусь при исполнении служебных обязанностей, сэр. Хорошего вечера, сэр! Если полицейским случится вести расследование и они захотят узнать, был ли мистер Равич в такое-то время дома, он сможет ответить: «Мистер Равич вышел чуть позже одиннадцати, сэр». И если миссис Равич позвонит вахтеру, он скажет, как обстоят дела. А что случится с Чарли после того, как он вышел, его совершенно не касается.
Мне необходимо выпить, подумал Чарли, шагнув из кондиционированного помещения в тепло ночи. Выпить так, чтобы мозг отключился и я наконец-то смог заснуть. На углу Пятой авеню он повернул налево и под навесом деревьев двинулся к «Пьеру». Там можно немного расслабиться, хорошо бы, чтобы работал тот ловкий пожилой бармен. Может, он съест еще кусок торта. Однажды Чарли пригласил в бар своего отца, бедный старикан ел картофельный суп, расплескивая его на рубашку. Поскольку по понедельникам там не много народу, можно будет связаться по телефону с Андерсоном и задать ему нагоняй.
Он кивнул швейцару в фуражке и белых перчатках и вошел в бар, направившись сразу к стойке. Сонные бизнесмены и парочка мужчин, явно членов ракетбольного клуба, в сопровождении своих типично гринвич-виллиджских жен, слушали, как певец, аккомпанируя себе на пианино, вздыхал о потерянной любви. За стойкой сидели несколько женщин с маленькими блестящими сумочками, казалось, совершенно равнодушных к происходящему. Приглушенный свет и сладкие звуки погружали посетителей в наркотическое состояние.
