и сокращению численности населения. При более низкой плотности населения уровень благосостояния повышался и достигал отметки, которая несколько превышала средние многолетние значения.
Западных наблюдателей всегда удивляла статичная или «неподвижная» природа этих древних династических систем. Фараоны и императоры появлялись и исчезали десятилетие за десятилетием, династии приходили к власти и рушились, однако жизнь простонародья – индийских и китайских кули, ближневосточных раятов и феллахов – оставалась без изменений, находясь лишь на ступеньку выше уровня самого скудного существования. Древние империи напоминали муравейники, полные неграмотных крестьян, которые упорно трудились с утра до ночи лишь для того, чтобы добыть средства на вегетарианскую пищу, бедную белками. Эти люди жили лишь немногим лучше своей скотины и точно так же, как их животные, подчинялись распоряжениям высших существ, которые знали, как вести учёт, и обладали монопольным правом на изготовление и использование орудий войны и принуждения. Тот факт, что общества, которые предоставляли своим членам столь скудное вознаграждение, просуществовали тысячи лет – дольше, чем любая другая система государственности в мировой истории, – выступает мрачным напоминанием о том, что в человеческих делах нет совершенно ничего, что обеспечивало бы материальный и моральный прогресс.
В каждой древней империи вырабатывался собственный интегральный уклад социальной жизни – от кухни до художественных стилей все они представляли собой отдельную вселенную. И всё же при всех своих различиях древние Китай, Индия, Месопотамия и Египет обладали принципиально схожими системами политической экономии. В каждом из указанных обществ существовал обладавший высокой централизацией класс бюрократов и наследственных деспотических правителей, претендовавших на роль вершителей воли небес, либо просто считавшихся богами по своей природе. Великолепные сети дорог, рек и каналов, создававшиеся усилиями государства, связывали любую деревню с административными центрами провинций и всей страны, при этом в любой деревне был хотя бы один влиятельный человек, который выступал связующим звеном между ней и центральной администрацией. Силовые линии политики имели только одно направление: сверху вниз. Порой крестьяне могли владеть своей землёй, как это было в Китае, однако бюрократия, как правило, рассматривала частную собственность как дар государства. В сфере материального производства приоритеты определялись налоговой политикой государства и регулярными призывами проживавших в деревнях мужчин и женщин на работы по строительству различных объектов, которые финансировались государством. Используя расхожую формулировку, государство было сильнее общества: его право собирать налоги, заниматься конфискацией различных ресурсов и собирать рабочую силу для собственных нужд было практически неограниченным. Чтобы установить объём доступной рабочей силы и размер базы налоговых поступлений, государство проводило систематические переписи населения в одной деревне за другой. Государство направляло напоминающие рой муравьёв трудовые армии туда, куда распоряжались его правители, и бралось за строительство гробниц, пирамид, оборонительных сооружений и дворцов, размеры которых были грандиозными даже по меркам современной промышленности. Например, в Египте для реализации монументальных проектов Древнего царства потребовалось привлечь к сезонным работам 100 тысяч трудоспособных мужчин, а при возведении великой пирамиды Хеопса на протяжении двадцати лет было задействовано 84 тысячи человек, каждый из которых работал на её строительстве 80 дней в году. При строительстве Великой Китайской стены требовался миллион рабочих одновременно, столько же трудились на строительстве Великого канала [44], а при династии Суй во время правления императора Ян-Ди (604–617 годы н. э.) более двух миллионов человек ежемесячно трудились на строительстве восточной столицы Лояна и императорского дворца.
Несмотря на разработку философских учений и религиозных доктрин, которые выступали за справедливость и милосердие, правителям этих огромных царств для поддержания закона и порядка зачастую приходилось прибегать к запугиванию, силе и открытому террору. От подвластных требовалась полнейшая покорность, главным символом которой было обязательство пресмыкаться и унижаться перед сильными мира сего. В Китае простолюдины должны были кланяться государю – падать перед ним ниц, ударяться головой о землю и целовать пыль. У индусов обычным людям полагалось обнимать ноги государя. А в Египте во времена фараонов подданные ползали на животе. Во всех этих древних империях существовали безжалостные системы выявления и наказания непокорных. Шпионы обеспечивали постоянную информированность правителей о потенциальных нарушителях спокойствия. Набор наказаний варьировался от побоев до смерти в результате пыток. В Египте сборщики налогов избивали строптивых крестьян и бросали их в оросительные канавы связанными по рукам и ногам; у надсмотрщиков на всех государственных проектах имелись при себе дубинки и плети. В Древней Индии судьи приговаривали непокорных подданных к 18 различным видам пыток, включая удары по пяткам, подвешивание вверх ногами и прижигание суставов пальцев. За лёгкие проступки 18 дней подряд назначалась новая пытка, за тяжёлые преступления приговаривали к 18 пыткам за один день. В Китае лиц, позволивших себе неосторожные суждения, император наказывал оскоплением в тёмном подвале.
У этих древних империй имелась и ещё одна общая черта: каждая из них соответствовала тому феномену, который великий историк-институционалист Карл Витфогель назвал термином «гидравлическое общество». Все эти империи развивались посреди засушливых или полупустынных равнин и долин, которые питались водами великих рек. Представители государства организовывали отведение из этих рек воды и доставку её на крестьянские поля при помощи плотин, каналов, контроля над разливами и проектов по осушению территорий. Иными словами, вода выступала важнейшим фактором производства. Когда она использовалась регулярно и была в изобилии, можно было получать высокие урожаи как на единицу площади, так и единицу затраченной энергии.
Из всех современных учёных именно Витфогель сделал наибольший вклад в установление взаимосвязи между гидравлическими производственными процессами и возникновением неподвижных деспотий, основанных на управлении сельскохозяйственными ресурсами. Моё представление об этой взаимосвязи во многом заимствовано у Витфогеля (см. [Witfogel 1931, 1960, 1970, 1972]), хотя и не полностью соответствует его формулировкам. По моему мнению, доиндустриальное гидравлическое сельское хозяйство периодически приводило к эволюции чрезвычайно деспотичных бюрократий, управлявших аграрными ресурсами, поскольку расширение и интенсификация гидравлического сельского хозяйства, само являвшееся следствием репродуктивного давления, уникальным образом зависели от масштабных строительных начинаний, которые при отсутствии машин могли осуществляться только армиями рабочих, напоминавшими муравейник. Чем больше была река, тем выше был потенциал производства продовольствия в регионе, через который она протекала, – но в то же время и больше проблем в использовании её потенциала. С одной стороны, государство бралось за сооружение обширных сетей отводных и подпитывающих каналов, канав и шлюзовых ворот, чтобы обеспечить достаточное количество воды в нужное время; с другой стороны, государства принимались за строительство плотин, дамб и дренажных канав, чтобы избежать пагубного воздействия слишком большого количества воды в отдельно взятый момент времени. Масштабы этих работ в буквальном смысле требовали изменить облик земли: приходилось сдвигать с места горы, изменять очертания берегов рек, выкапывать целые
