— Валерочка, тебе плохо? Может «скорую» вызвать? — фурией влетела в кабинет бдительная жена.
Валерий Константинович, рассасывая валидол, молча отрицательно помотал головой, а Евгений, под грозным взглядом жены, поспешил откланяться.
— Значит не Лапин, а Лапшин! — сидя в обратном поезде, Труханов почувствовал, как у него от напряжения зудят ладони. — А потом, по прошествии стольких лет, нарисовался общий английский знакомый и Темников занервничал, да так, что вдрызг напился! Конечно, при одном упоминании опальной фамилии расстрелянной семьи у любого случился бы мондраж.
Но с другой стороны Темников не мог владеть никакими сверх секретами, а англичанин почему — то напомнил ему о Лапшине. Почему?
Может потому, что он опять был знаком с кем — то нужным?
О таком повороте событий Труханов не мог не доложить своему руководству. Интуиция подсказывала ему, что теперь круг поисков может перейти в спираль.
Весь вечер Евгений провёл как на иголках. Его мама, дождавшись сына, радостно колготилась на кухне. Поужинав, Евгений закурил. Взглянув на мывшую посуду мать, он, извиняясь всем своим видом, пошёл открывать форточку.
Под его окном опять стояла серебристая иномарка. Мотор работал, в машине грелись.
Когда эта иномарка в последний раз заехала за ним к его подъезду, Евгений, поставив свою машину на сигнализацию, решительным шагом направился к ней. Иномарка резко тронулась с места и задним ходом покинула двор. Евгений даже не стал запоминать номер. Наверняка он был поддельным.
— Мама! — пронеслось в голове Труханова.
Утром, еле дождавшись Зеленина, Евгений потребовал у него телефон Дмитрия Темникова.
Лёха смущённо вынул из кармана вещдок.
— Алё! Тоня, немедленно позвони матери и скажи ей… В общем, что хочешь скажи, но чтобы она немедленно уехала к тебе, — нервничал Евгений разговаривая с сестрой. — Ничего не случилось! Да, но ты ведь знаешь, что я ещё не на пенсии. Всё больше говорить не могу. Мне пока не звони!
Труханов отключил связь, нервно выковырнул из телефона симкарту и сломал её. Немного успокоившись, он молча вернул телефон Алексею.
— Что всё так сложно? — спросил Алексей.
— В нашем случае лучше перебдить, чем не до бдить, — озабоченно ответил Евгений. — А тебе самому не показалось странным, что это дело спихнули нам с тобой — таким, у которых нет и не может быть семьи?
Зеленин посмотрел на Труханова круглыми глазами кота Шрека.
Полковник Москвин выслушал Евгения внимательно и посоветовал Труханову все материалы дела срочно привести в надлежащий порядок и передать их в ФСБ для ознакомления. Если там не проявят к ним интерес, то это, начавшее попахивать тухлинкой, дело можно будет передать в прокуратуру.
— У таких дел большой срок секретности, — посетовал Москвин, имея в виду дело физика Лапшина. — И вряд ли у тебя будет к нему доступ. А свою работу ты выполнил.
— Есть привести в порядок и передать, — козырнул Труханов, в очередной раз упёршись лбом в стену своих, ограниченных служебными рамками, возможностей.
67
В тишине кабинета, сейчас как никогда соответствовавшей душевной потребности, Труханов подшил в дело Темникова последнюю страницу.
За вечерним окном заканчивался на редкость студёный январь. До весны оставалось не многим меньше двух месяцев.
Труханов закрыл папку N и отложил её в сторону. Ему захотелось сделать на этой папке надпись: «Соло человеческой слабости — концерт для нервов с оркестром. Автор неизвестен».
Жаль, что этого не одобрит ни ФСБ ни Прокуратура. Вот такие они сосем не лирические органы!
Он без сожаления посмотрел на распухшую папку и отнёс её полковнику Москвину.
И будто гора свалилась у него с плеч. Но голова всё ещё была забита больной ватой. Евгений помассировал виски и сильно протёр ладонями лицо, словно пытаясь восстановиться в реальности.
В своем плохо расчищенном от снега дворе Труханов с трудом припарковал машину. Избаловавшая жильцов своей добросовестной работой, Инесса Павловна вышла на пенсию. А нового дворника ещё никто в глаза не видел.
— Только бы ничего непредвиденного сегодня не случилось! — подходя к подъезду, подумал Евгений и сглазил сам себя.
Неожиданно он попал под снежный обстрел. Один снежок угодил ему прямо в больное ухо. Колючий холод и боль пронзили до самых пяток. Кидавшие друг в друга снежки ребята были далеко от Евгения, но очень странно ухитрялись попадать и в него.
В сердцах Евгений схватил одного мальчишку за шиворот.
— А чего я — то? — завопил пацан, вырываясь.
Обстрел продолжался.
— Вот кровососы растут! — поспешил к подъезду Евгений.
Ему самому в детстве тоже посчастливилось не раз попадать снежками во взрослых. Но тогда все озорники сразу пускались наутёк. А этим сейчас, похоже, доставляет удовольствие доставать взрослых. Толи дети звереют, толи мы взрослые мельчаем? Продолжая рассуждать на заданную тему, Евгений уворачивался от обстрела.
Подходя к подъезду, Труханов машинально взглянул на крайние окна седьмого этажа. В голодные девяностые из них в прохожих не редко летели сырые яйца. Это резвились детишки одного крутого папаши. Говорят, что они потом переехали куда — то на Рублёвку. И слава богу!
Ночью Труханов долго не мог заснуть. Он включил свет, глянул на часы и громко выругался:- Её, мое, уже третий час ночи! Скоро вставать! — У него сильно болела голова.
— Что лучше: выпить «Пенталгин» или покурить? — пытался настроиться на сон Евгений, машинально прикуривая сигарету.
— Лучшее средство от головной боли — таблетка аспирина на рюмку коньяка, — когда — то убеждал Труханова по телевизору доктор Медведев.
Во дворе у чьей — то машины сработала чуткая сигнализация.
— Это определённо знак! Придётся поверить доктору Медведеву.
Коньяк стоял на виду, а вот аспирин пришлось поискать. И ещё Евгений решил обойтись без тостов.
68
В последние дни в душе Тимура будто что — то умерло. Он ходил на работу, звонил дочери, готовил себе дома нехитрую еду, словно находясь в каком — то бреду.
Но сегодня дома ему стало совсем плохо. Он не находил себе места, мечась по комнатам диким зверем. Наверно Тимур так ни разу и не присел с того момента, как закрыл за собой дверь и остался один в этом бесконечно чужом мире, хотя отчётливо понимал, что он давно был один.
— Вера умерла и её уже больше никогда не будет! — Тимур сполна осознал горький смысл этих слов. Случилась беда. И он это допустил и теперь ничего нельзя исправить!
К ночи он вспомнил, что за весь день не съел ни крошки. Он открыл холодильник и равнодушно посмотрел во внутрь. Там сиротливо белели три яйца. Он опять забыл сходить в магазин. Нет, он определённо не мог ни на чём сосредоточиться.
— Может выпить? Или напиться?
Дрожащей рукой Тимур не сумел удержать бутылку водки с отвинченной крышкой и уронил её на пол. Чуть крутанувшись, бутылка замерла. Помутневшим взглядом Тимур смотрел, как водка растекается по рассохшемуся, так и не заменённому им паркету.
Он переступил через пахучую лужу, сел на кухонный подоконник и долго смотрел куда — то во двор, уставившись в одну точку. Возможно, он продавил бы стекло, если бы у него вовремя сильно не заболел, упёршийся в холодное окно, лоб.
— Её убили. Убили Веру и мою веру в счастье!
В глазах у него потемнело и он заплакал. Крупные слёзы, срываясь с подбородка, капали в, начавшую было подсыхать, лужу на грязном полу.
— Как мне теперь жить без неё? — Тимур обхватил голову руками, силясь понять, что ему теперь следует делать!
На смену депрессии пришли злость и отчаяние! Страшные идеи роились в его голове, сменяя дна другую. Если бы это было в его силах, то он организовал бы Армагеддон!
Он не сомневался в том, что Веру убили. Это было ударом ниже пояса. И Тимур сломался.
— Во всём виноват этот мент — Труханов! Он просто раздавил Веру, как личность. Она и без того сильно переживала. Все они — менты сволочи! — Тимур заскрежетал зубами.
Его воспалённый мозг требовал отмщения, причём незамедлительно!
— Ты предпочитаешь? — спросил Тимура его мозг. — Активно предпочитаю! — проскрипел он зубами в ответ.
— О чём ты думаешь? Ведь это безумие! — Тимур побледнел, испугавшись собственных мыслей.
Он провёл рукой по лицу, пытаясь стереть чёрные мысли, и ощутил, что его пальцы стали могильно холодными. — Но прощать содеянное зло так же преступно, как и его творить!
Откуда взялась эта фраза в его голове, Тимур не знал. Но она словно гвоздем прочно вонзилась в его воспалённый мозг и не отпускала ни на минуту.
Тимур провёл беспокойную ночь. Телефон Труханова не отвечал. Может и к лучшему? Ведь Тимур не знал, что он скажет ему. Он просто бесконечно набирал ненавистный номер.
