глаза и подняла брови.
— Ты была в беде, твой муж едва тебя не убил и угрожал повторить попытку. Я что, какой-то валенок, полностью лишённый эмпатии, по-твоему?
— Конечно, нет! — подруга ведьмы стыдливо опустила голову, — Но… разве ты не считаешь меня полной дурой?
— Что? — Галина поперхнулась возмущением, — С чего бы мне считать тебя дурой?
Люся отвернулась обратно к телевизору и скрестила руки на груди. Поджав губы, она пыталась сформулировать мысль так, чтоб подруга, наконец, поняла её. Ведьма не умела читать мысли, но прекрасно понимала язык тела и терпеливо ждала. Женщины разговаривали будто на разных языках, и обе они были слегка раздражены этим непониманием.
— Ты, — наконец, начала Люся, — иная. Я сейчас даже не про то, что ты ведьма! С колдовством или без него, ты — женщина, живущая почти обычную человеческую жизнь.
Галина кашлянула и попыталась возразить, но её подруга подняла ладонь.
— Не перебивай. Ты не в лесу живешь, не в башне, не в норе под землёй. Ты живёшь среди людей, ведёшь вполне человеческий быт, имеешь человеческие потребности и общаешься с людьми. Но ты умная, сильная, самодостаточная и, вероятнее всего, большинство людей считаешь дураками, как и обычные люди, которым повезло стать умными, сильными и самодостаточными.
Люся вопросительно посмотрела на Галину, ожидая подтверждения своих слов. Ведьма кивнула.
— Так вот. Логичным было бы предположить, что ты, избежавшая человеческого воспитания, считаешь проявлением величайшей глупости добровольное вступление в брак с таким человеком, как Саша. Ты вообще выше стремления людей заводить семьи, а у меня и не семья вовсе, а чистый мазохизм. И я же всерьёз хотела родить того ребёнка! Как можно не считать меня дурой? Если б я была на твоём месте, я бы в свою сторону только презрительно фыркнула бы!
— Ах вот оно что! — протянула ведьма, — Ну что ж. Твоя первая ошибка — ты судишь других по себе и проецируешь на них свои мысли. Ты можешь сколько угодно считать саму себя дурой, но не нужно думать, что дурой тебя считают все вокруг. Вторая твоя ошибка — ты сделала обо мне выводы, мало что обо мне зная. Лишь в одном ты оказалась близка к истине — о большинстве людей я действительно не лучшего мнения.
Астра подскочила в кресле и звонко залаяла. Обе женщины удивлённо уставились на собаку.
— Вы дадите мне спокойно кино посмотреть? — рявкнула чёрно-белая бордер-колли, — Начали они тут задушевные беседы вести, не задумываясь, что мешают! Идите на кухню и там разговаривайте!
Люся начала суетиться с виноватым видом. Галина же с вызовом посмотрела на своего фамильяра, слегка приподняв одну бровь. Не отрывая взгляда от Астры, ведьма нащупала на журнальном столике пульт от телевизора и выключила фильм.
— Ладно, — сдалась собака, — почитаю журнал у камина. О руках просить бессмысленно?
Галина усадила обратно на диван подскочившую Люсю, не поворачивая головы и совершенно не меняясь в лице. Астра тяжело вздохнула и взяла зубами первый попавшийся журнал. Только когда собака улеглась у камина, ведьма смягчилась и повернулась к своей подруге.
— На чём мы остановились?
— На том, что я сделала неправильные выводы, — ответила Люся, хлопая белёсыми ресницами.
— Ах, да. Как я понимаю, Астра болтала много, но о себе и магии, в основном. Ну, хоть не сплетничала обо мне, и на том спасибо. В общем, не права ты, что меня миновало человеческое воспитание. Я вообще не знала, что я какая-то не такая, пока мой отец не решил выдать меня замуж, — Галина на секунду задумалась, — Моя болтливая псина случайно не упоминала, сколько нам с ней лет?
— Она говорила, что фамильяры живут тысячи лет, но про ведьм не говорила ничего. Да и свой точный возраст Астра не называла.
— Не буду заострять внимания на цифрах, дабы чрезмерно не травмировать, но не рассказать я тоже не могу. Когда я родилась, время было совершенно другое. Если бы во мне не признали плод супружеской измены, я бы вряд ли вообще узнала о своих способностях и едва дожила бы лет до тридцати. Меня бы выдали замуж в мои тринадцать или четырнадцать лет, я вела бы тяжелую деревенскую жизнь без удобств, терпела бы выходки мужа и каждый год рожала бы по ребёнку, большинство из которых умерли бы в первые пару лет жизни. Лет в двадцать семь я умерла бы либо от послеродовой горячки, либо от побоев мужа, либо от столбняка, поранившись вилами. Но страшнее даже не сама такая жизнь, а то, что я это всё считала абсолютно нормальным и не представляла, что может быть как-то иначе.
— Звучит, как ночной кошмар, — с ужасом в глазах сказала Люся.
— Но это была жизнь наяву, — вздохнула ведьма, — Так что меня даже слегка обидело твоё утверждение, будто я избежала человеческого воспитания. Я прекрасно понимаю, что такое «так принято», «что скажут люди» и «традиции надо соблюдать».
— Так, подожди! — вмешалась в разговор Астра, — Но ты же не была плодом супружеской измены! Твоя мать, насколько я помню, вышла замуж беременной от другого, но не изменяла мужу.
— Вот ему это и расскажи, — огрызнулась Галина, — И всем тем, кто создал тот мир, тоже расскажи. Могу их души вызвать специально для тебя!
Люся опешила. Образ Галины, который блондинка нарисовала у себя в голове, рухнул мелкими осколками. Безумно хотелось расспросить свою новую подругу о всей её долгой жизни, но был и страх, заставляющий язык прилипнуть к нёбу.
Острая реакция на уточнения Астры говорила о глубокой душевной травме. За всей своей внешней холодностью ведьма была ближе к людям, чем сама бы того хотела. По крайней мере, злость от несправедливости этого мира была типично человеческая, даже немного детская. Люся боялась спрашивать подругу о чём-то ещё, боялась обидеть и расстроить ещё сильнее. Женщина молчала в ожидании, когда её подруга успокоится.
Галина доела свой торт и допила свой чай. Показав Люсе открытую ладонь, призывая оставаться на месте, ведьма отнесла грязную посуду на кухню. Обратно она вернулась с бутылкой светло-красной жидкости и двумя рюмками.
— Земляничная наливка, — Галина подняла руку с бутылкой, — Не откажешь?
Люся кивнула. Немного горячительного было только на пользу.
Ведьма наполнила рюмки. Женщины выпили молча и не чокаясь. Сладкая и мягкая жидкость приласкала вкусовые рецепторы и напомнила о солнечном лете. Мягкое тепло растеклось по телу от пищевода, вытесняя тревоги.
После трёх рюмок Галина расслабилась и откинулась на спинку дивана.
— Тебе было интересно, почему я не считаю тебя дурой за факт добровольного замужества, — напомнила она подруге, — Так вот. Если
