Целуя ее, я никак не мог насытиться этими ощущениями. Все тело словно выжигало огнем и я совсем не желал останавливаться, но тут в сознание стал доноситься ее тихий шепот:
— Джон, проснись. Проснись…
Я протестующе застонал и мотнул головой — просыпаться мне ничуть не хотелось. Там было так хорошо, но чудесное ощущение от ее поцелуя уже начало отдаляться. Я старался зацепиться за него, поймать снова, вернуть, досмотреть, однако до меня уже дошло, что все это было лишь сном.
— Джон, ты стонал во сне. Просыпайся, прошло почти два часа, — ее шепот настойчиво звал меня в реальность.
Ладонь Марты лежала у меня на груди, а сама она, склонившись над моим лицом, нависала сверху. «Так вот почему мне это приснилось», — сообразил я.
Она находилась так близко, но теперь это было явью. Чувствуя на себе ее теплое дыхание, слыша шепот, обволакивающий все еще затуманенный сном разум, я не удержался и потянулся рукой к ее лицу. Изучающе проведя большим пальцем по ее губам и поняв, что она не отстранилась, я поднял голову и впился в них ртом.
С жадностью целуя ее, я испытывал какую-то невероятную смесь чувств. Они переполняли меня настолько, что к ним примешивалось даже чувство боли. Я уже давно забыл, каково это — целовать женщину и никак не ожидал, что Марта ответит мне с такой же яростной жадностью. Услышав, как она тихо застонала, я принялся срывать с нас обоих одежду.
Спустя несколько минут я лежал на кровати и слушал ее сбивчивое дыхание. Я и сам еще не до конца пришел в себя. То, что произошло между нами, было так естественно и вместе с тем до безумия странно. Всего несколько дней назад мы не были даже знакомы, а в данную минуту я отчетливо понимал, что больше не смогу без ее присутствия. Это не было просто сексом — мне нужна была ее улыбка, ее близость, поцелуи и теперь все ее тело.
Размышляя об этом, я вдруг осознал, что впервые не думал об Анне — сегодня я практически ни разу о ней не вспоминал. Испытав укол совести, я напомнил себе, что Анна ушла навсегда. Я всегда буду любить ее и всегда буду помнить, но пришло время жить дальше. И, наверное, она была бы рада тому, что я снова могу быть счастлив.
— Марта…
Перевернувшись на живот, я придвинулся к ней. Она уже затихла, но даже в непроницаемой темноте я интуитивно почувствовал, что она улыбается. Ее рука легко коснулась моих волос, а я потерся губами об ее грудь, вдохнул запах ее кожи и на секунду замер.
— Оказывается, чтобы дождаться поцелуя, тебе всего лишь нужно было дать поспать, — язвительно прошептала она.
По ее интонации было неясно — шутит она или говорит всерьез.
— А ты хотела этого? — скрывая неуверенность за ироничным тоном, спросил я.
— Да. Почти сразу, как увидела, а когда ты вышел из своего гаража с хмурым лицом и перепачканными машинным маслом руками и вовсе потеряла голову.
— Черт возьми, ты ведь шутишь! — Не удержавшись от смеха, я поцеловал ее в губы и с той же иронией прибавил: — Это бессердечно с твоей стороны, ты знаешь? Я ведь могу и поверить.
— Давай посмотрим, что там наговорил наш президент, — меняя тему, предложила она.
— Нет, нет, постой… Я не хочу никуда уходить с этой кровати! Это такая отличная кровать и почти не скрипит! — сквозь сдержанный смех я прижимался лицом к ее груди, стискивал ее в своих ладонях, лизал и покусывал ее соски. — К черту президента с его речью! Я хочу тебя… Хочу тебя еще…
Сейчас мне было так хорошо, что хотелось забыть обо всем. Если бы мог, я бы послал к дьяволу весь этот чертов мир с его жестокостью, ложью и алчностью. Все его изъяны и несовершенства затмила лежащая рядом со мной обнаженная женщина и я желал хотя бы на время отгородиться от всего внешнего. От всего, что в данную минуту не касалось лишь нас двоих.
В эти мгновения впервые за долгое время я чувствовал себя глубоко и по-настоящему счастливым.
Глава 22
В кровати мы провели еще около часа, но как бы я не оттягивал время, нам все же пришлось вынырнуть в жестокую действительность. Дольше оставаться в изоляции от внешнего мира все равно бы не вышло. Мы сознавали, что рано или поздно он нас настигнет, а потому оба чувствовали необходимость узнать, что происходит за хрупкими границами нашего уединения.
Одевшись, мы снова забрались в шкаф. Марта удобно устроилась между моих ног, убрала звук до минимума и включила видео с пресс-конференции президента. Мы посмотрели ее от начала до конца и у нас обоих она оставила неоднозначные впечатления.
Сидя перед камерами, президент наговорил много высокопарной чуши. Целых пять минут этот пожилой и, казалось, давно оторванный от реальности человек рассуждал о том, что наступили страшные времена, говорил, что нация оказалась в опасности и должна сплотиться, чтобы дать отпор врагу, не переходя к сути, тряс кулаком и вспоминал былые победы, давал обещания, что и с этой бедой наш народ справится. И только после такого неимоверно длинного вступления перешел к тому, что интересовало всех.
Так, он заявил, что в лаборатории NLVID-4 произошла утечка неизвестного вируса, однако ученым пока не удается определить, как он распространяется и чем вызван. По поводу пропавших людей им было сделано предположение, что они могли от него пострадать и теперь представляют угрозу для здоровых, а потому, в целях предотвращения дальнейшего распространения инфекции, населенные пункты в радиусе трехсот километров объявляются зоной повышенной опасности. По его особому распоряжению с завтрашнего утра правительственные войска начнут эвакуацию всех, кто не заражен. В зоне риска останутся только медики и военные, которые будут устранять последствия допущенной ошибки. Завершил он свою речь призывом к осторожности и заверением, что руководство страны будет держать ситуацию под контролем.
Его заявление вызвало небывалый резонанс и в прямом смысле слова произвело эффект разорвавшейся бомбы. С момента выступления прошло всего лишь чуть больше часа, а соседние страны уже требовали отчета о вирусе и степени его вирулентности. Некоторые из них грозились закрыть границы и ограничить транспортное сообщение, но самые страшные события развернулись в зоне объявленной эвакуации. Люди поддались неконтролируемой панике.
Одни уже сегодня бежали подальше от мест заражения, не дожидаясь пока их вывезут правительственные войска. Другие обвиняли во всем военных, внешних врагов, террористов и даже своих соседей. Они собирались
