корпорация, то есть корпорация университетская. Без преувеличения можно сказать, что если бы все решалось только университетами, то никакой великой науки – ни точной, ни естественной, ни гуманитарной – во Франции не было бы никогда: ни в XVI, ни в XX веке. Однако же великая наука во Франции, как мы знаем, возникла, и возникла она благодаря двум механизмам, работу которых мы можем наблюдать на протяжении всех этих четырехсот лет.
Институциональное шунтирование
Первый механизм можно назвать «институциональным шунтированием», то есть построением обходных путей, байпасов. Все производство новаторского знания шло во Франции Старого режима в обход университета. Роль этих шунтов отчасти выполняли институции средневекового типа, то есть духовные конгрегации, например бенедиктинская конгрегация св. Мавра, под крышей которой родилась современная научная критика текста. Отчасти роль байпасов выполняли такие институции нового, ренессансного типа, как академии. Но наиболее долгая, продуктивная жизнь была уготована новым институциям иного, третьего типа. Эти институции составили то самое «дополнительное подмножество», о котором подробно говорилось выше, во втором очерке нашей книги. Все это «дополнительное подмножество» было создано посредством институционального шунтирования. Как уже говорилось во втором очерке, после начала Великой французской революции путь внеуниверситетского строительства высших учебных заведений, ранее бывший путем обходным, превратился в основной. А после того как Наполеон своими декретами от 10 мая 1806 года, 17 марта и 17 ноября 1808 года воссоздал во Франции университетскую (точнее говоря, факультетскую) систему, путь внефакультетского строительства образовательных институций вновь превратился из основного в обходной. Снова став обходным, он от этого не стал менее насущным. И в XIX, и в XX веке все институции, нацеленные на производство нового знания, создавались во Франции путем институционального шунтирования.
«Вертикальный сговор»
Начиная с созданного в XVI веке института королевских лекторов (будущего Коллеж де Франс), самые важные операции институционального шунтирования осуществлялись во Франции с помощью специфического типа реформаторских действий: этот тип действий можно назвать «вертикальным сговором». Это и есть второй механизм, который мы имеем в виду. Механизм «вертикального сговора» был описан Джозефом Бен-Дэвидом в его книге «Роль ученого в обществе» (Бен-Дэвид, правда, не обозначил этот механизм каким бы то ни было термином). По словам Бен-Дэвида, если в других «важных в научном отношении» странах источником инноваций служили либо конкурирующие инициативы различных независимых университетов и иных учреждений, либо давление и целенаправленная политика научных элит, действующих от лица научного сообщества в целом (в качестве примера Бен-Дэвид приводит английское Королевское Общество), либо же активное лоббирование со стороны формальных и неформальных ассоциаций, членами которых выступали как отдельные ученые, так и научные учреждения (случай, характерный для США), – то во Франции для успешных нововведений требовалось не «горизонтальное» взаимодействие научных учреждений или отдельных ученых, а удачное «вертикальное» сложение усилий, шедших навстречу друг другу сверху и снизу. Снизу шли усилия отдельных научных «антрепренеров» или научных клик (обычно соотносимых с теми или иными политическими тенденциями), а сверху – усилия отдельно взятых администраторов и политиков [Ben-David 1984, 105]; [Бен-Дэвид 2014, 198]. Бен-Дэвид пишет о недолговечности существования подобных констелляций: лишь в редких случаях это благоприятное совпадение индивидуальных воль и властных позиций сохраняется настолько долго, чтобы стало возможным довести намеченную программу реформ до завершения. Самым характерным примером такой недолговечной констелляции Бен-Дэвид называет как раз ситуацию создания ПШВИ.
Замечательно то, что, анализируя все упомянутые выше модели социального взаимодействия, исследователи французского общества и французской истории без малейших оговорок указывают на «французскость» этих моделей. О «французской бюрократической модели» говорит Мишель Крозье. А, например, Франсуа Фюре в 1980 году констатировал: «История французского высшего образования подчиняется закону периферического развития» [Furet 1980, 5]: под периферическим развитием Фюре имел в виду именно то, что мы здесь называем «институциональным шунтированием». Без каких-либо уточнений повторила слова Фюре Брижит Мазон в своей книге о создании парижской Высшей школы социальных исследований [Mazon 1988, 4]. То же самое видим и у Бен-Дэвида: при всем своем профессиональном социологизме и компаративизме он описывает модель «вертикального сговора» как специфичную именно для Франции. Никто из вышеназванных авторов, конечно, не говорит «специфичная только и исключительно для Франции», но тем не менее все они описывают французскую специфику путем ссылки на эти механизмы, безо всякого указания на какую-либо более широкую сферу бытования этих моделей.
Между тем при взгляде из России становится особенно очевидно, что во всех этих случаях речь не может идти о каком-то французском «особом пути». Параллели между французскими и русскими моделями и случаями столь многочисленны, что составить тут исчерпывающий список вряд ли возможно. Мы остановимся лишь на одном случае из советской истории, имеющем касательство к модели вертикального сговора, поскольку это нам поможет при дальнейшем анализе.
Советская параллель: создание усилителя «Бриг»
Из всего множества примеров вертикального сговора, характерных для русской истории, мы приведем только один, относительно мало известный читателям-гуманитариям. Пример взят из истории отечественной аудиотехники. Речь идет о создании в первой половине 1970‐х годов на ленинградском объединении «Океанприбор» (!) небывалого для советской промышленности усилителя «Бриг», полностью соответствовавшего требованиям западного рынка. Создатель этого легендарного усилителя инженер-изобретатель Анатолий Маркович Лихницкий без ложной скромности описывал ситуацию следующим образом:
Почему «чудо» родилось в «Морфизприборе», а не во ВНИИРПА [Всесоюзный научно-исследовательский институт радиовещательного приема и акустики] или где-нибудь в другом месте? Думаю, что благодаря условиям, которые в научно-исследовательских институтах социалистического образца обычно не сочетаются. Прежде всего, дело возглавили три неординарные личности, и притом единомышленники. Я [меломан и фанат hi-fi, инженер-изобретатель А. М. Лихницкий] знал тогда, что надо делать и как это технически осуществить, Каляева [А. Н. Каляева, меломанка и фанатка hi-fi, руководитель отдела по разработке товаров народного потребления в институте «Морфизприбор», приятельница А. М. Лихницкого] была способна выбивать всё, что для этого было нужно (оборудование, помещения, подключать для выполнения работ любые службы института), а Свиридов [Н. Н. Свиридов, меломан и фанат hi-fi, начальник 10‐го главного управления Министерства судостроительной промышленности СССР] обеспечивал нам в министерстве зеленый свет и щедрый денежный дождь [Лихницкий 1996, 75].
Добавим, что, по рассказу того же Лихницкого, при запуске «Брига» в серийное производство высшее политическое прикрытие проекту стал обеспечивать еще один «страстный хайфайщик» – заместитель председателя Военно-промышленной комиссии Совета министров СССР Л. И. Горшков (см. об этом ниже)[27].
Текст Лихницкого дает возможность наметить стандартную ролевую структуру той констелляции реформаторов, которая создается в результате вертикального сговора. Позволим себе здесь для еще большей наглядности провести параллель с другой известной моделью секретного взаимодействия: с заказными убийствами. Как и в случае заказных убийств, структура вертикального сговора в основе своей трехуровневая, правда, роли здесь специфицируются иначе, чем при заказных убийствах. При заказных убийствах, как известно, выстраивается триада «заказчик – организатор – исполнитель». При вертикальном сговоре реформаторов на среднем уровне тоже оказывается организатор: точнее, администратор, выступающий в функции организатора. Но выше администратора выступает не заказчик, а прикрывающий: политическая фигура или политическая сила, обеспечивающая проекту политическое прикрытие. Наконец, низший уровень, уровень исполнителей: от них, как и при заказных убийствах, в решающей степени зависит конечный результат дела. Применительно к модели вертикального сговора точнее, видимо, будет говорить не об исполнителях, а об экспертах: людях, по выражению Лихницкого, «знающих, что надо делать», – причем в случае крупномасштабного проекта речь обычно идет о целой сети таких экспертов, на мнение которых опирается администратор. Этих экспертов мы будем называть «реформаторское лобби». Разумеется, речь идет об абстрактной схеме: в реальности
