Вала успел удивиться – откуда Линнэр знает его имя?..
– Конечно. Знали, кого просить об этом. Ты ведь милосерден. Ты не захочешь новой крови здесь, – его передернуло. – Соскоблить письмена с пергамента. Ведь пергамент плохо горит. Да и к чему? – ведь можно потом все переписать заново! Но следы других, стертых знаков – они ведь останутся, Ирмо. Их не вытравить ничем.
Он говорил с Валой не просто как взрослый – как старший; но это уже не удивляло.
– И не вся кровь прорастет травой; след останется. Останется и в ваших душах, и на руках ваших; и все воды Великого Моря не смоют ее… Почему я не родился раньше! я мог бы встать там, рядом с моими братьями и сестрами, с мечом в руках… Да что проку. Мы не умели убивать. Вы – умеете.
Владыка Снов пытался не отводить взгляд. Линнэр заговорил о другом:
– Этой осенью я должен был избрать Звездное Имя. Я уже знал его: Гэллэйн. Я ведь Видящий. Но нет Учителя, чтобы он сказал – «Ныне имя тебе Гэллэйн; Путь твой избран – да станет так». И Пути уже не будет. Не будет – здесь. И не достанет сил вернуться. Да и некуда.
Он приподнялся на локте и оглядел спящих.
– Сколько из них поднимут меч против него? – тихо и горько.
Ирмо не смог сказать ни слова.
– Я ведь уйду, Владыка Снов. Я знаю, ты не желаешь нам зла. Учитель рассказывал о тебе. Прости, что я так говорил с тобой; ни перед ним, ни перед нами ты не виновен.
– Нет, Линнэр. Я молчал, когда говорили о Великом Походе. Я запретил себе верить в то, что видел и знал. Я боялся. Боялся, что меня покарают, как Ауле. И – молчал.
– Я помню. Учитель рассказал и о нем. Мы только одного понять не смогли: как можно запретить творить. Зачем это нужно. И как убивать людей, он нам тоже не объяснял, – криво усмехнулся. – Ну, да ничего: это мы и сами увидели.
– …Так что я просто трус, Линнэр. Вот и мой Майя ушел от меня, как Артано от Ауле…
– Гортхауэр, – поправил мальчик.
– Как?..
– Гортхауэр. Учитель его иногда называл по-другому: Ортхэннэр. Но на нашем языке – так.
– Да-да, конечно, – поспешно согласился Ирмо.
Помолчали.
– Я хотел бы, чтобы ты остался со мной, – раздумчиво сказал Ирмо. – Только ты ведь не захочешь. Я бы, наверно, тоже не захотел…
Линнэр положил руку на руку Ирмо:
– Ты… нет, не трус. Ты просто не смеешь поверить себе.
Ирмо невольно вздрогнул; ему показалось, что эти слова произносит – другой, тот, кого сейчас в оковах вели в чертоги Мандос.
– На тебе нет вины перед нами, Владыка Снов, – повторил Линнэр.
– Я хотел бы… – почти моляще продолжил Ирмо, – чтобы ты остался. Мне ведь даже говорить почти не с кем… Но ты стал Человеком, и Эльфом мне тебя не сделать, а тем паче, в Майя не превратить. И жить здесь ты не сможешь… Мне кажется, что я – с ним говорю. Сам – не посмел, пока можно было. И после того, что я сделал, наверно, уже не смогу…
– Ты не желал зла. Да что я: никто здесь не желал зла! Только слепо вершили чужую волю. Как дети несмышленые.
И снова Ирмо почудился другой голос.
– Но ты, Владыка Снов… Мне тяжело видеть так далеко, но ты еще станешь Человеком. И, знаешь…
Мальчик улыбнулся печально и мудро – совсем не по-детски:
– Знаешь… пусть ты скажешь те слова, которые не успел сказать Учитель. Он не осудил бы меня.
Глубоко вздохнул:
– Я, Линнэр, избрал Путь Видящего, и знаком Пути, во имя Арты и Эа, беру имя Гэллэйн, Око Звезды.
И почти беззвучно откликнулся Ирмо:
– Перед звездами Эа… и… Артой… – впервые он произносил имя мира так, – ныне имя тебе… Гэллэйн. Путь твой избран… Да станет так.
Мальчик улыбнулся:
– Благодарю. Прощай.
И закрыл глаза.
…Один изо всех, он не очнулся от колдовского сна в урочный час.
– …Должно быть, он просто пожалел меня. Прости меня, если сможешь, что посмел сказать твои слова вместо тебя.
– Мне не в чем тебя винить. И потом, он сам так решил.
– Он не смог забыть. Я понял до конца, что он твой ученик, когда увидел, что его воля сильнее моей. И он был прав: память не исчезла, она спит в них – во всех, даже в Гэлли. А я… я хотел убить память. Этого нельзя простить, я знаю…
– Но ведь они – живы. Благодарю тебя.
– Они перестали быть твоими детьми…
– Это значит лишь, что от своего приемного отца они вернулись к родному.
– Но у приемного – не лучше ли было им?
– Что ж, тогда, может, у своих теперешних приемных родителей они будут счастливее, чем… Где они теперь? Тайли Мириэль – я знаю. А другие?
Ирмо опустил глаза:
– Йолли и Эйно – воспитанники Манве. Теперь их зовут Амариэ и Глорфиндел. Тайо – Лаурэ – воспитывался в доме короля Ванъяр Ингве. Даэл, Ойоли, Исилхэ и Тииэллинн – в Алквалондэ у Олве. Тииэллинн – его приемная дочь. Она…
– Я знаю. Остальные – у Нолдор?
– Да.
– Лучше нам не встречаться. Если вспомнят – не смогут жить здесь. И если… нет, этого не будет.
Усмехнулся коротко и зло:
– Итак, мой младший брат тоже решил обзавестись учениками. И хорошо защитил род своих избранников!..
И, неожиданно тихо и обреченно:
– Как же все оказалось просто…
СВЕТ В ЛАДОНЯХ. ОТ ПРОБУЖДЕНИЯ ЭЛЬФОВ ГОДЫ 802-866
Светлые Ванъяр дорожат покоем; они довольны своей судьбой – на что им новые знания, смущающие их души? И Тэлери не стремятся возвратиться в Смертные Земли. Только Нолдор были так похожи на – тех… Правда, поначалу они сторонились его, опасливо косясь на тяжелые железные наручники, навечно оставшиеся на его запястьях – как клеймо, как знак, как напоминание: он нарушил волю Единого. Потом привыкли и к этому…
И однажды он увидел книги Нолдор.
Мелькор был потрясен. В письменах Эльфов Света была тяжеловесность, не свойственная легкому, летящему письму Тай-ан; но, несомненно, это была письменность Эллери Ахэ.
– Кто… дал вам эти знаки?
– Феанаро, – ответил Румил, один из мудрейших Нолдор.
Сердце Черного Валы забилось глухо и тяжело:
Постой; повтори. Эти письмена создал…
– Куруфинве Феанаро, старший сын Финве.
Мелькор замолчал.
– Он по праву считается мудрейшим из Нолдор, – Румил вздохнул. – Когда мы создавали письменность, у нас ушло на это несколько лет. Но мои письмена не так красивы, да и система более громоздка. Феанаро талантлив; работу, на которую у меня ушли годы, он сделал за месяц. Его знаки не слишком похожи на мои; правда, мои удобнее высекать на камне… Да, он превзошел меня; должно быть, обо мне и моих знаках скоро забудут…
– Нет, – глухо откликнулся Мелькор. – Камень простоит века. А книги… – он замолчал ненадолго и неожиданно резко закончил, – книги горят.
Румил изумленно взглянул на Мелькора, но Черный Вала поднялся и быстро вышел.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
