Он молчал. Она долго ждала ответа, потом скользнула к двери, но обернулась на пороге и спросила как-то беспомощно-удивленно, словно впервые задумалась об этом:
– Мелькор… Почему ты – здесь? Зачем тебе сковали руки?
Он поднял на нее глаза – и внезапно, не выдержав, хрипло и страшно расхохотался.
Она исчезла – легкий утренний туман под порывом злого ледяного ветра, – а он все смеялся, пока смех не перешел в глухое бесслезное рыдание – и умолк.
«Спроси у моего брата, почему я здесь. Спроси у Ауле, почему у меня скованы руки. Спроси у Тулкаса, как погиб твой отец. Спроси у Ороме, почему убили тех, кто сопровождал вас. Спроси у своего мужа, как умер Ахтэнэр, твой брат!»
…Ахтэнэр – черные с золотыми искрами глаза, черные с отливом в огонь волосы, дерзкий и насмешливый… Знал ли будущий Король Нолдор, что обрек на смерть брата той, которая стала его возлюбленной супругой? Наверно, нет; и она не знала…
А Манве, должно быть, радовался этому союзу: как же, сумел исправить зло, содеянное негодяем-отступником, выиграл битву за юную душу, смог излечить ее! И сколько еще таких детей в Валиноре? Детей ведь не стали убивать, Великие милосердны: зачем казнить, если можно приказать забыть…
Ирмо медленно шел среди теней и бликов, шорохов и отдаленного звона падающих капель росы. Там, где проходил Владыка Снов и Грез, Сады обретали новую, целительную силу. Медленно, в задумчивости шел он, словно скользя над травой, не оставляя и легкого следа на земле. Говорили, что Сады – часть самого Ирмо, его сила и разум. Наверное, это было правдой – он ощущал Сады, как самого себя. И сейчас дергающая боль в виске вела его туда, где от чьего-то горя умирали травы.
Ветви почти сплетались над маленькой круглой поляной, оставляя в зеленом куполе окно, сквозь которое падал сноп мягкого рассеянного света. Там, в круге света среди мелких белых цветов, спала юная женщина. Ирмо настолько хорошо знал этот уголок Садов, что почувствовал острую боль от того, что нарушено печальное совершенство этого места. Тихий быстрый шепот, всхлипывания – листва тревожно дрожит… Темная коленопреклоненная фигура, плечи вздрагивают от рыданий. Ирмо уже понял, кто это. Он часто приходил сюда. Вала неслышно приблизился и встал перед плачущим. Тот поднял голову; красивое, переполненное отчаянной тоской лицо было залито слезами.
– Владыка, – срывающимся шепотом, – почему… О, почему? Они сказали – Мириэль больше не проснется… Почему, почему, Владыка?! Почему она не возвращается? Ведь я же люблю ее! И она тоже… Ведь она не может умереть, ведь правда? Правда?!
Ирмо покачал головой и ничего не ответил. Но Королю Нолдор, похоже, было не до ответа. Он говорил. Говорил скорее себе, чем Ирмо.
– Я помню, помню… Ведь это здесь, в этих Садах я встретил ее… О, как же она прекрасна…
…Она казалась ему душой белого цветка. Тень – в тени деревьев, серебристый утренний туман, хрупкий стебелек… Девушка с серебристыми волосами и прекрасными нежными глазами испуганной лани. Как медленно падали из ее рук белые цветы… Как медленно взлетали крылья-руки в широких просвечивающих белых рукавах… Она сама казалась такой прозрачной, призрачной… И он бежал, бежал ей навстречу, задыхаясь и плача от неведомого мучительно-прекрасного чувства. В этот миг он подумал, что знает теперь, что значит – умереть. Ему казалось, что он умирает… Они молча стояли, крепко обняв друг друга, и им казалось, что у них одно сердце. И лишь потом, когда этот полуобморок отпустил их, они смогли заглянуть друг другу в глаза. Шепотом, задыхаясь, он спросил:
– Кто же ты…
– Мириэль… – как вздох ветра в траве.
– Она ушла из твоих Садов, и вот – вернулась, чтобы уйти от меня… За что, за что, Владыка? Или она – не Элдэ? Она – призрак?..
– Нет, – нарушил молчание Ирмо, – нет, она такая же, как и ты.
– Я знаю… Но ведь тогда она не может, не может умереть! Не может, пока жива Арда! Элдар не умирают!
– Не умирают.
– И она ведь не умерла? Да? Она спит?
– Не совсем так, Финве. Не совсем так… Ее дух покинул тело, но он и не в чертогах Мандоса.
– Но она вернется? Мне говорили – она ушла, ушла совсем… Но как же так… Я не верю, не верю! Она не могла покинуть меня, мы же так любили друг друга!
Ирмо сел на траву рядом с Финве. Вала смотрел куда-то вверх, не желая встречаться взглядом с Эльфом – знал силу своих глаз и не хотел ни в чем неволить Финве.
Он заговорил тихо, ровно, успокаивающе:
– Тебе ведь ведомо, что душа ее изнемогла и не в силах более жить в этом теле. Всю силу свою отдала она вашему сыну; ведь ваша любовь дала жизнь ему…
– Любовь… Неужели любовь убивает? Значит, это я убил ее? Да? Значит, слишком сильно любить – смертоносно… Я во всем виноват, я, я!!
Его снова охватило отчаянье; стиснув виски, он раскачивался из стороны в сторону, повторяя это «я, я, я». Ирмо положил руку ему на плечо. Он многое мог бы сказать Финве и о смерти, и о любви, и о вине… Но он заговорил о другом:
– Нет. Это не любовь ее убила. Знаешь ли… Не все могут так безнаказанно отдать свою силу. Иногда ее нельзя восстановить.
– Но здесь Аман! Разве может быть такое в этой святой земле? Разве не здесь – исцеленье всех скорбей? Владыка, я не понимаю!!
– Не всем здесь можно жить. Некоторые не могут вынести… благодати Амана. Да, Финве, она любила тебя. Да, твоя любовь давала ей силы. Но ведь и тебе она отдавала всю себя. Ей было трудно, слишком тяжко… Напрягать все силы, чтобы суметь жить здесь, отдавать любовь тебе, носить под сердцем сына… Она была сильной, Финве, но…
Финве неотрывно смотрел на Ирмо, начиная что-то смутно осознавать.
– Ты говоришь, – тихо-тихо начал он, – она не могла выдержать благодати Амана? Но ведь только… только один не может… она – из тех?!
Ирмо молчал. Однако Финве уже не нужны были слова.
– Она знала? – глухо спросил он.
– Нет.
Финве долго молчал, опустив голову, – и вдруг с глухим стоном рухнул на тело Мириэль:
– Ненавижу… ненавижу! Это он, он убил ее! Он извратил, сломал их души! Даже те, что ушли из его власти, не могут жить здесь! Даже здесь его черная длань настигает их! Вот, значит, какова его месть… Он убил ее. Он убил меня. Мириэль…
– Согласись, если и так, ему было за что мстить.
Финве резко поднялся, яростно сверкнув глазами:
– Да… Он мстит за все, что против его воли! Да, их надо было убить! Они несли зло, их уже нельзя было исцелить! Их надо было убить, чтобы хоть души их вырвать у него!
«Ты сам не ведаешь, что сказал, Финве. Траву рвут с корнем – и то ей больно. А когда душу вырывают с корнем… даже если это не твоя душа, но ты пророс ею… Теперь ты знаешь, как это бывает».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
