– Не переживайте, похоже, Антона подставили.
Бурлевскому с трудом удается «сохранить лицо», он уезжает на работу и принимается размышлять, что делать? И тут господин Случай посылает ему Лампу.
Увидев глуповатую, но жутко активную даму, к тому же мечтающую заработать, Федор моментально придумывает план. Нанимает Лампу в качестве детектива и велит заниматься делом сына. Бурлевский убивает таким образом двух зайцев – выглядит заботливым отцом и надеется посредством нашей мисс Марпл навести милицию на след Монахова.
– А это кто такой? – поинтересовался Сережка.
– Старый знакомый Федора, – пояснил Володя, – когда-то они вместе лабухали в ресторане, но потом Андрей пошел по лагерям, превратился в наркомана. Выйдя в очередной раз на свободу, он обращается к Бурлевскому в надежде на получение денег. Федор приезжает к Монахову, угощает того дозой героина и, когда Андрей засыпает, хладнокровно убивает его. Затем оставляет записку, с якобы признанием в убийстве Зайцевой, написанную печатными буквами, и возвращается в офис, крайне довольный собой. Потом он дает Лампе адрес «убийцы». Та несется к Монахову, обнаруживает труп и вызывает милицию. Бурлевский торжествует, все идет по плану. Глупая баба получает деньги и молчит, милиция находит убийцу – все довольны, а Федор вне подозрений.
– Зачем же он решил убить Лампудель? – спросил Сережка.
– Ох-ох-ох, грехи мои тяжкие, – вздохнул Володя, – тут целая цепочка глупостей и дурацких совпадений. Чтобы иметь постоянную связь с Лампой, Бурлевский дает той пейджер. Но когда приходит время расставаться, она возвращает ему пейджер, он просит у нее телефон и чуть не лишается чувств, взглянув на номер. Оказывается, Ломакина звонила перед смертью не Зайцевой, а Евлампии!
– То-то он перепугался, – пробормотала я, – и понес чушь, без конца спрашивая, мой ли это номер.
– Ага, – мрачно улыбнулся Володя, – теперь Федору необходимо избавиться от Лампы. Он нанимает киллера и отправляет того на дело. Молодой человек прикидывается почтовым служащим и стреляет в Валентину, недоразумение выясняется через день.
– Федор все спрашивал про мое здоровье, – хихикнула я, – а потом спохватился и завел разговор про эпидемию гриппа.
– Да, – подтвердил майор, – он пережил не лучшие минуты, услыхав голос Евлампии. В первый раз он решил действовать чужими руками – и такой облом! У него у самого не случалось осечек, и Бурлевский вызывает Лампу ночью в выселенный дом. После ее убийства он планировал поджечь здание, а потом уехать за границу, переждать суматоху.
– А откуда ты узнал про то, что Лампудель поехала «на дело»? – спросил Сережка.
– Мы давно следили за ней.
– Я не заметила, – пробормотала я.
– Еще бы, – хмыкнул Костин, – с тобой работали профессионалы, а не жадные лохи, готовые ради денег на все!
Я молча проглотила обвинение.
– То, что Лампа занимается частным сыском, я заподозрил давно, – пояснил Володя, – а «хвост» к ней приставили после того, как она мне наврала, будто нашла адрес Монахова через «Мосгорсправку». Такого просто не могло быть, у него не было московской прописки, а маленькая ложь…
– Рождает большое подозрение, – бодро закончила за него Катя.
– Между прочим, это ты втравила меня в эту историю! – возмутилась я.
– А марки где? – спросила Юля. – Неужели у Татьяны?
– Нет, – покачал головой Володя, – она так и не сумела вскрыть тайник.
– У Ломакиной дома, – ахнула я.
– Были, – пояснил Володя, – а сейчас у вас.
– У нас? – закричали мы хором. – У нас? Где?
Не говоря ни слова, майор ткнул пальцем в Мориса.
– Кот съел марки? – предположил Кирюшка.
Но я уже поняла, в чем дело, и бросилась к подоконнику, где лежал широкий голубой ошейник с медальоном.
– Молодец, – похвалил Костин, – как ты догадалась?
Я повертела в руках кусок голубой кожи.
– Анна, ближайшая подруга Светланы, рассказывала мне, как Таня гладила кота и приговаривала: «Золотой мой, драгоценный». Однако у девчонки гениальная фантазия, никто и не подумал распороть ошейник.
– Кому они теперь достанутся? – поинтересовалась Катя.
Володя пожал плечами:
– Если суд определит меру с конфискацией, отойдут государству, если нет – будут дожидаться возвращения Федора.
ЭПИЛОГ
К сожалению, сейчас в нашей стране все решают деньги. Бурлевского отпустили под подписку о невыезде. Впрочем, сейчас мужик лежит в НИИ Склифосовского с гирями на ногах. Он нанял лучших адвокатов и представил справку, что является онкологическим больным, находящимся в двух шагах от смерти. А к таким обреченным людям, даже убийцам, у суда особое отношение, поэтому Федор надеется на минимальный срок. И хотя Костин поклялся сделать все возможное, чтобы прокурор потребовал высшую меру, я думаю, финансовое положение продюсера позволит ему избежать справедливого наказания.
Ксюша счастливо живет с Сашей. Татьяна Митепаш вернулась к Олегу Яковлевичу. У них был долгий и крайне неприятный разговор, но Писемский действительно любит гадкую девчонку и простил ей все художества. Кстати, Танюша сильно изменилась, ужасная история, в которую она попала благодаря своей бесшабашности и жадности, явно пошла девчонке на пользу. Ольга Васильевна тоже переехала к «королю бензина». Все они искренне хотят забыть происшедшее. Но впереди – суд на Любой Тороповой, на котором Татьяна будет главным свидетелем. Из Америки примчалась бывшая жена Писемского, но Олег Яковлевич отказался с ней встретиться.
Я вернула деньги, полученные от Бурлевского. Передала конверт Антону. Тот, узнав, как подставил его родной отец, до сих пор не может прийти в себя. Но во всем плохом есть свое хорошее. Впервые в жизни Антон не пьет вот уже неделю.
Но мне все же удалось заработать, потому что Олег Яковлевич буквально силком всунул деньги в мои руки.
– Вы нашли Ксюшу, вернее, Танюшу, – пояснил бензинщик, – вот и забирайте гонорар.
– Но я совершенно ни при чем, – отбивалась я, – это все Володя.
Но Писемский только замахал руками.
31 декабря мы перебрались в новую квартиру. Естественно, машина с грузчиками прибыла не в час дня, а в пять вечера. До десяти часов мы таскали узлы и чемоданы. В половине одиннадцатого мы обозрели груды абсолютно одинаковых ящиков с надписью «Педигрипал» и приуныли. Где тут посуда, где кастрюли…
– Надо было надписать упаковки, – запоздало предложила Катя.
– Да, – согласилась вышедшая из больницы Тина, – точно.
– Все вы задним умом крепки, – возмутился Сережка.
– Как Новый год встречать будем?
– Ничего, – приободрила Катя, – иди включи телевизор, будем слушать концерт и распаковываться, а на ужин сварим пельмени.
– Чудненько, – пробормотал парень и поволок телик в гостиную.
Мы принялись методично вспарывать ящики. Нашли чайник, заварку и кружки. Настроение сразу поднялось. Собаки с кошками, ошалев от переезда, носились по комнатам.
– Эй, – донесся из большой комнаты голос Сережки, – идите скорей, тут такой прикол!
Мы прибежали в гостиную и уставились в телевизор. С экрана на нас смотрел Ельцин.
– Я решил, – скрипучим голосом бормотал президент, – уйти в отставку.
Сережка захохотал.
– Ничего смешного не вижу, – пнула его Юля.
– Это же прикол, – веселился муженек, – двойник Бориса Николаевича, для хохмы показывают.
– Как похож! – изумилась Катя.
– Один к одному, – пробормотала я.
– Ой, умру со смеху, – ржал Сережка, – ну потеха…
Глядя на него, мы тоже заулыбались. Парень прав, кому придет в голову сделать своему народу такую пакость накануне Нового года.
Внезапно картинка сменилась. На экране появилось перекошенное лицо Марьяны Максимовской.
– Она тоже двойник? – простодушно спросил Кирюшка, но мы цыкнули на него и в ужасе стали слушать новости.
– Да уж, – пробормотал Серега, – этот Новый год нам запомнится на всю жизнь, без стола, с пельменями, на ящиках, да еще президент ополоумел.
Не успел он захлопнуть рот, как раздался звонок в дверь.
– Кто бы это мог прийти? – поинтересовалась Юля.
И тут в прихожую ворвалась архитекторша Евгения Николаевна. Не сказав ни слова, она рухнула на колени и протянула вперед руки:
– Простите…
– Что случилось? – испугалась Катя, кидаясь поднимать даму.
Но та только мотала головой и бестолково твердила:
– Простите, простите.
Мы принялись суматошно искать валерьянку. Но под руку, как назло, попадались собачьи миски, книги, утюг и постельное белье. Наконец Катя нашла пузырек, забившийся в Кирюшкины кроссовки, и влила в Евгению Николаевну лошадиную дозу. Та всхлипнула и замолчала.
– Да что произошло? – поинтересовалась Юля.
– Я перепутала, перепутала, – заверещала Евгения Николаевна.
– Объясни по-человечески, – потребовала Катя.
