Туманов печально вздыхает:
— Ох, если бы ты знал, какая Надюша прелестница. Всякое было в моей жизни. Но такое… Скажу правду, произошло цунами. Дело не в ее молодости. Понимаешь, Лиза — чистая, преданная женщина. Я ей друг. Но уже много лет она меня сексуально обкрадывает…
— Скажи об этом Вере. Она тебе посочувствует, — Макс показывает пальцем на свои царапины.
Словно на реплику в комнату входит улыбающаяся Вера. В руках тарелки с аккуратно нарезанным сыром, колбасой, мясом. Она только что от души побеседовала на кухне с девицей Туманова. Осталась довольна убожеством, царящим в мозгах этой лимитчицы. Такие не угрожают семейной жизни. Может, поэтому мужики и спят с ними. Во всяком случае, Вера чувствует к Максу ту самую благодарность и даже сексуальное влечение, о которых мечтала, решаясь на мерзкий шаг измены. Хочется прижаться к нему и быть вместе. Ее визит к Жаке отдалился настолько, что потерял свою реальность. Неужели это произошло с ней? Кука, Юка, непривычные ощущения… Никогда больше она не вспомнит о них… Вера быстро накрывает на стол. Надя приносит купленные в кулинарии купаты. Все присутствующие оказываются голодными. Незаметно за столом возникает атмосфера дружеского ужина. Матвей Евгеньевич полностью овладевает ситуацией и произносит один из своих традиционных тостов:
— Несмотря на репутацию, которая в последнее время почему-то меня захлестнула не с самой выгодной стороны, я все-таки в жизни был практически почти однолюб. И как мне это ни горько признавать, в моей жизни женщин было очень немного. Я об этом жалею, конечно, наверстать уже трудно, но я пытаюсь. Все-таки — да. Зато каждый мой исключительный случай был эксклюзивным. И на большинстве из них я женился. Должен сказать, что это характеризует мою исключительную изобретательность. Потому что все женщины, которым я дарил свое внимание, чувства, дарил самого себя, они все, как правило, были прекрасны. И поэтому я могу утверждать, что женщины, нравившиеся Туманову, — это уже знак качества. Так вот, среди женщин, нравившихся мне, была и очаровательная хозяйка этого дома, Верочка. Конечно, мы с ней упустили какой-то момент, о котором оба жалеем, зато это позволило сохранить нам наши чувства неразменными, неопошленными. Они остались поэтическими. Мы встречались часто. Поэтому очаровательная подружка моей жены входит в избранное число женщин-тумановедов:..
Тост воспринимается нарочито весело. Надя хлопает в ладоши. Туманов раскланивается. Вера смеется. Макс всем наливает по новой. Вечер обещает пройти без эксцессов.
Лишь изредка Макс бросает беспокойные взгляды на телефон. Удивляется и злится — как же они могли столько лет жить с одним аппаратом. В голову не приходило поставить второй! Вера замечает задумчивость Макса:
— Ты недоволен моим быстрым возвращением?
— Почему? — конфузится Макс. — Я просто не привык к твоим отъездам и возвращениям.
Вера с нежностью проводит рукой по его щеке. Заглядывает в глаза. Слегка смущается и признается:
— Представляешь, я соскучилась по тебе. Оказывается, мы одно целое. На расстоянии особенно чувствуется. Ты тоже скучал по мне?
Только Макс собрался с духом соврать, как в дверь позвонили. Взгляд Веры застыл и наполнился металлическим блеском. В голове проносится страшная догадка: «Пришла еще одна девица!»
— Кто это? — спрашивает она.
Макс молчит. За него почему-то отвечает Надя:
— Гости.
— Ваша подруга? — Вера переводит металлический взгляд на нее.
Надя презрительно усмехается:
— Мои подруги остались в Норильске.
В дверь настойчиво продолжают трезвонить. Открывать никому неохота. Матвей Евгеньевич высказывает предположение:
— Наверняка с пустыми руками и за наш стол.
Макс нехотя идет открывать. В коридоре стоит Иголочкин со спортивной сумкой в руке.
— Привет, — по-приятельски здоровается он. — Извини, что поздновато. Дело не терпит.
— У нас гости, — мнется Макс.
— Ничего, я на минуту. Жена приехала?
— Приехала.
— Я в курсе. Давай, веди, где тут можно поговорить.
Деваться некуда, Макс ведет непрошеного гостя в пальто и шапке на кухню. Тут же появляется Вера. Макс успокаивает ее:
— Это по поводу Алевтины.
— Совершенно верно, — поддакивает Иголочкин. — Только вы уж оставьте нас двоих. Разговор мужской.
— Что с ней?! — пугается Вера.
— Ничего, ничего. Муж вам потом объяснит. Жива, здорова. Есть кой-какие проблемы. А у кого их сейчас нет? — торопливо успокаивает ее Лев.
Макс выпроваживает Веру и закрывает дверь на кухню. Иголочкин, не раздеваясь, садится на табурет.
— Есть новости?
Лев закуривает. Не спешит с ответом. Макс не скрывает своего недовольства его визитом.
— Второй раз встречаемся и не понятно зачем…
— Понятно! — резко обрывает его Лев. — Мне с тобой цацкаться некогда. Если через два дня не заберешь дочь, считай, больше ее не существует.
— Где она?! — кричит Макс.
— Дам адресок. Валяется вся облеванная в компании наркоманов. Такую дозу ей при мне вкатили, вряд ли родную маму узнает. — Иголочкин достает из кармана сложенный вчетверо лист бумаги. Машет им перед носом Макса. — Адрес здесь. Но я не занимаюсь благотворительностью. Придется отработать.
— Как это? — возмущается Макс. — Речь идет о жизни моей дочери, нашел время шантажировать!
Лев встает, хватает Макса за плечи и приподнимает. Несколько раз встряхивает и ставит на пол.
— Остынь. На меня с кулаками — не советую. Говорить буду я, а ты исполнять. И, не дай Бог, обманешь. Судьба твоей дочери в твоих руках, но с моей подачи.
Макс покорно садится на деревянную скамейку возле стола.
— Говори.
— Эту сумку ты обязан забыть в машине своего друга Глотова.
— Как?
— Как хочешь. На то тебе и ученая голова дана. Не беспокойся, бомбы там нет. Встретишься с ним через два дня. Найдешь способ положить сумку в багажник. Но не вздумай ее открывать. А потом езжай по этому адресу за Алей. Усек?
Макс молчит. Его втягивают в какую-то подозрительную историю. Но второй раз отказываться от предложения нельзя. Он понимает, что Лев, если не по его воле, тут же уйдет, как тогда в Домжуре, и никакого адреса не оставит. Приходится соглашаться. Примирительно кивает головой.
— И еще, — переходя на шепот, не унимается нежданный гость. — Жена твоя вляпалась в стремную историю. Немного твоих усилий — и распрощаешься с ней навсегда. Мне от тебя нужно знать немного: где, когда и с кем она бывает. Я и без тебя могу собрать информацию. Но с тобой хлопот меньше. Думай, заставлять не буду. И не лезь в сумку. Там не для тебя. А мне пора. — Иголочкин встает, выходит из кухни и попадает в руки Веры.
— Куда же так сразу? Нет, нет, к столу. Мне нужно о многом вас расспросить.
Иголочкин довольно грубо отстраняет ее:
— Мадам, я не в гости пришел, а по делу: Помогите лучше своему мужу. Он у вас очень нерешительный, — с этими словами скрывается за входной дверью.
Вера заходит на кухню. Обнимает стоящего в растерянности Макса. Целует в шею и тихо плачет. Искренними слезами. Ему становится совсем тошно.
Глотов верит Темирову, потому что не верить — опасно для жизни
Глотов верит Темирову, потому что не верить — опасно для жизни. Он проводит в своем кабинете большую часть дня. Никого не принимает, вздрагивает от каждого телефонного звонка. Правление фонда, странным образом, без особых разногласий, поддержало идею превращения его в международный. Секретарша Валентина сообщила ему по секрету, что кто-то распускает слухи о семинаре по проблемам мировой экологии, который новое руководство собирается устроить для сотрудников на борту круизного теплохода «Шота Руставели» с остановками во всех портах Средиземного моря. Глотов никак не отреагировал на услышанное, но окончательно понял, что коллектив, столь тщательно подбиравшийся им, с ним уже распрощался. Еще более удивила позиция главного бухгалтера. Когда-то Раису Максудовну он привел с собой в фонд из бухгалтерии райкома. Она считалась его правой рукой. Бориса Ананьевича всегда поражало ее умение отчитываться перед любой ревизионной комиссией. Она умела так запрятать деньги, так свести отчетность, перекинуть любые суммы, отмыть их, что у Глотова никогда не возникала проблема налички. И вдруг после его возвращения из Иванова она с озабоченным видом появляется в кабинете и заявляет, что не имеет права из бюджета фонда оплачивать столь дорогостоящий вояж. Оказывается, уютная резиденция, где проводил время президент фонда со своей любовницей, ничего общего не имеет с гостиницей.
— Какая любовница! — взорвался Борис Ананьевич. — Это биолог, доктор наук из МГУ. Наш эксперт.
Раиса Максудовна понимающе положила перед Глотовым счета за роскошные ужины в апартаментах, предоставленных ему в Иванове. Смешно объяснять ей, что по ним обязался заплатить Темиров. Да и дело не в счетах. Не такие уж большие расходы он произвел. В недавние времена Раиса Максудовна раскидала бы их по разным ведомостям и не заикнулась бы ему о перерасходе. В мотиве ее поведения Глотов увидел жесткую установку Темирова на выдавливание его из президентского кресла любыми путями. Он небрежно просмотрел принесенные бумаги, вернул их бухгалтеру и все с той же известной безразлично-снисходительной улыбочкой посоветовал: «Пусть немного полежат. Вернемся к ним попозже. Я или другой на моем месте». Раиса Максудовна не проявила интереса к услышанному и довольная собой удалилась. Это был последний симптом его полного краха. Вчерашние соратники видели в нем бывшего руководителя…
