восстановиться. Дивизия в течение трех месяцев находится исключительно на бивуаках; денежное довольствие не выдавалось 5 месяцев. Что же касается неприятеля, то он не собирается останавливаться. В конце письма Макдональд написал об идущих разговорах, будто Шварценберг вступил в некое соглашение с русскими, чтобы иметь возможность отступить и прикрыть Варшаву и австрийскую Галицию[1007].
Ней к 6 января был уже в Эльбинге и в рапорте Бертье подтвердил, что дивизия Маршана, двигавшаяся вместе с «корпусом» Макдональда, должна, как и сам «корпус», расположиться либо во Фрауэнбурге[1008], либо в Браунсберге. Третьи батальоны 3-го и 105-го линейных полков завтра, 7 января, должны будут покинуть Мариенбург и затем присоединиться к 34-й дивизии во Фрауэнбурге. Он сообщал, что в дивизии Маршана 4 пушки и 2 гаубицы с одним зарядным ящиком. Нет ни одной повозки амбуланса[1009].
7 января в Браунсберге была подсчитана численность чинов 7-й дивизии, находившихся в строю. Данные представлены в виде таблицы[1010]:
Таблица
В сущности, это все, что осталось от X корпуса, – немногим более 7 тыс. человек.
Что касается 30-й дивизии, также оказавшейся под командованием Макдональда, то на утро 7 января у нее в строю было 7094 офицера и солдата. Орудий всего (включая артиллерию 7-й и 30-й дивизии) – 37 единиц[1011].
Вопреки первоначальным намерениям, 7 января Мюрат все еще оставался в Эльбинге. Получив письмо императора от 30 декабря, он начал составлять ему свое обширное послание. «Вы видите, – писал он, – что в этой ситуации ничего не осталось от корпусов, которые сделали московскую кампанию». Наличные силы сократились до нуля. И если император желает сохранить оставшиеся кадры и использовать их в будущем, самое время сейчас отозвать их во Францию. Большая часть солдат, которые еще находятся в строю, обморожены.
«Я написал Вашему величеству, что обоснуюсь в Мариенбурге», однако сейчас, продолжал Мюрат, он принял решение на какое-то время задержаться здесь, в Эльбинге, и предложить герцогу Тарентскому остановиться на Пассарге[1012] в Браунсберге. Если этого не сделать, то «казаки отбросят нас под Данциг». Сейчас же, по его мнению, с наличными силами от 20 тыс. до 22 тыс. человек, из которых 18 тыс. «хорошо расположены и в состоянии сражаться», можно надеяться остановить неприятеля, поскольку основные силы под командованием Витгенштейна, по-видимому, еще не подошли. «Я намерен также, – писал он далее, – организовать наступление, полагая, что прусский король вряд ли согласится следовать за действиями генерала Йорка».
Мюрат привел расписание тех сил в 20 тыс. человек, которыми он располагал. По его мнению, в дивизии Гранжана насчитывается 6 тыс. человек, в дивизии Эделе – 12 батальонов численностью 8 тыс. человек, в дивизии Луазона – 3 тыс. человек; императорская и неаполитанская гвардия составляют вместе 2 тыс. человек; моряков неаполитанской гвардии – 180 человек; 12 элитных рот неаполитанской дивизии – около 1500 человек; роты легкой неаполитанской артиллерии – 80 человек; 2 батальона 127-го и 128-го линейных полков – 1200 человек; временная бригада драгун – 1 тыс. человек; маршевый кавалерийский полк – 500 человек; конная императорская гвардия – 300 человек; 9-й полк польских лансьеров – 150 человек. Итого – 23 910 человек и примерно 50 орудий.
Обратившись к бою за Лабиау, король Неаполитанский отметил, что против арьергарда герцога Тарентского неприятель бросил до 8 батальонов. На улицах городка завязался штыковой бой, жертвами которого стали 300 или 400 русских солдат. Что касается имевшихся у Макдональда в Кёнигсберге к вечеру 5 января войск, то их фактически совсем не осталось. Да и в Браунсберге у герцога Тарентского тоже нет ничего, кроме кавалерии. Все наличные силы в арьергарде.
Что касается пруссаков, то Мюрат не преминул отметить без уточнений, что те «дурно вели себя» в ходе отступления французских войск. Чуть позже заметил, что с нетерпением ждет решения короля Пруссии на предмет дальнейших действий.
Король Неаполитанский отправил императору копию письма князя Шварценберга, адресованного Бертье, из которого следует, что Рейнье не имеет перед собой никаких неприятельских сил, за исключением казаков. Однако, отметил Мюрат, есть и тревожные моменты, связанные с тем, что Шварценберг намерен перейти на левый берег Вислы. В связи с этим Мюрат собирался написать ему, чтобы он не делал этого, а, располагая силами, превосходящими силы неприятеля, занял позицию у Пултуска.
Далее Мюрат отметил, что короли Вестфалии, Вюртемберга и Саксонии требуют возвратить то, что осталось от кадров их контингентов, и он не видит никаких препятствий к тому, чтобы исполнить их требования. Вдобавок он сам собирается отправить кадры и своей неаполитанской гвардии, 2/3 чинов которой отморозили себе ноги и руки.
Начальник Главного штаба слег больным, и он сам, Мюрат, пишет это письмо, страдая от высокой температуры.
В конце послания король Неаполитанский счел необходимым посетовать на то, что император не отвечает на его вопрос, кто должен заменить его в случае болезни или отъезда. Поэтому он, Мюрат, должен предупредить, что в этом случае просто передаст командование вице-королю[1013].
В те дни движение остатков X корпуса (7-й и 30-й дивизий) прикрывала в качестве арьергарда 34-я дивизия Маршана. 8 января, находясь в Браунсберге, Маршан прямо написал Макдональду о «плохом духе» своих солдат, отправленных прикрывать отход X корпуса[1014]. Между тем противник продолжал наседать. 8 января Макдональд подробно написал в рапорте о том, что наскоки вражеской кавалерии прекратились только с наступлением ночи. Как можно понять, Макдональда весьма тревожила вероятность того, что путь отхода как 7-й и 30-й дивизий, так и в особенности 34-й дивизии может быть отрезан русскими войсками. «Надеюсь завтра увидеть ворота Эльбинга», – написал он с надеждой[1015].
К вечеру, получив новые рапорты от своих офицеров, герцог Тарентский увидел, что неприятель пытается обойти его правый (то есть южный) фланг. Однако еще в ночь на 8-е он отправил свои войска двумя колоннами. 7-я дивизия двинулась на Мюльхаузен[1016], 30-я дивизия – на Нойкирх[1017]. Это, по его мнению, позволило бы предотвратить выход русских на коммуникации его отступающего корпуса. Рапорт заканчивался выражением обеспокоенности Макдональда по поводу 34-й дивизии, командир которой (Маршан) прямо отмечал «плохой дух» у своих солдат[1018]. Однако еще до того, как этот рапорт Макдональда мог оказаться в Главном штабе, Ф. Ж. Байи де Монтион, начальник штаба Бертье, по распоряжению Мюрата написал герцогу Тарентскому о мерах, принятых для сохранения коммуникации X корпуса с Эльбингом. Для этого навстречу X корпусу были отправлены два батальона 128-го и 129-го линейных полков, а также двенадцать неаполитанских элитных рот
