нужно было распределить среди солдат продовольствие на 4 дня, собрать отставших, в том числе чинов военной и гражданской администрации, и т. д.[980] В 7 часов вечера основная масса отступающих двинулась по дороге на Бранденбург[981]. По-видимому часть дивизии Гранжана и дивизии Эделе прикрывала южный фланг отступающих[982].
Эвакуация Кёнигсберга не могла не сопровождаться эксцессами из-за действий местного населения, которое, удерживаясь до сего часа от проявлений своей ненависти к союзникам-оккупантам, теперь выплеснуло ее в полной мере наружу. Жители Кёнигсберга собирались в толпы на улицах, выкрикивали здравицы в честь императора Александра, грабили склады с оружием и обмундированием. Несколько человек, увидев попытки солдат взорвать три барки, наполненные боеприпасами, прыгнули в воды холодного Прегеля и предотвратили взрывы. В разных частях города население вступило в столкновения с солдатами дивизии Маршана (ею, напомним, командовал Ней), которые пытались организовать поджоги. Конвои, сопровождавшие русских пленных, были атакованы, их солдаты убиты или разоружены. Наконец, в момент выхода из города последних подразделений имела место попытка запереть ворота и задержать их. Однако выполнить последнее не удалось, ибо маршал Ней объявил, что в этом случае он готов поджечь город.
В своих воспоминаниях Макдональд напишет, что Ней, покидая город, оказался в большой опасности и что ему «потребовалась вся его храбрость, когда он проезжал мимо нескольких чрезвычайно подозрительных групп, угрожавших ему». Жизнь Нею, по словам Макдональда, спасли солдаты X корпуса, которые в тот час «были озабочены поисками продовольствия»[983].
В 6 часов вечера на улицах появились первые казаки[984]. Их сопровождали «городские мясники на лошадях». Хотя к 6 вечера в начале января уже совершенно темнело, но многие окна первых этажей были освещены согласно приказу французских властей для облегчения эвакуации. Поэтому последние столкновения между входившими в город русскими войсками и местным населением, с одной стороны, и отступавшими наполеоновскими солдатами, с другой, прошли при свете этих окон[985].
Многие больные и раненые наполеоновские солдаты, оставленные в госпиталях в расчете на гуманность местных жителей, были убиты и тела их выброшены на улицу[986].
Согласно русским материалам, в городе было оставлено от 7 тыс. до 8 тыс. больных. В плен захвачено от тысячи до тысячи трехсот человек, включая двух генералов. Отбито 40 российских офицеров и 120 нижних чинов. Освобожден и генерал-майор П. Г. Лихачев. Из воды позже вытащили 36 затопленных орудий[987].
Пока Макдональд и Ней были погружены в проблемы эвакуации Кёнигсберга, Бертье, как мог, пытался контролировать ситуацию. 3 января в 6 утра, будучи в Бранденбурге (Мюрат в это время находился уже в Эльбинге), он отписал Нею о необходимости сохранения контроля над территорией от Кёнигсберга до Пиллау[988]. Прибыв в Эльбинг, князь Невшательский сообщил Макдональду, что Мюрат и он, Бертье, отметили «добрый дух», который царит по дороге в Эльбинг и в самом городе. Напомнив, что Ней располагает 12 батальонами дивизии Эделе, временным кавалерийским полком полковника Фарина и бригадой Кавеньяка, Бертье, сославшись на Мюрата, рекомендовал Макдональду «организовать в Пиллау хорошую оборону»[989].
4 января в 4 часа утра Мюрат составил для Наполеона рапорт, в котором наконец-то сообщил, что покинул Кёнигсберг. Он отметил, что вчера, 3 января, будучи уже в Бранденбурге, получил от Макдональда новые рапорты вместе с письмом Массенбаха. Согласно имеющимся сведениям, император Александр находится в Вильно, а армия Кутузова и армия «адмирала» (Чичагова) будут двигаться к Варшаве. Витгенштейн же предлагает им иной вариант – движение на Нижнюю Вислу.
Упомянул Мюрат и о возможно состоявшейся встрече Макдональда с князем Репниным. Судя по тону письма, король Неаполитанский явно питал надежды, оказавшиеся совершенно беспочвенными, на перемирие с русскими. Тем более что он считал, будто русские не располагают в районе Тильзита значительными силами, о чем и отписал императору.
Зная, какое значение Наполеон придавал сохранению осадного парка, сообщил, что в Кёнигсберге не осталось ни одного действующего осадного орудия, которое не было бы эвакуировано в Данциг. При этом всю ответственность за успех эвакуации король Неаполитанский в письме к Наполеону возлагает на Макдональда, который должен уже отправить порох в Пиллау. В отличие от осадного парка и пороха, нет возможности, по словам Мюрата, вывезти магазины с продовольствием. Однако эту проблему следует решать Дарю, договорившись с прусским правительством, чтобы, приняв на себя припасы в Кёнигсберге, передать французам такое же их количество «в другом месте Пруссии».
В столь же достаточно оптимистичном тоне король Неаполитанский сообщил об успехах генерала Бурсье в отношении закупок лошадей и в целом кавалерийского ремонта. Более подробно обо всем этом, по его словам, напишет все тот же Бертье.
Значительную часть послания Мюрат посвятил (и вполне обоснованно) оправданию того, что армия не осталась в Вильно на 8 или 9 дней[990]. Письмо заканчивалось расплывчатыми аргументами по поводу его намерения оставить командование армией и отъехать либо в Париж, либо в Неаполь[991].
В течение того дня, 4 января, Мюрат пишет второе письмо Наполеону. Сообщив, что отправляет императору копию письма, которое он отослал королю Пруссии, и копию ответа от него на свое предыдущее письмо, а также список с послания Макдональда, король Неаполитанский остановился, как можно понять, на главном вопросе, который его тогда занимал. А именно Мюрат был обеспокоен отсутствием для него возможности занять с имеющимися у него силами позиции на Висле. Если, писал он, Витгенштейн движется со своим корпусом на Нижнюю Вислу, а армии Кутузова и «адмирала» (Чичагова) – против Великого герцогства Варшавского, то имеющихся у Мюрата сил будет достаточно только для формирования гарнизона Данцига. Оставшихся после этого 6 тыс. человек отнюдь не хватит для удержания всей линии Вислы. Кроме того, пруссаки уже сейчас в любой момент готовы восстать.
Далее Мюрат с нескрываемой растерянностью начал перечислять проблемы, решение которых казалось почти невозможным, а именно определить силы гарнизона Торна и возможную продолжительность его защиты (этого требовал Даву), как, собственно, и ряда других мест (откуда также поступали аналогичные требования); защитить Данциг; определиться с месторасположением Большой Главной квартиры; выяснить истинные намерения Пруссии. В отношении последней проблемы Мюрат сообщил, что написал французским комендантам всех прусских объектов о вероломстве генерала Йорка и предложил им принять меры к необходимой обороне. Снова написал о невозможности для Макдональда сохранить контроль над Кёнигсбергом, в том числе и из-за предполагаемого движения неприятеля со стороны Фридланда через Эйлау.
К концу письма король Неаполитанский с нескрываемым сарказмом задал вопрос о том, смог ли генерал Сокольницкий получить хотя бы один рапорт от своих многочисленных
