к овациям. За спиной Алика стоял ряд шкафов с литературой, среди которой почетно выделялись письменные работы Хамовского. Над этими шкафами висели фотографии Хамовского, на которых он был изображен, то в обнимку с именитыми гостями города, то пожимающим именитую руку, то – плечом к плечу… Алик почувствовал, как множество Хамовских уперлись ему в спину взглядами, как упираются в спину сучья отжившей сосны, если в густом таежном лесу неосторожно шагнуть назад.
– Куда-нибудь, куда-нибудь, куда-нибудь, – голос реального Хамовского становился все тише с каждым повторением, пока не превратился в басистый смешок. – Смех смехом, а вы подставляете меня. Я не хочу ни с кем в городе ссориться, тем более с Думой. Депутаты полагают, что я потакаю вашему давлению на Думу, что я чуть ли не подстрекатель ваших действий. Понимаете?
– Но это неправда, – ответил Алик, понимая, что слова Хамовского верны, и его действия многими: теми, кто приравнивает себя к собаке, руку хозяина не кусающую – воспринимаются как исполнение указания Хамовского – человека, назначившего его на должность, и распределяющего деньги.
– Оправдывайтесь, оправдывайтесь…, – протараторил Хамовский.
Тут Алик сообразил, что и его тоже могут писать на диктофон. Приглашение оправдываться прозвучало без конкретного вопроса, то есть Алик сам должен был определять, в чем он виновен, и докладывать. Такое предложение требовало осторожности в высказываниях.
– У меня все, – ответил он. – Разговор беспредметен.
– Вы вызвали резонанс в городе своим интервью, – медленно начал Хамовский. – Прокомментируйте вашу фразу: «прилагаю все усилия к тому, чтобы мое телевидение было честным и объективным».
– Прилагаю, да, – ответил Алик.
Его можно было обвинить только в отсутствии регулярного внимания к журналистским текстам, но с другой стороны даже его бездействие – это тоже стиль руководства, дававший журналистам больше свободы.
– Это ваше телевидение? – нетерпеливо спросил Хамовский.
«Обиделся, что не отметил его заслуг», – понял Алик и сказал:
– Мое – в плане художественного оформления, а насчет его имущественной принадлежности, в начале интервью все сказано.
– Вас можно обвинить в неточности, – обозначил свое право Хамовский. – Дальше: «меня вызывают на ковер, жалуются главе города». Что такое ковер?
– Под «ковром» в переносном смысле подразумевается «разбор полетов», – ответил Алик, уже понимая, что если и ведется скрытая запись со стороны Хамовского, то с целью послать опровержение в «Тюменские известия».
– Кто, кто, кто,… – зактокал Хамовский, подыскивая подходящее определение для того, кто мог бы вызвать Алика для разбора его действий, но такое, чтобы он под определение не попал.
– Как сейчас, допустим, – завершил размышления главы города Алик.
– Не-е-е-т. Это,… – попробовал выкрутиться глава, понимая, что и его могут писать.
Одновременно что-то неясное вякнул и Клизмович.
– Да это ковер – это прямой ковер, – завершил Алик раздумье двух главных властителей маленького нефтяного города. – Ну, зачем хитрить-то, лицемерить-то?
– В принципе, – да, – выдавил из себя Хамовский.
– Ты же, когда я тебя об этом же спрашивал, сказал, что ты так не говорил, – растерянно заблеял Клизмович. – Что, типа, это ошибка журналиста «Тюменских известий».
«Ах, вот в чем дело! Эта думская дрянь опять настучала главе. Они хотят, чтобы я лично обвинил «Тюменские известия» в некорректной работе с интервью, передать им собранный материал, и сделать из меня «Плохиша» – эти мысли пронеслись быстрее, чем Алик успел откинуться на спинку стула. – Да так обычно и поступают начальники, если какая-либо их фраза может стоить им места, – у них вечно виноваты журналисты. Нет, «друзья», не пойду я по такому пути, но и обман председателя Думы на себя не возьму».
– Я согласен эту фразу присвоить себе, – мягко выкрутился Алик.
Клизмович с Хамовским переглянулись, и Хамовский спросил:
– То есть вы считаете, что здесь целиком правы?
– Конечно, – чувствуя, что побеждает, скоро ответил Алик.
– И про то, что половина решений Думы не соответствует чаяниям жителей города? – почти взвизгнул Клизмович, по привычке жеманно раскинув в стороны ладони.
– Да, – твердо ответил Алик и перешел в нападение. – Я имею право на собственное мнение? Или вы это отрицаете?
За мнением журналиста всегда можно скрыть ошибки и промахи, как ошибки врача за индивидуальной реакцией организма. Клизмович замер, как трусливый стоматологический пациент.
– По количеству я с вами согласен, – подтвердил соображения Алика Хамовский, а далее продолжил с падающей оптимистичностью. – Но это разве не чаяния народа? Вы против Думы?..
У Хамовского, как и у Алика, была одна смешная для подобных людей слабость: он опасался возмездия высших сил.
***
– Я не хочу ставить под угрозу здоровье своих детей и внуков, – признался он когда-то Алику.
Хамовский опасался встревожить хороводы ангелов. Он слегка веровал и искал крепкий предлог, чтобы убить. Как убрать с должности честного человека, если он, сволочь, кругом чист? Только подлыми приемами. А честно подлыми приемами, считал Хамовский, человека можно убрать, если тот сам полезет в драку, если переоценит силы и крикнет: спорим, не победишь – тогда можно казнить, а потом оправдаться: напросился.
Алик это давно понял и заявление об увольнении писать не собирался, не собирался он даже угрожать. Зачем совать пальцы в мясорубку? Зачем просить войны у тех, кто многократно сильнее? Им нужно только оправдание убийства. Стоит прокричать вызов судьбе, он будет услышан и принят.
***
Потому Алик ответил твердо и понимающе:
– Э-э-э, нет. Это интервью, мне задали вопросы, я высказал мнение.
– Ваша позиция – позиция борца? – Хамовский зашел с другой стороны.
«Да, не облегчу я твое бремя, и не мечтай», – подумал Алик и внезапно сменил тему:
– Вы же высказываете мнения, не соответствующие политике администрации Ямала.
Поставить Хамовского в одно положение с собой – явилось сиюминутной находкой.
Хамовский действительно спорил с более высокими властями по распределению бюджетных денег между городами, по политике выкачивания нефти и газа, и по другим вопросам, отрабатывая не хуже хорошего журналиста и создавая себе имя на литературном поприще. Но критикуя других – помни, что и тебя могут… Угрожая другим – вспомни, что и тебе могут…
– За это я терплю очень большие неудобства, – ответил Хамовский.
Судя по сытому лицу Хамовского и заметно располневшему телу, расправившему все складки пиджака, образ страдальца никак с ним не вязался.
– Вас лишили должности, вы потеряли в заработной плате, вам не дают выпускать свои книги или статьи, у вас лишили работы жену, или детям в школе чинят препятствия или что-то другое в этом роде? – спросил Алик для напоминания о том, как Хамовский поступал по отношению к людям, выступавшим против него.
– Нет, – ответил Хамовский. – Но я испытываю такое давление сверху…
– Я тоже испытываю, – сказал Алик.
– То есть вы готовы терпеть? – упрямо вытягивал нужный
