нем.
– Ушиб головного мозга и… Оскольчатый перелом двух поясничных позвонков, – ответил Евгений. И пока Таня пребывала в шоке от услышанного, он внезапно усмехнулся.
– Что здесь смешного?
– Да нет, вспомнил, что меня ещё и ножом пырнули, – ответил Громов, замечая, как и без того ошеломленные глаза партнерши округляются ещё больше. – Всё в порядке, Таня! Это явно были дилетанты, они не задели никаких важных органов.
– Шрамы на пояснице, – вспомнила она, – от этого? Я увидела их… Когда ты спал.
– Ты разглядывала меня спящего? – улыбнулся Громов. – Это не очень по-дружески.
– Женя! – недовольно вздохнула Таня, понимая, что сейчас не время для подобных фраз.
– От этого, – кивнул Евгений. – Моим врачом был человек, который спустя пять лет принял в реанимации Алису после аварии. Удивительно, правда?
Татьяна промолчала, наклоняя голову и смотря на руки Жени. Красивые, теплые руки, полные силы. Алексеевой было страшно представить эти руки холодными, а их обладателя – обездвиженным и лежащим на лестничной клетке. Громов казался Тане человеком, который никогда не мог быть побежденным. И, судя по тому, что восстановился после полученных травм, именно таким он и является.
– Как ты вернулся после такого? – покачала головой Таня, не веря, что партнер ещё и потрясающе катается после пережитого. Поясница – слабое место всех фигуристов, даже тех, которым посчастливилось не попасть в ситуацию, в которой оказался Евгений.
– О чемпионате мира, разумеется, пришлось забыть, – ответил Громов, – всю весну я заново учился ходить. Чувствительность в левой ноге ещё долгое время была хуже, чем в правой. В период летнего межсезонья я встал на коньки. Первые несколько дней просто катался вперед-назад. Помню, что первый прыжок я не смог приземлить и упал…
Евгений снова усмехнулся, в который раз поражая этим Таню, не видевшую в подобном ни капли смешного.
– Нужно было видеть лица Ольги Андреевны и Алисы, – улыбаясь, вспоминал Громов, – а я лежал на льду и смеялся. Не было в тот момент ничего роднее и приятнее этого холода, обжигающего спину.
Таня шокировано качала головой из стороны в сторону, сидя с приподнятыми бровями и отказываясь верить во всё, что узнала.
– До сих пор помню тот неудачный прыжок. Было одновременно чувство триумфа и собственной ничтожности. Мне с таким усилием дался тот прыжок, с каким дался четверной лутц, а ещё… Понял, что будет обидно, если я не поеду на Олимпийские игры и не смогу ездить за шавермой на мерседесе.
Громов надеялся, что партнерша поймет, о каком четверном прыжке шла речь, но она слишком была ошарашена всем, что успела узнать, а потому данную отсылку не поняла.
– А что случилось с девушкой? Она не пострадала? – Алексеева начала ерзать на коленях Громова, разворачиваясь к нему боком. Евгений положил руку на её поясницу, придерживая, чтобы она не упала. Глупая партнерская привычка – страховать Таню даже в простых ситуациях, боясь, что она ощутит хоть какую-то боль.
– Агния так громко закричала от ужаса, когда я вместе с тем мужиком полетел вниз, что на это сбежалась администрация и охрана хостела с пятнадцатого этажа и ещё несколько жильцов дома, – улыбнулся Громов, неожиданно понимая, что соскучился по теплым, но сейчас таким напуганным глазам Тани. – Она не так давно вышла замуж. Не было ни дня, чтобы её муж при встрече не поблагодарил меня за это. Даже напрягает периодически.
– С ума сойти, – выдохнула Алексеева, опуская глаза и ощущая на себе пристальный, изучающий взгляд Евгения. Ему нравилось, когда Таня была живой, когда проявляла эмоции и искренне реагировала на что-либо. Нравилось, когда она была собой, а не дружелюбной врединой.
– Когда пришел в себя, в палате были Алиса и Арсений, – продолжил Громов, понимая, что от разговора о тюрьме всё равно не отвертеться. – Но Мельников быстро выпроводил её, намереваясь поговорить со мной. Сказал, что охрана хостела вызвала полицию, а мужчина, с которым я упал, получил серьезные травмы. А ещё оказался гражданином Болгарии. А я – спортсмен. Улавливаешь?
– Не совсем, – призналась Алексеева. – Ты ведь защищал девушку.
– Ох, Таня, – улыбнулся Евгений. – Мой статус – отягчающее вину обстоятельство.
– Но ты ведь не боксер! – всплеснула руками она.
– Хорошо, что ты фигуристка, а не адвокат, – засмеялся Громов. – Друзья того мужчины собирались подавать в суд на меня, но в дело включилась Федерация. Сеня убедил, что непозволительно терять фигуриста моего уровня за год до Олимпиады. И Федерация каким-то чудом ему поверила. Они оплатили моё лечение и заплатили этим… Людям, чтобы те исчезли, а с нас с Арсением взяли подписку о неразглашении. Даже Алиса до сих пор думает, что я просто оступился в подъезде и крайне неудачно упал. Хотя, она долго не верила в то, что такое могло со мной случиться.
Таня несколько секунд молчала, переваривая новую порцию услышанного.
– Тогда ты должен быть благодарен Сене и Федерации.
– Я не просил их ничего для меня делать, Таня. Мельников в тот момент думал лишь о том, как через год его будут носить на руках за то, что спасти меня было его идеей. Он не думал о том, буду ли я после такой травмы кататься вообще.
– Он знал твой характер. Знал, что ты создан для льда и ни за что не остановишься.
– Не остановился бы, но без этого прессинга и без голодных, волчьих глаз представителей Федерации, я восстанавливался бы куда медленнее и планомернее. Мне пришлось пройти через настоящий ад, – внезапно разозлился Громов, не терпевший Арсения. – Форсированное восстановление доводило до того, что каждое движение первые месяцы сопровождалось дикой болью. Вместе с тем, я чуть было не обезумел, потому что в какой-то момент ощущение, словно в спину входил кинжал, доставляло какое-то удовольствие.
– Но… – Алексеева открыла рот, чтобы расспросить о таблетках, которые давно не давали покоя, однако всё, что сейчас сказал Евгений, лишало возможности адекватно строить предложения.
– Таня, просто запомни на будущее, что не стоит доверять людям, которые делают что-то хорошее, чтобы этим потом попрекать или хвалиться, – строго произнес партнер, переводя взгляд на настенные часы. – Уже половина второго. Нам пора спать.
Громов крайне резко сменил тему, попросту обрубая её, однако Таня на это не разозлилась.
