тот самый храм, что стоит на главной площади в городе?
— Да, твоя правда. Храму сему уж сорок шесть лет от основания исполнилось. Ну читай дальше.
— «Был же Мстислав могуч телом, красив лицом, с большими очами, храбр на ратях, милостив, любил дружину без меры, имения для нее не щадил, ни в питье, ни в пище ничего не запрещал ей».
— Воистину он был великим и могучим князем. Именно Мстислав Владимирович и привел Тмутаракань к величию. И с братом Ярославом после небольшой размолвки достигли они мира и взаимопонимания. Поболе бы таких князей было у земли Русской, одолели бы мы всех супротивников, — заметил отец Никон. — А вот это я с утра успел написать, — сказал он, подавая Сергею лист, который дописывал, когда тот вошел.
— «В год 6572. Бежал Ростислав, сын Владимиров, внук Ярославов, в Тмутаракань, и с ним бежали Порей и Вышата, сын Остромира, воеводы новгородского. И, придя, выгнал Глеба из Тмутаракани, а сам сел на его место.
В год 6573. Пошел Святослав на Ростислава к Тмутаракани. Ростислав же отступил из города — не потому, что испугался Святослава, но, не желая против своего дяди оружия поднять. Святослав же, придя в Тмутаракань, вновь посадил сына своего Глеба и вернулся назад. Ростислав же, придя, снова выгнал Глеба, и пришел Глеб к отцу своему. Ростислав же сел в Тмутаракани.
В год 6574. Когда Ростислав был в Тмутаракани и брал дань с касогов и с других народов, этого так испугались греки, что с обманом подослали к нему котопана. Когда же он пришел к Ростиславу, — он вошел к нему в доверие, и чтил его Ростислав. Однажды, когда Ростислав пировал с дружиною своею, котопан сказал: «Княже, хочу пити за тебя». Тот же ответил: «Пей». Он же отпил половину, а половину дал выпить князю, опустив палец в чашу; а под ногтем был у него яд смертельный, и дал князю, обрекая его на смерть не позднее седьмого дня. Тот выпил, котопан же, вернувшись в Корсунь, поведал там, что именно в этот день умрет Ростислав, как и случилось. Котопана этого побили камнями корсунские люди. Был Ростислав муж доблестный, воинственный, прекрасен сложением и красив лицом. И умер февраля в 3-й день и положен там в церкви святой Богородицы».
Матвеев закончил читать и поднял глаза на отца Никона.
— Отче, это же великое дело — составление летописи! Благодаря тебе и твоим последователям мы в XXI веке имеем представление, что происходило за тысячу лет до нас. Не могу поверить, что держу в руках пергамент, который переживет не одну сотню лет и, в то же время, что все эти события действительно происходили так недавно здесь, в этом городе… Да я даже знаю некоторых участников твоего повествования. Продолжай в том же духе и, если хочешь, я буду тебе в этом помогать.
— Рад, что тебе пришлось по душе, — улыбнулся священник. — Мне было важно услышать слова человека из будущего. Значит, мои труды не напрасны, и слава Богу за это!
— Могу задать один нескромный вопрос, отче? Судя по описанию, мне показалось, что ты больше на стороне покойного князя Ростислава в их противостоянии с князем Глебом, я прав?
— А ты наблюдательный, Сергий. Но сказано в Писании: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога». На самом деле оба эти князя, бывшие к тому же двоюродными братьями, достойны быть правителями. Князя Ростислава не только я, но и все тмутараканцы уважали за воинскую доблесть, смелость и справедливость. К его чести стоит сказать, что в усобице с князем Глебом он не пролил ни одной капли христианской крови — все решалось лишь показом силы и мирными переговорами. А Глеб — богобоязненный князь, он заботится о церквях, милостив к убогим и странникам, следит, чтобы бояре не обижали простой народ, почитает науку. В то же время у него есть опытные воеводы, которые не дадут тмутараканскому войску расслабиться и надежно защитят наше княжество. Кстати, князь Глеб решил составить карту своих владений и через два дня, на Крещение, он собирается мерить расстояние между двумя главными городами своего княжества — Тмутараканью и Корчевом.
— И как же он это будет делать — по морю?
— По льду. Море-то замерзло. Так что после литургии и великого освящения воды пойдем вместе с князем, поучаствуем в сем деле. А вечером, даст Бог, будем молиться уже в Корчеве.
— С удовольствием присоединюсь к этому интересному мероприятию, отче. А пока возьми вот перевод шестого тома Павла Эгинского — мы вместе с Георгием вчера вечером закончили работу над ним. Пошел я дальше помогать братии лечить страждущих.
* * *
Зима в том году выдалась суровая. Не только мелкие речушки Тмутаракани, а и река Кубань и даже Керченский пролив, который византийцы тогда именовали Босфором Скифским, покрылся льдом. По ощущениям Матвеева, были все градусов тридцать мороза, да еще и этот ветер с моря… К счастью, князь Глеб Святославич подарил ему тулуп из овчины, шапку и рукавицы на бараньем меху и новые валенки. В этой одежде Сергея уже было совсем не отличить от обычного русича, тем более, что и борода его тоже была подстрижена по древнерусскому формату.
На Крещение ветер стих, и мороз переносить стало легче. После праздничного богослужения и освящения воды Матвеев со своими друзьями и отцом Никоном пошли к морю посмотреть на исполнение княжьего замысла. Ярко светило солнце, снег сверкал под его лучами и хрустел под ногами путников. Деревья стояли покрытые снежными шапками и были похожи на сказочный лес. Сама Тмутаракань тоже была вся в снегу и издалека напоминала торт со сливочным кремом, а может Матвеев просто давно не ел тортов и ему так просто казалось…
На холмах на берегу моря столпилось множество зевак, наблюдавших за интересным действием. На самом высоком холме стоял князь Глеб в окружении воеводы Святогора, начальника конницы Мстислава, бояр и незнакомца в византийских одеждах, держащего в руках какой-то предмет, отдаленно напоминающий секстант. Когда отец Никон с учениками к ним подошли, Глеб поспешил за благословением к своему духовнику. Присутствовавший здесь же епископ тмутараканский Лаврентий недовольно повел бровью. Этот дородный епископ, который чревоугодие считал не грехом, а образом жизни, недолюбливал отца Никона за его правдорубство, нежелание льстить и независимость взглядов. Епископ Лаврентий был грек родом из Константинополя, он привык к богатым нарядам, подобострастию подчиненных и щедрым дарам. Он вообще втайне презирал диких варваров-русичей, а этого излишне
