Рейтинговые книги
Читем онлайн Хранитель Реки - Иосиф Гольман

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 54 55 56 57 58 59 60 61 62 ... 73

Несомненно, это справедливо.

Напарник еще раз открыл рот, чтобы выразить недовольство, но не успел.

– Ша, – просто сказал Велесов. – Я все решил. Ты берешь девку. Уводишь ее в лес. Я беседую с придурком.

– А если они всполошатся и полдеревни соберут? Нас же на вилы поднимут!

– Тут люди-то только по выходным бывают, – резонно заметил старший. – Деревня пустая. И потом разве я велел что-то с ребенком делать? Подержишь ее полчаса, пока я тебе по рации не скажу.

Игорь угрюмо затих – насилие над ребенком, даже в таком урезанном виде, не входило в его планы. Вот с ее мамой он бы охотно позабавился. Но начальник есть начальник.

– Все равно надо Оглоблина ждать, – наконец сказал он.

– Зачем?

– С одной бабой будете говорить? У нее мозги набекрень съедут, как поймет, что ребенка украли. Вой поднимет.

Что ж, это было существенное соображение. В таком деле лучше говорить с мужиком.

Но отказываться от планов не пришлось: от реки уже возвращался Оглоблин, держа в каждой руке по свеженаписанной акварели (планшет, видно, оставил там). Ему явно не терпелось похвастать созданным шедевром перед супругой. А может, учуял запах борща.

Вот он вошел в калитку, на ходу потрепал тыльной стороной ладони – руки-то заняты листами – девчонку по косичкам и поднялся на высоченное крыльцо. Еще секунда – и он скрылся в доме.

А девчонка, схватив игрушечный кораблик и весело на ходу подпрыгивая, направилась к речке, прямо к вяльминскому мосту. Здесь, вне паводков и дождей, было мелко, однако течение было сильное, даже с бурунчиками, создаваемыми потоком, обтекающим многочисленные валуны. Идеальное место пускать кораблик.

А еще – идеальное место украсть ребенка.

– Отлично! – не сдержал своего удовлетворения Велесов. – Девка наша! Пошел!

Подчиненный энтузиазма не выказал, но передал начальнику бинокль и проверил рацию.

– Да пошел же! – поторопил его Велесов. Жизнь явно повернулась к нему правильной стороной.

– Иду, иду, – пробурчал Игорь, поднимаясь с колен. И это были его последние слова. Не только перед уходом. Вообще последние. Потому что на голову велесовского вассала опустилась странное, но от этого не менее грозное оружие – металлический бронзовый шар диаметром никак не менее сантиметров семи-восьми. Бронзовой же недлинной цепью шар был приделан к цилиндрической, лишь к концу плавно сходящей на конус, тридцатисантиметровой рукоятке. Рукоятка, державшая на цепочке шар, была отлита все из того же самого древнего на земле «окультуренного» металла.

Очень старое оружие – бронза вся покрылась темно-зеленоватой патиной. И смертоносное: мощная рука сильно взмахнула рукояткой-держателем, цепь позволила шару продолжить движение, и тяжеленный шар, набрав скорость и чудовищную энергию, погасил инерцию, лишь глубоко проломив череп бандита.

Велесов не успел ни удивиться, ни испугаться страшному концу своего подчиненного: еще один взмах тренированной руки, еще один бросок ужасного ядра – и еще одно тело повалилось на землю с расколотой головой.

Как пишут медики, травмы, несовместимые с жизнью.

А неслышно подкравшийся человек, нанесший чудовищные удары, не торопясь, отволок тела к естественной довольно глубокой яме: ветер выкорчевал сосну, и в песке образовалось углубление, легко скрывшее тела двух столичных гостей. Для окончательного исчезновения следов понадобилось едва ли более минуты и несколько лопат песка. И не лопат даже, а движений – тоже, кстати, странным инструментом, скорее напоминающим скребок, опять-таки бронзовый.

Вот теперь было все сделано окончательно.

При здешней плотности населения вряд ли тела найдут до прихода Мессии.

Мужчина, нанесший смертельные удары, тщательно отчистил скребок и огляделся в его плавающем зеркальном отражении. Увиденным остался вполне удовлетворен. Лицо и руки были чистыми. А если даже кровь и попала на одежду, то на черном не видно.

Глава 31

Славный денек в Вяльме

Место: Прионежье, деревня Вяльма.

Время: три года после точки отсчета.

Как день приятно начался, так славно и продолжался. Солнце жарило не по-карельски, комары на исходе лета отсутствовали как класс – ну и что еще было пожелать? А воздух-то какой!

Ефим Аркадьевич, вздремнув-таки часика три с дороги и после плотного завтрака, уже был бодр и свеж, как юноша.

Поднявшись и умывшись, он первым делом еще раз просмотрел работы Оглоблина.

Нет, чутье его не обмануло. Это, несомненно, был мастер. Причем зрелый не только технически, но и в новаторских композиционных решениях. Единственное, что одновременно напрягло и обрадовало рекламного профессора, – удивительное многообразие применяемых художником стилей и техник. Обычно это свойственно начинающим, только ищущим свой стиль. Здесь подобная «многорукость» скорее и была этим самым найденным наконец стилем.

– Я сам не знаю, что мне больше нравится, – смущенно вещал художник. – И графика, и живопись. И реализм, и не реализм.

Это точно. Перемешано было всё. Акварель могла выглядеть как живопись, а живопись часто была очень графична.

Да взять хоть ту же акварель. Казалось бы, в самом названии аква – весь смысл техники. Но и здесь Оглоблин не шел проторенными путями.

Да, были у него чудесные «традиционные» работы «по-сырому», в основном узнаваемые окрестные пейзажи. С нежными переходами красок, когда растворенный в воде краситель, еле-еле видимый, почти прозрачный, создавал трудноуловимые даже опытным глазом цветовые нюансировки. Глаз же зрителя неопытного давал приказ устам, и те просто говорили «ах!».

Но была и другая акварель – жесткая, почти грубая, выполненная «по-сухому» и очень часто – с применением дополнительных техник и материалов: чернил, черной и цветной туши, сангины, даже морилки.

Одна из таких работ, «Грачиные гнезда», просто поразила воображение профессора. На этой почти монохромной – и почти мрачной – работе были изображены несколько берез, явно осенних, а на них, соответственно, эти самые гнезда. Тушь, чернила, бумага. Но такой предзимней тоской веяло от работы! И еще, как ни странно, – надеждой на пока очень далекую весну

Ефима заинтересовал легкий палевый подцвет на большой графической серии с изображением вяльминских изб.

– Ты что, бумагу тонированную использовал? – заинтересовался Береславский (с вежливым, но отстраняющим «вы» они распрощались, наверное, уже на десятой минуте совместной работы).

– Нет, – объяснил Вадик. – Я ее табаком обработал.

– Чем-чем? – удивился московский профессор.

– Табаком. Галина растит несколько кустов на огороде. Под махорку. Я ее варю и отваром обрабатываю бумагу.

– А эти «звездочки» откуда? – На фонах графических женских портретов, геометрически искаженных, но от этого не менее привлекательных, были странные, притягивающие глаз разводы, похожие на кристаллические структуры в минералах.

– А это стиральный порошок. В первый раз я случайно наткнулся – кусочек упал на сырой лист и втянул в себя воду. А потом уже сознательно искал.

В общем, полностью рассмотреть, на что же Оглоблин наткнулся случайно или нашел сознательно, можно было, наверное, только за неделю постоянного общения. И это было классно, это было замечательно, это было волнующе.

Фактически это была гарантия того, что продюсеру такого многорукого художника никогда не станет скучно с ним работать. А более всего в своей протяженной жизни Ефим Аркадьевич Береславский боялся именно скуки.

Кстати, еще одно интересное наблюдение.

Как уже говорилось, писал и рисовал Оглоблин сотнями различных методов. Например, он довольно часто использовал прием, известный с конца девятнадцатого столетия как дивизионизм, то есть построение общего изображения из раздельных точек. Но, как и во всем, что делал Вадик, начало процесса можно было отследить – он восходил к творчеству Сёра (пуантилизм – письмо точками), его последователей Синьяка, «соблазненного» ими двумя старого импрессиониста Писарро и других. Однако его, процесса, нынешнее состояние было делом рук и вдохновения уже самого Оглоблина.

Точки, составляющие изображение, более не создавались чистыми цветами (их «смешивание» в подобной технике родоначальниками метода предполагалось не на палитре, а в мозгу зрителя). Да и точек самих на оглоблинских полотнах не было, а было то, что сам Вадик ласково именовал «червячками»: маленькие загнутые мазки испещряли лист, создавая, с одной стороны, торжественно-статичную, прямо-таки древнеегипетскую фактуру изображения, а с другой – придавая ему некую внутреннюю вибрацию.

Так вот, несмотря на применение огромного количества различных техник и профессиональных находок, Ефим буквально через час уже мог угадать руку Оглоблина почти в любой из них. И это тоже было здорово, свидетельствуя о том, что стиль-то собственный художник все-таки нашел, пусть даже и такой многоликий.

1 ... 54 55 56 57 58 59 60 61 62 ... 73
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Хранитель Реки - Иосиф Гольман бесплатно.

Оставить комментарий