– Судом суди, мечом секи, не позорь! Дай половину ссыплю! Велик вырос, да и дурак вымахал немалый!
Безрод взглянул в повинные глаза Рядяши и кивнул.
– Пяток горстей сбрось.
– Чьих горстей? Моих?
Сивый усмехнулся. Рядяшина горсть чару заполнит.
– Твоих. Сам сыпал, сам отсыпай.
– Мигом, воевода!
Бегать по снегу тяжело. Бежали, будто по колено в воде, и даже не бежали, а размашисто шли. Каждый день снег заваливал тропинку, и кто-то каждое утро, чисто олений вожак, шел первым, торя дорожку. Так и сменялись. Хорошо было идти за Рядяшей, за Моряем, за Неслухами. За ними оставался торный путь, ровно от саней, широкий, удобный. И теперь прыгали со скалы, только не плыли на тот берег. Почти сразу выходили. Те, кто с Безродом ходили за стену, всякий раз морщились. Вспоминали заплыв по студеному морю. Но ничего, прыгали.
Несколько раз Коряга, пыша злобой, делал Безроду подножки. Однажды просто столкнул со скалы в спину. Сивый мрачнел день ото дня.
– А чего я хотел? – криво ухмыляясь, бросил Безрод Стюженю на заднем дворе. – Наймит я.
– Зря ты так. – Старик огладил бороду.
– Нет, не зря. – Сивый правил меч бычьей кожей. – Я не дружинный – чужой и по весне уйду. Млечи кровь проливали за родной дом. А я? За себя, за свою жизнь старался. И кто я после этого? Наймит и есть. Повоевал, получи награду – собственную жизнь. Одного хочу – спокойно уйти.
Стюжень чему-то тоскливо улыбнулся. Не дадут млечи уйти спокойно. Чему быть, того не миновать.
Безрод еще дважды невзначай встречал ту девицу, которую на берегу укутывал боярин Чаян. Это она тогда заразительно смеялась и горько поглядывала в их сторону. Потом нарочно искал Чаяновну, приглядывался да высматривал. И однажды, дав крюк и проходя мимо хором боярина, забрел во двор и попросил напиться. Отослал слуг, захотел испить из рук самой боярышни. Вышла Зарянка, подала в ковше воды. Спросила:
– А не студено ли?
– В самый раз. – От ледяной воды ломило зубы, но вода была очень вкусна.
– Жадно пьешь.
– Так и жажда велика.
Сивый глядел на Чаяновну поверх ковша. Глаза глубокие, синие, в них душа плещется, живая, бездонная.
– Выйди вечером, красавица. Ждать буду.
– Я слыхала, ты с бабой теперь, воевода. Неужели одной мало? – Зарянка хитро сощурилась.
– А ты баб моих не считай. – Сивый незлобиво оскалился. – За себя отвечай.
Она долго смотрела на Безрода и кусала губу. Потом кивнула и ускакала в дом, а Сивый ушел в дружинную избу, снова ставшую просторной.
Как стемнело, Зарянка вышла за батюшкины ворота. Сивый уже поджидал. Боярышня сторожко ощупывала взглядом воеводу засадной сотни, что еще Безрод придумал? Неужели обхаживать вознамерился?
– Ну? Говори, вой.
– Не здесь. Слова мерзнут.
– А в беседне у нас бывал?
– Нет. Веди. – Безрод ухмыльнулся. Там девок много, ей будет спокойнее.
Все разговоры замерли, когда отворилась дверь и внутрь, отряхиваясь от снега, вошли Зарянка и Безрод. Так всегда бывает, люди с любопытством обрывают разговоры и ждут, кто же войдет. Потом смешки и треп вспыхивают с новой силой. Дружинные, свободные от службы, занимались важным делом – переплясывали девок, смех и шутки витали под потолком, и самыми старыми были тут, пожалуй, Сивый да Коряга. Млеч недовольно покосился на Безрода, едва тот вошел, расстарался, повел пляску близ порога, и когда Сивый проходил мимо, пихнул, что было сил. Безрод в последний миг спохватился, напрягся, и столкновение вышло очень громким, словно два барана стукнулись лбами. Пляска замерла, напряжение в беседне сгустилось такое, хоть топор вешай. Млеч криво улыбался, Безрод и глазом не повел. Мрачно оглянулся и пошел в самый дальний угол.
– За что он так?
– Не знаю. – Сивый сел на лавку, покосился на ехидных млечей.
– Злые они.
– Все потеряешь, не так обозлишься.
– Чего звал?
Безрод поднял на Зарянку колючие глаза.
– Сколько тебе лет, красавица?
– Все мои. За тем звал?
– Почему замуж не идешь?
– Не зовут.
– Плохо врешь.
– Тебя это не касается! Взять решил? – Она вскочила.
Сивый за руку усадил строптивицу.
– Не ершись.
– Чего надо?
– Всю душу себе порвала. Сохнешь, а и слова не говоришь. Дура, девка.
Зарянка испуганно отпрянула. Колдун! Как есть колдун! В самое нутро глядит, все видит по самое донышко.
– Если помогу открыться – пойдешь за него?
Чаяновна с надеждой подалась вперед, глаза распахнула, руками прикрыла рот. Поможет воевода?
– А возьмет?
Безрод усмехнулся, тряхнул сивым чубом.
– Я бы взял.
– Так за тебя и пошла! – Зарянка ехидно скривилась. Потом задумалась. – А как узнал?
Безрод отвернулся. Как, как… По счастью в глазах, по тоске в губах. Только слепой не увидит.
– Я пойду спляшу? – Ее глаза вспыхнули надеждой.
– Иди.
Боярышня, ровно козочка, подскочила с лавки, прыгнула в кружок, и всем парням стало жарко, как будто в самой середке хоровода взошло солнце. Весело смеялась, а смеялась – чисто колокольцы переливаются, глаза искры метали, того и гляди, что-нибудь подпалит. Вертелась, не одного ухаря перевертела. Сивый усмехнулся, встал и бочком, по стенке, пошел к выходу. Совсем было вышел, но кто-то влетел в спину и так пихнул, что Безрод отлетел к самой двери. Сзади раздался злорадный смешок. Сивый повернулся. Пляска прекратилась, девки стояли, испуганно зажав рты ладошками, парни напряглись. Коряга и Взмет стояли, уперев руки в боки, и дерзко лыбились. Безрод мрачно ухмыльнулся, оглядел обоих и молча вышел. Даже за дверью был слышен смех млечей. Сивый скрипнул зубами, почерпнул снега и залепил им все лицо, дабы остыть…
Отвада обнял, ровно сына. Усадил, сам чару налил, поднес. Безрод криво усмехнулся. Принесла нелегкая прямо к трапезе. Кругом родовитые да именитые, глядят, как волки на ягня. Сивый осушил чару, почетным пленником просидел рядом с князем всю трапезу, а потом заперся с Отвадой в думной.
– Молод ты еще, князь. Хватит горе-злосчастье мыкать.
– К чему ведешь, сынок?
– Если за сына почитаешь, слушайся будто сына.
– К чему клонишь?
– Девка есть одна. Сама ровно лебедь выступает, глаза – как небо летом, коса русая, чисто ржаной сноп.
– Складно поешь, сынок!
Безрод согнал с губ улыбку.
– Любит – усыхает.
– Так женись!
Сивый ухмыльнулся.
– Тебя любит.
Отвада замер, прищурил глаза, колко взглянул на Безрода.
– Играешь? Не то время.
– Не до игр. – Сивый посерьезнел. – Довольно прятаться. Молод еще. Девка с ума сходит. Пойдут еще свои сыновья. На руках станешь баюкать, на шее катать.
Отвада медленно покачал головой. Безрод ухмыльнулся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
