Когда вдали показались огни приближающейся машины, он обрадовался ей как родной, бросившись наперерез фарам. Но еще больше обрадовался, когда машина остановилась и из нее вышел майор Проскурин.
Он настолько обрадовался, что даже не вспомнил, что за ним должна была прийти другая машина. И не насторожился, почему пришла не та, а эта.
— Я так ждал, так ждал!.. — радостно кричал он, хватая майора и генерала за руки.
— Мы так и поняли! И приехали! — изображая ответную радость, кричали майор с генералом. — Идите сюда...
И потянули его за руки к машине.
— Быстрее, нам нельзя здесь долго оставаться. Это было совершенно естественно, что они вели его к машине за руки, потому что вокруг была темнота, а включенные фары слепили глаза.
— Сюда, сюда...
Майор потянул Иванова на заднее сиденье.
— Нет, лучше сюда, — сказал генерал, утягивая Иванова направо, на переднее сиденье. Он почему-то решил посадить Иванова вперед.
Иванов обошел распахнутую дверцу, но майор его руки не отпустил, наверное не услышав генерала.
— Ну что же вы? — удивился генерал Трофимов, дернув застрявшего Иванова за Правую руку.
Иванов потерял равновесие и, утаскиваемый в салон за обе руки, уперся лицом в крышу кабины.
Чего это они?..
И тут же его запястья обхватила холодная сталь браслетов и раздались два практически одновременных щелчка.
— Уф-ф... — облегченно сказал генерал.
— Я думал, будет хуже, — вздохнул майор Проскурин.
Иванов стоял, пристегнутый наручниками к сиденьям, растянутый, словно на дыбе. Сопротивляться он не мог, сопротивляться было бесполезно.
— Чего это вы, чего? — захныкал Иванов.
— Кончай придуриваться, — довольно грубо, как давно не говорил, сказал майор Проскурин. И потянул из кармана пистолет.
— Вы что хотите? — напряженно спросил Иванов, хотя и так все было ясно. Предельно ясно.
Майор передернул затвор, досылая патрон в ствол, и поднял пистолет на уровень головы Иванова.
— Выше, — сказал генерал. — Вот сюда, — ткнул в голову пальцем. — Они его вот сюда.
Раны на теле Иванова должны были располагаться точно там же, где были на трупе, так как киллеры могли запомнить, куда стреляли. А киллеры не должны были обнаружить подмены. Киллеры должны были считать эту жертву своей.
Майор передвинул дуло пистолета чуть выше.
— Да, так, — кивнул генерал. Майор повернулся к Иванову, взглянув ему в глаза.
— Ну все, — сказал он. И нехорошо улыбнулся. Только теперь Иванов сообразил, что с ним хотят сделать. И отчаянно заверещал и задергался, пытаясь высвободиться. Но генерал сзади уперся ему в поясницу коленом, жестко прижимая к машине. Крикнул:
— Не тяни!
Майор сунул указательный палец в скобу и нажал на спусковой крючок.
Грохнул выстрел!..
Но Иванов его не услышал. Что-то тяжелое, как обух топора, ударило его по голове, отбрасывая ее в сторону, и больше он уже ничего не почувствовал...
Глава пятьдесят восьмая
— Повторите! — дрогнувшим голосом попросил гражданин Корольков по кличке Папа.
— Он умер, — еще раз сказал голос в трубке. Очень буднично сказал. Иванов умер!..
— Когда это случилось?
— Час назад.
— Это точно? Вы уверены? — на всякий случай переспросил не верящий в собственное счастье Папа.
— Абсолютно. Я присутствовал при его уходе. Его больше нет. Примите мои соболезнования... Папа бросил трубку.
Подробности его не интересовали — его интересовало главное. А главным было то, что Иванов мертв!
Мертв!!
Его главного и единственного врага не стало!
Груз, который давил на него все последнее время, был наконец сброшен...
Папа облегченно вздохнул и вызвал “шестерок”, несмотря на то что была поздняя ночь.
— Назавтра отмените все встречи. И... И принесите водки. Много водки!..
“Шестерки” все поняли. Все поняли без слов. Папа пил за упокой души мочилы!
“Шестерки” купили водки Папе и купили водки себе. Потому что они были рады не меньше Папы. Они были рады больше Папы — его мочила только пугал, а их “жмурил”!
— Все, кранты мочиле! — делились радостной вестью друг с другом “шестерки”. — “Зажмурили” падлу...
Скоро водка кончилась, и пришлось бежать за новой. Но и та тоже быстро закончилась. Потому что такой повод, уж такой повод!..
Папа в отличие от “шестерок” пил меньше, и пил в одиночку. Он свое счастье ни с кем делить не желал.
Он пил, вспоминая события не такого уж далекого прошлого. Но теперь уже точно — прошлого! Вспоминал поселок Федоровку, улицу Северную, Швейцарию...
Классным мочилой был этот Иванов... Такой мочила!.. Всем мочилам — мочила! В Федоровке четырнадцать пацанов вглухую заделал! Голыми руками!.. Если бы Папа своими глазами не видел, никогда бы не поверил. Но он видел!.. Такое видел!..
Папа налил еще один стакан. И залпом выпил.
За упокой души мочилы, который теперь в землю залег червей кормить.
А он. Папа, остался. И теперь может подумать...
Теперь, когда его не стало, можно было подумать о делах, в том числе об оставшемся бесхозном золоте партии.
Но не теперь подумать, завтра... Все — завтра...
Глава пятьдесят девятая
Киллеры тоже пили, пили положенные им боевые сто грамм, пили стоя, в соответствии со старой армейской традицией отмечая удачное завершение боевой операции.
Дело сделано, все живы и целы — чего еще надо.
— Ну, вздрогнули!..
Спирт из граненых стаканов перетек в луженые глотки. Все крякнули и сели.
Это не важно, что пили не за взятый караван и не за выход из окружения. Здесь тоже война. Здесь тоже стреляют. Ты стреляешь и в тебя стреляют...
Здесь они потеряли не меньше, чем там. Гришку потеряли, которого расстреляла охрана убитой им випперсоны. Сергея — его шлепнул при аресте милицейский снайпер, когда он отказался сдаваться. В отличие от него Пашка сдался, но его зарезали в следственном изоляторе урки.
— Ну что, еще по одной...
Они встречались редко, вернее, почти не встречались, так как давно работали соло. Профессия киллера не терпит толкотни — чем больше посвященных в планы операции, тем выше вероятность утечки информации. Раньше они верили друг другу безоговорочно, теперь — не могли. Теперь они верили только себе.
Последний заказ был исключением из правил. Последний заказ потребовал коллективной работы — так захотел заказчик. Впервые за многие месяцы они собрались вместе и почувствовали себя не киллерами, почувствовали — подразделением. Как раньше...
Это была глупая иллюзия. Но желанная иллюзия.
— Ну что?..
— Давай наливай.
Спирт лился легко, как лилась на боевых кровь. Они вспоминали о войне, где убивали больше и убивали бесплатно. Но те трупы они вспоминали с гордостью, а эти... Эти предпочитали не вспоминать. Хотя за эти они получали деньги.
— Ну что?..
— Наливай!..
Глава шестидесятая
Утром случилось похмелье. Потому что когда всю ночь столько водки, то можно представить!..
— Гля, — с трудом раскрыл глаза один из непротрезвевших братанов. — Чего это?
— Где?
— Да вона, в ящике!
По “ящику” шли новости. Наиболее почитаемый урками криминальный блок, где частенько можно было увидеть знакомых по делам и зоне. Но сегодня в новостях знакомых не показывали — показывали какого-то с перебинтованной головой мужика.
— Ну ты чего? Ну дали в кость лоху...
— Не, ты гля... Братва присмотрелась.
Лицо лоха, несмотря на то что было наполовину забинтовано, было знакомо. Ну очень знакомо...
— ...пострадавшего нашли недалеко от места, где было совершено тройное убийство, — сообщила миловидная ведущая. — По всей вероятности, это еще одна попытавшаяся скрыться от преступников жертва...
Далее зрителям были предъявлены прочие участники трагедии. Среди которых был показан умиротворенный труп Юрия Антоновича и его неиспользованный уругвайский паспорт.
— Так это же этот... Ну, который!.. Так, значит, тот... Значит, тот мочила, что ли?
Хмель враз вылетел из голов Папиных “шестерок”.
Забинтованный лох незакрытой половиной лица был сильно похож на Иванова.
А как же водка?..
“Шестерки” бросились к Папе. Но Папа был в курсе дела, Папа смотрел ту же самую передачу, где в этот момент говорили медики:
— В настоящее время больной находится без сознания. В целом его состояние можно оценить как крайне тяжелое, так как он получил несколько огнестрельных ранений в область головы и груди. Причем пули прошли буквально в нескольких сантиметрах от жизненно важных органов....
— Но надежда есть? — спросила ведущая.
— Надежда умирает после пациентов. Умирает последней, — грустно пошутил врач.
На экране снова появился забинтованный, обмотанный проводами и обвешанный капельницами Иванов.
— Я их зубами, падл, порву! — злобно прошипел Папа.
И швырнул полупустую бутылку из-под водки в телевизор. Экран разлетелся на мелкие осколки. Как и надежды Папы на безмятежное будущее.
