Мы в Кёльнской яме с голоду выли? Собрав свои последние силы, Мы выскребли надпись на стенке отвесной, Короткую надпись над нашей могилой — Письмо солдату Страны Советской. «Товарищ боец, остановись над нами, Над нами, над нами, над белыми костями. Нас было семьдесят тысяч пленных, Мы пали за Родину в Кёльнской яме!» Когда в подлецы вербовать нас хотели, Когда нам о хлебе кричали с оврага, Когда патефоны о женщинах пели, Партийцы шептали: «Ни шагу, ни шагу...» Читайте надпись над нашей могилой! Да будем достойны посмертной славы! А если кто больше терпеть не в силах, Партком разрешает самоубийство слабым. О вы, кто наши души живые Хотели купить за похлебку с кашей, Смотрите, как, мясо с ладони выев, Кончают жизнь товарищи наши! Землю роем, скребем ногтями, Стоном стонем в Кёльнской яме, Но все остается — как было, как было!— Каша с вами, а души с нами. 1944
ВОЕННЫЙ РАССВЕТ
Тяжелые капли сидят на траве, Как птицы на проволоке сидят: Рядышком, голова к голове. Если крикнуть, они взлетят. Малые солнца купаются в них: В каждой капле свой личный свет. Мне кажется, я разобрался, вник, Что это значит — рассвет. Это — пронзительно, как засов, Скрипит на ветру лоза, Но птичьих не слышится голосов — Примолкли все голоса. Это — солдаты усталые спят, Крича сквозь сон невест имена. Но уже едет кормить солдат На кухне верхом старшина. Рассвет. Два с половиной часа Мира. И нет войны. И каплет медленная роса — Слезы из глаз тишины. Рассвет. По высям облачных гор Лезет солнце, все в рыжих лучах, Тихое, как усталый сапер, С тяжким грузом огня на плечах. Рассвет. И видит во сне сержант: Гитлер! Вот он, к стене прижат! Залп. Гитлер падает у стены. (Утром самые сладкие сны.) Рассвет — это значит: раз — свет! Два — свет! Три — свет! Во имя света для всей земли По темноте — пли! Солнце! Всеми лучами грянь! Ветер! Всеми лучами грянь! Ветер! Суши росу! ...Ах, какая бывает рань В прифронтовом лесу! 1945
АЛЕКСАНДР РЕШЕТОВ
* * *
Огонь войны не сжег в душе, не выжег Ни нежных чувств, Ни дорогих имен. Как темен путь! Вот орудийных вспышек Мгновенным блеском озарился он. И в этот миг, взнесенные высоко, Предстали этажи передо мной И глянули ряды дрожащих окон С огромных стен, израненных войной. Рванулось сердце, Словно ждало знака. Но мы в строю — И все, что мне дано: Из тысяч окон, глянувших из мрака, Лишь различить заветное окно И прошагать в ночи осенней мимо, Во имя встреч благословляя ту, Что, может, в этот час, Тоской томима, В грохочущую смотрит темноту, 1942
