– Стой тихо! Что бы ни случилось, молчи! Иначе не поймать!
Я хотела возмутиться, спросить, что, в конце концов, происходит, но тут раздался скрип, и тихий голос Жози спросил:
– Милая, ты спишь? Мне нужно лекарство, сердце щемит!
Альберт еще сильней сжал мою руку и яростно замотал головой.
– Дорогая, очнись… – повторила Жозя. – Ах, как же крепко ты спишь! Вот она, молодость! Пушкой не разбудить!
Послышался шорох, легкий треск, мягкое покашливание, потом повисла тишина. Ладонь Альберта сильно вспотела.
– А-а-а! – заорала Жозя.
– Стоять! – завопил мужской голос.
– Не поднимайте одеяло! – завизжал Алик, вываливаясь из шкафа. – Она умрет через сорок секунд. Всем стоять!
Абсолютно ничего не понимая, я высунула голову из гардероба. Перед глазами предстала удивительная картина. На потолке ярко сияет люстра, у кровати трясется, согнувшись почти пополам, Жозя, рядом стоят два крепких парня в спортивных костюмах, блондин и рыжий.
– Попалась! – заорал Альберт. – Ага! Наконец-то! Столько лет я ждал! Теперь тебе конец!
Жозя начала оседать на пол.
– Ей плохо, – испугалась я и хотела броситься на помощь старушке.
– Стоять! – рявкнул один из парней. – Контейнер!
Алик выскочил в коридор и через секунду вернулся назад с небольшим пластиковым ящиком. Рыжий парень надел длинные перчатки и поднял край одеяла, прикрывавший импровизированную куклу.
– Мама! – заорала я. – Там птичка! Она дохлая! Ой, не трогайте ее! Господи! Перья лежат отдельно! Что случилось? Почему она облысела?
– Да, ману умирают сразу, – пояснил Алик. – В момент смерти она разом сбрасывает оперенье. Стриптиз Жар-птицы. Ведь эта пташечка тоже исполняла желания! Осуществляла, так сказать, заказы. Не прикасайтесь к останкам! Соберите белье и тоже упакуйте. Хотя, думаю, толку не будет, яд испаряется очень быстро. Пошли, Вилка.
– Куда? – потрясла я головой.
– Думаю, лучше всего в гостиную, – мягко сказал Алик.
– А Жозя? Ей нехорошо!
– Нормально, – махнул рукой Альберт, – тоже с нами порысит. Не волнуйся, она живее всех живых.
– Что ты тут делал? – налетела я на Альберта, после того как вся компания вместе с молчаливой Жозей устроилась в просторной комнате.
– В принципе, то же, что и ты, – усмехнулся Алик. – Хотел наказать убийцу Даны. Но в отличие от тебя я великолепно знал, кто она такая. Давно подозревал… и убийца знала… поэтому и развела меня с женой…
– Ничего не понимаю, – жалобно сказала я.
– Выкладывай, что выяснила! – резко приказал Алик.
Я очень не люблю, когда со мной разговаривают в подобном тоне, но сейчас отчего-то покорно рассказала о том, чем занималась в последние дни.
– Хорошая работа, – кивнул Алик, внимательно выслушав меня. – Теперь мой черед. Для начала скажу: Антонина Михайловна до одури обожала мужа, а сына не замечала. До сих пор не пойму, за каким чертом она меня родила? Я был не нужен родителям, мешал им наслаждаться друг другом, требовал внимания, отчаянно хотел быть любимым…
В семилетнем возрасте у Алика пропали иллюзии. Один раз он полез к маме в сумку, нашел там блокнот, куда профессорша записывала предстоящие дела и увидел восхитительную памятку: «Понедельник – 20.00–20.08 – общение с Альбертом». Хоть Алик и был маленьким, но живо понял: для мамы беседа с ним – работа, а не приятное времяпрепровождение. Ну не было у Антонины Михайловны ни малейшего желания ни обнимать, ни целовать мальчика! Но, будучи педагогом, она понимала, что без встреч не обойтись, отсюда и записи. Однако нигде в блокноте не было памятки: «беседа с мужем». Папу мать любила, а сына нет.
С тех пор у Альберта исчезло душевное расположение к родительнице, зато стало проклевываться желание навредить ей, сделать гадость. Алик начал подслушивать и подсматривать за членами семьи.
Как правило, взрослые считают детей милыми забавными существами типа щенков и котят. Бегает юное создание по дому, безобразничает, шумит или тихо сидит, складывая головоломку… Ничего оно в родительских делах не смыслит, и если уложить отпрыска в восемь вечера спать, то уже в девять можно заниматься любыми делами и обсуждать все проблемы – детка не услышит. Впрочем, даже если и услышит разговор взрослых, крошка не сообразит, что к чему.
Если бы только люди знали, как они ошибаются! Антонина и Матвей допустили общую оплошность. Алик великолепно знал, что из небольшого чулана, где хранятся запасы продуктов, чудесно слышно, о чем говорят на кухне, а забравшись в буфет в гостиной, можно легко стать незримым свидетелем интимной беседы в спальне, из туалета отлично прослушивается ванная. Ко всему прочему в распоряжении Алика имелся балкон в комнате: распахнешь его, и голос мамы, сидящей в гостиной, долетает до детской. У маленького шпиона была масса возможностей осуществлять наблюдение в родной квартире, и Альбертик изучил их досконально.
Сначала мальчик тихо хихикал, подслушивая разговоры родителей, но постепенно начал понимать их суть. И с каждой неделей Алику делалось все страшней.
Отец и мать довольно часто ездили в командировки – всегда вдвоем, никогда порознь. Во время их отсутствия мальчика пасла приходящая няня. Примерно за неделю до отъезда у отца начиналась истерика, он орал на жену и заявлял:
– Никуда не хочу.
Антонина проводила с супругом сеанс психотерапии, и в конце концов Матвей покорялся.
Знаете, почему он пытался остаться дома? Командировки профессора оформлялись как научные, чаще всего он ехал на какой-нибудь конгресс, но на самом деле Антонина и Матвей работали убийцами, наемными киллерами…
Альберт замолчал, потом ткнул пальцем в Жозю, безучастно сидевшую на диване, и сурово продолжил:
– Думала, все будет шито-крыто? Ан нет! В твоем расписании было всего лишь восемь минут в день на сына, но он в отместку выяснил все. Хочешь, расскажу, почему отец превратился в того, кем стал, а? Он сто раз пересказывал тебе свою историю, а ты утешала мужа. Ну? Начинать?
Жозя отвернулась к окну, чем окончательно взбесила сына.
– Не хочешь отвечать? – процедил Алик. – Ладно, я поговорю, а ты послушай!
…Аспирант Матвей, вернувшись с Курил, привез с собой птичку. Где он достал пернатое, Алик не понял, ну да это и неинтересно, важно иное. Колосков рассказал научному руководителю о своих наблюдениях, оставил письменный отчет, тщательно закрытый контейнер с птичкой и ушел.
На следующее утро Афанасий Терентьевич Малов был найден мертвым в кабинете – инфаркт. Еще через день поздно вечером к Матвею приехал мужчина самого неприметного вида. Показав служебное удостоверение, он объяснил ему: органы знают все. Бумаги Афанасия тщательно просмотрены, отчет Матвея прочитан, труп птички изучен. У Матвея есть два пути. Первый: он за короткое время ухитряется наладить разведение дальневосточных птичек, все необходимое для научной работы ему предоставят. И тогда Колосков быстро шагает вверх по служебной лестнице, ездит за границу, становится крупным ученым, получает звания, ордена, медали, деньги, машину… в общем, живет в полнейшем ажуре. Второй вариант менее оптимистичен: Матвей отказывается заниматься птичками. Тогда он попадает под сокращение и вылетает из института. Маловероятно, что ему удастся защитить кандидатскую диссертацию, а о докторской даже мечтать не приходится… Понятно, что выбрал Колосков?
Вместе с Антониной он добился впечатляющего успеха, у Колосковых в специальном вольере появилась целая стайка необычных пернатых, и капкан защелкнулся окончательно. Все тот же неприметный мужчина в костюме велел взять одну птичку и сесть в купе поезда. Билеты Матвею приготовили заранее…
Поняв, чем он теперь будет заниматься, Колосков впал в истерику. Ему снова объяснили, что есть два пути. Первый: иногда ученый выполняет поручения особой государственной важности, служит народу, избавляет советских людей от преступников и пользуется заслуженным уважением и любовью власть имущих. Естественно, о данной стороне биографии Колоскова будут знать считаные люди. Кстати, ректор института совсем плох, он скоро умрет, и Матвей займет его место. Конечно, Колосков слишком молод для столь ответственного поста, но благодаря своим заслугам он его получит. Второй путь… Собственно, его просто нет. Как не будет и Матвея, который легко может погибнуть. Ну, допустим, на даче в Евстигнеевке замкнет проводку. Ясно, какой выбор сделал Матвей?
– Вот почему убили Розу Малову! – прошептала я. – Она, наивная девочка, захотела изучать тех птиц, нарвалась на грубость профессора, что-то заподозрила. И неприметные люди в костюмах, которым Колосков сообщил о слишком ретивой аспирантке, живо решили проблему. Наверное, они торопились, поэтому и действовали грубо: бутылка водки, чердак. Ну а потом выставили Малову больной, начали говорить об опухоли мозга.
– Верно, – кивнул Альберт.
