Август заинтересованно уставился на меня.
– И про машину в бункере мы знаем. Крис даже сумел залезть туда – спускался по ремонтной шахте, бункер не охраняется. А смысл его охранять, если грабить там нечего? Человек протиснуться еще может, а вытащить что-то оттуда нереально, там же все хранится в здоровенных боксах. Все оборудование обесточено, боксы на автономном питании, там ядерные аккумуляторы, они еще тыщу лет работать будут. Но, Август, мне очень жаль: тебе не продадут ее. Это семейная реликвия. Крис сам мечтает поднять ее.
– У него не хватит денег, – цинично заявил Макс.
– Он имеет какое-то юридическое право требовать подъема? – прищурился Август. – То есть он собственник бумаг Кузнецова?
– Собственник – наш отец. Но ему наследство Кузнецова без надобности, он много раз говорил, что, если кому-то из нас интересен этот бумажный хлам, он отдаст. Как отдал мне машинку. Крис очень плотно интересовался темой, и, в общем, переписать документы на него – дело пяти минут.
– Ага, – Август прищурился, глаза заблестели.
Ничего добавить он не успел, потому что Максу надоело быть на периферии обсуждения. Он развалился в своем кресле и развязно пообещал:
– Маккинби, не заморачивайся. Когда мы с Деллой снова поженимся, получишь ты этот хлам. Я подарю его тебе. Крис, во-первых, не сможет конвертировать бумажки в нечто материальное, а во-вторых, всегда меня слушался.
У меня очень больно сжалось сердце. Август глядел на Макса почти с ужасом.
– Знаешь, Макс, по-моему, ты только что убил последние шансы воссоединиться с Деллой, – сказал он осторожно.
– С чего бы? – Макс засмеялся.
– С того, что Делле вряд ли по сердцу, как ты пытаешься распоряжаться ее наследием.
– Ой, да ладно. Я знаю Деллу, – хвастливо заявил Макс. – Она отлично понимает, что ее «наследство» гроша ломаного не стоит по сравнению с Бергами. К тому же я все равно не позволю ей тащить в дом арканзасское барахло. Еще не хватало, чтобы наши дети ассоциировали себя с какими-то Слониками. Нет уж. Мои дети могут быть только Бергами.
Я онемела. В наступившей тишине тоненько прозвенел сигнал пневмопочты.
– Наверное, это твой заказ пришел, – негромко сказала я Августу.
Он поднялся.
– Проверю. Постарайтесь тут без меня не ссориться.
Август ушел. Я вертела в пальцах бокал с виски, размышляя: смогу ли бросить его Максу в голову так, чтоб наверняка? Я ни капельки не злилась, нет. То, что я чувствовала, выходило далеко за рамки злости и даже ярости.
Пожалуй, это можно назвать ненавистью.
– А что, я разве неправ? – благодушно осведомился Макс.
– Неправ, – кротко ответила я.
Спокойно, он пьян, сказала я себе. Он просто с утра пораньше пьян. Его развезло – и понесло. Потом ему будет стыдно… Нет, не будет.
Убила бы, честное слово. Именно за то, что ему не будет стыдно.
– И в чем же я неправ? – Макс искренне удивился. – В том, что мои дети обязаны быть Бергами? Или в том, что старые бумажки в руках твоей родни – мертвый груз? Дел, ты пойми: вы действительно не решите задачу. А если и решите – она вас разорит. Эти артефакты ценны только для коллекционеров. Ты и Крис – нормальные люди, вам это сумасшествие не свойственно. Думаешь, Крис машину поднять хочет, чтобы любоваться ею? Да он надеется сплавить ее какому-нибудь чокнутому коллекционеру. Так я просто облегчу ему задачу. Ну даже заплачу сколько-то. Крис получит пусть меньше, чем заплатил бы тот же Маккинби конкретно за машину, зато гарантированно и без рисков. А то ядерные аккумы – штука хорошая, только дело-то не в них, а в боксе. Видал я, как вскрывали такой древний бокс. С виду – нормалек, и системы работают. Только внутри содержимое распалось в пыль. Вот чтобы у вас всех не случилось разочарования, я просто отдам Маккинби его вожделенные бумажки.
– Это наши вожделенные бумажки, – поправила я еще более мирно. – Не твои и не его.
– Ай, – Макс отмахнулся.
– И твоими они не станут никогда.
– Почему это?
– Долго объяснять.
– Мы куда-то торопимся?
Я вздохнула.
– Макс, ты, наверное, считаешь себя сокровищем. Думаешь, что любая женщина за счастье быть твоей женой пойдет на любые жертвы. Забудет свою семью, свои корни, отдаст тебе все, что попросишь. Особенно если она тебе не ровня. Ну как же, ты ведь принц, снизошел, женщина обязана быть благодарной тебе…
Макс выразительно закатил глаза:
– Я так и знал. Не понимаю, с чего Маккинби решил, будто ты проницательная. И как ты ухитрилась получить диплом с отличием, мне невдомек. Ты же два с двумя сложить не умеешь. Я не жду от тебя никаких жертв. И твоей семьей вовсе не пренебрегаю. Крис – отличный парень, умный. Вот увидишь, я еще сделаю его сенатором. Просто если я сейчас буду его поддерживать, кое-кто перевозбудится и начнет искать интригу. Интрига на самом деле есть, поэтому я и таюсь. А так – я никогда не говорил, что твоей родне в мой дом путь заказан. Но согласись, что нашим детям надо жить историей той семьи, которую они продолжают. Наш первенец будет князем Сонно. Бога ради, пусть он интересуется материнской историей, после моей, никто не говорит, что он вовсе не должен ее знать. Он должен понимать, что это – история другой семьи, родственной, но другой. Вон, история его любимого дяди Криса. И вообще я все это сказал не для тебя. Мне просто надоело, что Маккинби к тебе липнет.
– О, какой неожиданный поворот сюжета! – я не удержалась от насмешки.
Макс пожал плечами:
– Неожиданный он только для тебя. Я уже сказал – проницательности тебе не хватает. Дел, Маккинби – коллекционер. То есть заведомо чокнутый. Причем даже для коллекционера он, мягко говоря, не совсем нормален. У него единственное ограничение – закон. На криминал ради очередной машинки он не пойдет. Но на все до единого легальные меры – еще как пойдет. Побежит! Вприпрыжку! И пока мы тут болтали, он на полном серьезе размышлял, в каких выражениях предложить тебе выйти за него замуж. Потому что ты для него – выгодное приобретение. У тебя вожделенная моделька, и у тебя есть доступ к документам оригинала. Тебя возмущает, что я так вольно распоряжаюсь твоим имуществом? Да он то же самое планировал! Только меня-то интересуешь ты, а его – твоя машинка. Брак по расчету. Что расчет там шизофренический – никого не волнует, главное, что он есть. А ты, конечно, согласилась бы. Потому что, во-первых, Маккинби умеет убеждать. Во-вторых, ты к нему привыкла, и брак – такое логичное продолжение дружбы. Никто, естественно, не думает, что будет потом. Маккинби понятно почему: он свое получит, а там хоть трава не расти. Ты не думаешь, потому что не умеешь. Ты же тактик, живешь одним днем. Тебе кажется, что его семья к тебе хорошо относится. Не спорю, хорошо. Пока ты – персонал. Стоит тебе посягнуть на святое, на постель наследника, – тебя сожрут. Потому что продолжить род Маккинби обязан только с достойной. Его в младенчестве обручили с Джоан Гамильтон. Он покочевряжился, даже на Кэрол Монро женился… обратила внимание, как быстро развелся? Это дедуля спохватился и применил власть. Мальчику можно бунтовать лишь в известных пределах. И если он вздумает привести тебя в дом – семья живо укажет место и ему, и тебе. В семье никого не волнует, что он любит красные машинки куда больше женщин. Люби, но будь любезен исполнить долг.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
