– О, конечно! – Макс нехорошо засмеялся. – Ничуть не сомневался, что ты ответишь именно так. Становишься предсказуемым, Маккинби!
– Очень легко предсказать реакцию, когда она – единственно адекватная. Ты напоминаешь мне того студента, который пришел на экзамен неподготовленным и сказал товарищу: вот увидишь, этот проф меня завалит. А когда профессор так и поступил, студент заметил: вы предсказуемы, я товарищам еще час назад пообещал, что вы поступите именно так.
Август потушил окурок и тут же закурил следующую сигарету. Я следила за ним с тревогой. Макс поверил, что Август регулярно покуривает, но я-то знала, что нет!
– Слушай, – зашипел Макс, подавшись вперед, – я же тебя насквозь вижу. Все, что ты там себе думаешь, для меня – открытая книга. Ты мечтаешь приковать Деллу к кровати и оторваться по полной программе. И те наручники ты нарочно оставил на виду, чтобы возбудить!
Я разрывалась между двумя желаниями: закрыть лицо ладонями и прибить Макса. Не насмерть, а чтобы заткнулся хотя бы на время.
– Какие наручники? – не понял Август.
Я рассказала, как утром поддела Макса. Август посмотрел с упреком – сначала на меня, потом на него.
– Макс, Делла пошутила.
– А-а, и ты на самом деле трахаешься в пижаме?
– Нет. Просто давно не использую наручники. Грубое удовольствие, хорошо только в подростковом возрасте. Для взрослых людей существуют куда более утонченные радости. Тот же бандаж. Правда, если наручники доступны даже неумелым подросткам, то связывать женщину все-таки надо уметь.
Макс застыл с раскрытым ртом.
– Что? – спросил Август. – Макс, я же учился в классической школе. А потом – на гуманитарном факультете. Я ведь не с военного, где только мечтаешь посмотреть на женщин по выходным, о большем никто не загадывает. Я с историко-архивного. И всем тем, о чем ты с замиранием сердца только думаешь в свои тридцать восемь, я в восемнадцать уже пресытился. А ты до сих пор ведешься на детские шутки! Я подозреваю, что ты не только поступал девственником – ты и закончил университет, ни разу не попробовав женщину.
Макс побагровел. Я забеспокоилась: Август явно перегибал палку, как бы чего не вышло.
– Вот что, Маккинби, убирайся, – приказал Макс. – Чтоб духу твоего через минуту тут не было!
В горле у него клокотало, он побледнел, и эта его бледность заставила меня подобраться: такая метаморфоза случалась с ним раньше, в период нашего брака. За бледностью обычно следовала вспышка неуправляемой ярости. Потом, после операции, когда Максу удалили опухоль, вспышки прекратились. И вот этой зеленоватой волны, мгновенно заливавшей его лицо, я уже давно не видела.
Опять? Рецидив?
– Не вопрос, – спокойно и даже удовлетворенно ответил Август. – Нам и в самом деле пора. Делла, мы уходим.
– Один!!! – прорычал Макс.
Ага, уйдет Август один, держи карман шире. Да и у меня не было ни малейшего желания задерживаться. Я встала, одновременно со мной вскочил Макс. Глаза у него стали бешеными, руки сжались в кулаки.
– Ты никуда не пойдешь!
– Макс! – вдруг рявкнул Август, да так, что я застыла.
Макс дернулся, обернулся. Август по-прежнему сидел, а на правой его ладони покоилась пепельница. Та самая, тяжеленная керамическая пепельница.
– Замри, – велел Август Максу. – Двинешься – эта штука прилетит тебе в голову.
Макс опешил. Но возмущаться не спешил. Покосился на меня, снова перевел взгляд на Августа. Август не шутил.
У него никогда не было чувства юмора.
– Делла, – сказал Август, – решай сама, пойдешь или останешься. Я посоветовал бы уйти. Думаю, Бергу нужно несколько часов, чтобы снова сделаться вменяемым. Сейчас он опасен.
Как будто я сама не понимаю! Я молча сходила в спальню, принесла наши с Августом сумки. В гостиной ничего не переменилось: Макс стоял на том же месте, Август сидел с пепельницей. Я проверила, не забыли ли мы чего, и вышла из номера.
Август догнал меня у лифтов. Выглядел он плохо, и резкий табачный запах определенно портил его. В лифте он рванул застежку на горле, как будто ему стало душно, и закашлялся. Ну вот, я же говорила – не надо было ему курить.
Мы взяли автоматическое такси с парковки отеля. Август тяжело плюхнулся в салон, страдальчески прикрыл глаза. Лоб его увлажнился, а щеки посерели.
– Худо? – сочувственно уточнила я.
Он кивнул. Помолчал и добавил:
– Делла, я же не курю. Совсем. За всю жизнь я выкурил три сигареты. Одну в выпускном классе школы, на пари, и две – сегодня.
– А выглядел как заядлый курильщик.
– Я много наблюдал за курильщиками. Знаю, что надо делать.
– Может быть, тебе заглянуть в клинику? Никотиновое отравление – неприятная вещь. Тебе нужен врач.
– Нет, – отказался Август. – Я не хочу в клинику. Я хочу домой. Я полежу немного, и меня отпустит.
– Зачем ты вообще попросил сигарету?!
– Затем, что без сигареты я не получил бы ту замечательную пепельницу. Я осмотрелся и понял, что другого, столь же убедительного и удобного предмета в гостиной нет. А без него мне пришлось бы драться. Я не в состоянии драться.
– Если б ты сам не завел Макса…
– Было бы то же самое. Он завелся сам, еще вчера. Удивительно, до какой степени человек может потакать своим капризам и выдавать такое поведение за культурное. У него всему есть объяснение, но сдержать эгоистичные порывы и в голову не приходит!
– Ты о чем?
– Вчера он сказал мне – пока ты не слышала, – что перепугался за тебя. Я ответил прямо – не за тебя он перепугался, а за то, что у него больше не будет того секса, какой ему нравится. О тебе, твоем комфорте он не думает вообще. Ну, если только в той степени, какая нужна, чтобы расположить тебя к сексу.
Я пожала плечами.
– Все мужчины такие.
– Не все, – буркнул Август. – Я не такой.
– Август, ты мой работодатель, а не потенциальный кавалер. Не приводи в пример себя, пожалуйста.
– Хорошо, не буду. – Он помолчал. – Вчера мне пришлось пить с ним, пока он не уснул в кресле. Для меня это было пыткой, но иначе Берг полез бы к тебе и не дал бы выспаться. Разумеется, он понял мой замысел, но я сыграл на его самолюбии. Поэтому с утра он хотел реванша. Любого, лишь бы получить повод выгнать меня и остаться наедине с тобой.
– Но злить его было незачем.
– Тогда он не отлип бы сегодня целый день. А я устал от него. Мне нужен отдых. Тебе отдых нужен еще больше, чем мне. Поэтому я разозлил его. Пусть. Пусть бесится, строит планы мести. К вечеру успокоится. Может быть, даже переосмыслит кое-что в своем поведении, хотя на такое счастье я не надеюсь. Он…
Август внезапно замолчал. Кожа его приобрела свинцовый оттенок. Может, в этом было виновато освещение, но я испугалась. Август чертовски упрям, и к врачу его не загонишь, если он в сознании и сам идти не хочет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
