– Мбабете, – поправила я.
– Мбабете, – согласился Макс. – Он действительно наш предок? Или есть пространство для фантазии?
– Только формально, – ответил Август, – потому что брак между ним и Клариссой Гордон не заключался, и ее дочь – юридически только ее дочь, без указания отца. По факту я из любопытства сдал кровь на генетический анализ. Сейчас, спустя столько поколений, следов осталось чрезвычайно мало. Но все-таки есть.
– Проклятье, – посетовал Макс и снова потянулся за бутылкой. – Вот так живешь и не знаешь…
Август пожал плечами:
– Не вижу повода расстраиваться. Человек был не абы какой. Те документы, которые мне удалось изучить, показывают: Уильям не имел в предках рабов, а по материнской линии даже было два вождя. Понятно, что африканский царек – не европейский король, но княжеские крови – это княжеские крови, как ни крути. А с отцовской стороны у него бабушка из племени масаи, что само по себе хорошо, даже без княжеских кровей. Известно, что в Америку переехали его родители, и сразу очень неплохо устроились. То есть Билли жаловался, мол, детство у него прошло на автозаправке, но скромно умалчивал, что заправка была, во-первых, семейная, а во-вторых, не единственная. Кларисса, его невенчанная жена, алименты не получала, но образование ее дочери оплачивали родители Билли. Причем не только колледж, но и очень, очень престижную школу. Старший из внуков Клариссы развернул серьезный бизнес в Африке. Других негров в роду, сколько мне известно, не было, то есть все потомки Клариссы выбирали в партнеры строго белых. Думаю, что это вопрос личной эстетики, а не расизма, потому что расизм и ксенофобия этой линии не свойственны. Уже после Катастрофы Джессика Гордон, прямой потомок Уильяма Мбабете в шестом поколении, вышла замуж за Бэйзила ван ден Берга. Их внучка вышла замуж за Адриана ван ден Берга, твоего – и моего – непосредственного предка.
– Глубоко же ты копнул, – со смешанным удивлением и недоумением отметил Макс.
– Все дело в одной маленькой красной машинке, – с улыбкой ответил Август. – Я увлекся коллекционированием в раннем детстве. У меня было слишком мало карманных денег, чтобы купить все, что нравилось, поэтому я копил и искал самые лучшие, самые ценные экземпляры. В принципе, почти все модели выпускаются сериями – пусть даже небольшими. А я мечтал о такой, какая существует в единственном экземпляре. Их известно несколько, но красная – одна. Как назло, именно она оказалась самой недоступной и загадочной. Я видел только ее фотографии столетней давности. Она никогда не выставлялась и уж тем более не числилась в аукционных списках. Кроме того, она была символом семейной легенды. А мне было десять лет, и я почти бредил ею. Я собирал любые сведения, все исторические свидетельства, связанные с этой машинкой прямо или косвенно.
Я чуть приподняла бровь и покосилась на Августа. Он ответил улыбкой:
– Да-да. Твоя Мэри Энн. Когда я углубился в историю достаточно, то понял, что модель ценна не только уникальностью. За ней стоит Загадка. Я расширил поле поисков, интересуясь уже личностью Ивана Кузнецова: ведь я знал, что эта модель – точная копия его «тэ-пятой Эво». Но чем прославилась та машина, если ее рукодельную копию семейство хранит пять веков? Я уперся в стену: все материалы оказались засекречены. Зато я неожиданно узнал, что оригинал тоже сохранился! Эта машина стоит в бункере на глубине семьсот сорок метров под современной Москвой. Над бункером выстроен жилой квартал. Доступа в бункер нет. Это решаемая проблема. В конце концов, у меня достанет денег, чтобы выкупить тот участок земли, выстроить для людей новые дома, более комфортные, и отселить их туда, а бункер вскрыть. Но! Нет ясности, кто же собственник машины. Там все очень сложно: на «тэ-пятых Эво» летали спецкурьеры Объединенных Вооруженных Сил, но сама эта служба работала под прикрытием частной транспортной компании. ОВС вскоре были расформированы, кадры и имущество распределены по нескольким ведомствам, споры по имуществу начались сразу же, а последний удар нанесла Катастрофа. После восстановления документации выяснилось, что полными правами собственности на машину не обладает никто, а частичными – два федеральных агентства, наследники владельцев той самой частной транспортной компании плюс наследники Кузнецова, поскольку он успел выплатить около трети стоимости машины. Теоретически, если бы у кого-то в руках оказались права двух или более сторон, можно было бы подать в суд и выиграть. Права одной стороны я выкупил. Остальные не захотели даже разговаривать. Все, кроме потомков Ивана Кузнецова – нынешних Слоников. Я говорил с Алексом Слоником, он сказал, что никаких документов не сохранилось. Пропала и та моделька. Ничего, совсем ничего. И тогда я стал кропотливо просеивать всю историю семьи Слоник, чтобы понять, где именно могли потеряться документы – потому что они были, не уничтожены, но куда делись – непонятно. Я даже заподозрил, что Иван Кузнецов мог по каким-то причинам передать документацию на хранение в семью своего партнера, Уильяма Мбабете. И когда я стал искать его потомков, то с изумлением узнал – я и есть его потомок. Причем на сегодняшний день из всех его потомков остались только Маккинби и Берги.
– Бывает же, – хмыкнул Макс.
– Нет, это еще не «бывает». «Бывает» случилось много лет спустя. Я уже потерял надежду, почти забыл о детских увлечениях. Зашел как-то в управление полиции на Большом Йорке, хотел подобрать себе оперативника. Меня направили к девушке с очень странным именем. Я увидел ее – и опешил. Макс, тебе сложно даже представить такое противоречие. Младший оперативник на канцелярской работе, в нелепых устаревших очках, с длинными волосами и тапочками хоббита на лацкане! А на столе перед нею стояла та самая, пропавшая без вести Мэри Энн… Господи, подумал я, как Делла оказалась здесь?! И надо же, ведь мы знакомы несколько лет, а я даже не подозревал, что Мэри Энн – у нее… Притом что я знал ее девичью фамилию. Я нисколько не мистичный человек, но в ту секунду подумал – наверное, Судьба посылает мне какой-то знак.
– Я не знаю, с каким именно Алексом Слоником ты разговаривал, – сказала я, – у нас их четверо. И никто из них, собственно, не осведомлен. Документы сохранились, лежат у деда на ранчо. Много чего сохранилось, даже талисман Кузнецова. Считается, что он просто кусок метеорита, не имеющий никаких особенных свойств. Но Крис умеет с ним работать. То ли у Криса проснулись таланты пращура, то ли камушек совсем не простой.
Август заинтересованно уставился на меня.
– И про машину в бункере мы знаем. Крис даже сумел залезть туда – спускался по ремонтной шахте, бункер не охраняется. А смысл его охранять, если грабить там нечего? Человек протиснуться еще может, а вытащить что-то оттуда нереально, там же все хранится в здоровенных боксах. Все оборудование обесточено, боксы на автономном питании, там ядерные аккумуляторы, они еще тыщу лет работать будут. Но, Август, мне очень жаль: тебе не продадут ее. Это семейная реликвия. Крис сам мечтает поднять ее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
