— Арестантов ведут! — крикнул кто-то. — Каторжников…
Идут он-и в знойную пору, Ив снежную вьюгу идут, И лучшие думы народа В сознании гордом несут.
Это была дышащая горькой правдой песня политкаторжан. Когда песня замирала, становился слышней тягостный звон кандалов.
Алеша подбежал к дороге. Солдат крикнул:
— Ближе чем на десять шагов не подходи — стрелять буду.
В первый раз видел Алеша осужденных на каторгу. Все они казались ему одинаковыми: в серой одежде и высоких колпаках, с обветренными задумчивыми лицами. Когда кандальники подошли ближе, двое передних сняли колпаки и помахали ими стоящим около кювета рабочим, обнажив наполовину выбритые головы. Всмотревшись в их лица, Алеша от неожиданности застонал. Он узнал Ершова и Папахина.
— Захар Михайлович! Трофим Трофимович! — закричал Алеша. — Привет вам от нас. От рабочих. Не тужите! Мы все равно вас выручим…
Старший конвойный обнажил саблю:
— Марш отсюда! С каторжниками разговаривать не разрешается. Отойдите. Иначе велю стрелять.
Алеша отбежал от дороги, сложил ладони рупором и снова закричал:
— Выручим! Не тужите, вы-ы-ру-у-у-чим!
В ответ еще несколько раз взметнулись колпаки, и арестанты скрылись за поворотом дороги, но до слуха оставшихся долго еще доносился замирающий кандальный звон.
Когда рабочие вернулись в каменоломни, никто не хотел приниматься за работу; стояли угрюмые, подавленные, все думали об одном и том же.
— И лучшие думы народа в сознании гордом несут, — вслух повторил Алеша.
— Отбить бы, — вздохнув, сказал кто-то из рабочих. — Броситься бы невзначай, обезоружить и кандалы долой…
— Хватился. Задний ум хорош, да толку-то в нем сколь ко? Не по силам нам это дело.
Алеша укоризненно посмотрел на говорившего:
— Неверно толкуешь. По-твоему, что же, им теперь на вечно в Сибири пропадать? А рабочим, значит, и думать больше не о чем? Нет, теперь наша очередь пришла на их место становиться. Стеной подняться надо, а буржуев за ставить вернуть каторжан обратно. Там ведь таких тысячи, и все ждут, когда мы освободим их. Кто же о них еще по заботится, как не мы, рабочие…
Это было первое выступление Алеши. Произошло оно под впечатлением встречи с каторжниками.
Вернувшись на стройку, Алеша неожиданно встретил там Володю Луганского. Он тоже нанялся к немцу работать по монтажу электрооборудования. Друзья проговорили целый вечер. Алеша рассказал обо всем, что произошло с ним за эти семь лет. О ссылке Ершова Луганский, оказывается, знал. Выслушав рассказ о взрыве в шахте, Володя сказал:
— Одним словом, чужаки — захватчики. Все гребут под свою лапу. А нас, рабочих, за скот считают…
Через несколько дней на строительстве появилась листовка, озаглавленная: «Заговор чужаков». В ней рассказывалось, как хозяева соседнего завода, англичане, произвели в шахте умышленный взрыв, отчего погибла большая группа рабочих.
Выбрав подходящий момент, Алеша подошел к Луганскому.
— Одному тебе трудно. Поручи мне. Я во все дыры растолкаю. Не беспокойся, у меня опыт есть. Я этим делом в своем селе занимался.
Луганский пытливо посмотрел на Алешу и вдруг спросил:. — Ты Маркина знаешь?
— Маркина, Данилу Ивановича? Знаю. А что?
— Как стемнеет, приходи на Выгонную, четырнадцать. Алеша с нетерпением ждал/вечера. Он был уверен, что произойдет что-то очень важное. Недаром Володя был так сосредоточен.
Подпольщики собрались в подвале. Два огарка сальных свечей освещали только часть небольшого помещения. В числе собравшихся, кроме Маркина и Луганского, Алеша узнал железнодорожника. Говорили шепотом. Поздоровавшись с Алешей, железнодорожник подвел его к свету:
— Ну, Аника-воин, опять, значит, с нами?
Из угла кто-то заметил:
— Совсем еще мальчишка. Жидковат для такого дела.
Железнодорожник возразил:
— Не тем концом меришь. Мал золотник, да дорог. Помнишь, я тебе рассказывал, как он помогал нам выручить из тюрьмы Ершова? — Ах, вот это кто! Тогда другое дело… Помню, помню, молодец…
— Как остальные товарищи считают? — спросил Луганский.
— Согласны. Подходящий, — повторило сразу несколько человек.
— Так вот, товарищ Карпов, — обратился к Алеше Луганский. — Комитет решил дать тебе одно очень важное поручение. Мы не могли организовать здесь освобождение наших товарищей. Ты знаешь, о ком идет речь. Эта задача переносится в другую организацию. Часть наших работников, в том числе и ты, должны будут поехать туда на помощь. На тебя мы хотим возложить связь между тюрьмой и комитетом. Что ты скажешь на это?
— А как же я туда попаду? — растерянно спросил Алеша.
Ответил железнодорожник:
— Приходи завтра к десяти утра на вокзал, я сведу тебя там с поваром. С ним и уедете.
— Ладно, приду, — волнуясь, ответил Алеша и стал прощаться.
На улице он облегченно вздохнул: хорошо, что Маркин, знавший, какую роль он играл при взрыве в шахте, ничего не сказал об этом участникам совещания. Благодарный за это, он дал слово во что бы то ни стало выполнить доверенное ему задание.
Глава сорок вторая
Вернувшись на завод, Петчер приступил к подготовке новой расправы над большевиками. Теперь он решил не торопиться и действовать наверняка.
— Пусть успокоятся, — говорил он механику Рихтеру. — Как это у них говорят? «Пуганая ворона и куста боится»? Так и с ними. Нужна осторожность, чтобы не появилось никаких подозрений. Потихоньку заманить, как мышей, в ловушку, а потом прихлопнуть. Но уже надежно.
Не так, как это сделали Жульбертон с Геверсом. Шляпы.
Дали возможность перехитрить себя. Хорошо, что Жульбертон сообразил, что обо мне ему лучше помолчать.
Выслушав управляющего, Рихтер вежливо заметил:
— Как ни говорите, мистер, а школа в Англии работает неплохо. Жульбертон ненавидел русских социалистов. И надо отдать ему справедливость, определенного успеха он добился. Многих большевиков не стало: Ершова, Папахина, Барклея. Когда Смирновскую закрыли, некоторые ушли с завода сами. Нет, Жульбертон и Геверс сделали немало. Но мы, конечно, должны готовиться лучше.
— Скажите, сможем ли мы увеличить количество вполне надежных рабочих, которые могли бы влиять на других? — неожиданно для механика спросил Петчер.
— Сможем, — после некоторого раздумья ответил Рихтер.
— Если сможем — это очень хорошо. Я прошу вас немедленно распорядиться, чтобы им дали самые лучшие квартиры и вообще всяческие привилегии. Ничего не поделаешь, часть рабочих мы должны подкармливать. Так делается в Англии. Без этого нельзя и здесь.
— Совершенно верно, — согласился Рихтер. — Система кнута и пряника — метод давно испытанный. Нужно только умело им пользоваться.
Собеседники замолчали и с недоверием посмотрели друг на друга. «Можно ли ему доверять, — думал Петчер, — немец он, ненавидит англичан. Война может начаться в самое ближайшее время».
В это же время Рихтер думал: «Я немец, и он видит во мне врага. Англичане хотят свести немецкое государство на третьестепенное место, но и немцы не дураки. А впрочем, меня это мало волнует. В первую очередь я должен заботиться о себе».
После длительного молчания Рихтер сказал: — Возможность войны, мистер Петчер, наших отношений не должна коснуться. У нас одна цель: мы должны во что бы то ни стало обеспечить прибыльную работу завода и ни в коем случае не Допустить изменения существующего здесь режима. Я маленький человек, но я получаю хорошую зарплату, и придет время, когда у меня тоже будут деньги. Но это возможно только, если сохранится здешний режим и здешние порядки. Если война и возникнет, то здесь между немцами и англичанами ее не будет. Я так думаю.
Петчер пожал механику руку:
— Вы очень правильно решили, господин Рихтер. При были фирмы для нас дороже всего. Верно и то, что они сов падают с нашими личными интересами. Значит, нашим об щим врагом были и остаются большевики и те, кто их поддерживает. Согласны ли вы с моим планом?
— Конечно, — не задумываясь, ответил Рихтер.
Петчер довольно улыбнулся и, подойдя вплотную к Рихтеру, спросил:
— Сколько, вы думаете, потребуется времени для его осуществления?
Рихтер задумался, хрустнул пальцами:
— Для того чтобы собрать их в одно место, нужно по меньшей мере четыре или пять месяцев. Иначе они могут догадаться.
— А всего, значит, около полугода? — переспросил Петчер.
— Да, примерно, так.
— Ну что ж, я согласен. Начинайте подготовку. Не забывайте, что план знаем только мы двое. Больше об этом никто и-никогда не должен узнать, кроме того, третьего, который будет привлечен позже.
Петчер был удовлетворен разговором с механиком. Иногда у него появлялось сомнение относительно правильности применяемого им метода борьбы. Не слишком ли он груб, и не привел ли уже этот метод к гибели Геверса, Мустафы и урядника? «Кто знает, — рассуждал Петчер, — чем это вообще может кончиться? В среде врагов тоже есть умные люди. Говорят, учитель Мартынов — большевик. Возможна ли борьба с этими людьми обычными методами, такими, например, какие применяют в Англии: подкуп, уговоры, обман? Правда, среди них есть и надежные люди, такие, как куренной мастер, механик паровозного депо, лесничий; наконец, Рихтер говорит, что их число можно увеличить. Но сколько для этого потребуется времени и даст ли это все желательный результат? Большевики лучше знают свой народ; Якушев говорит, что самое верное средство — это высоко поднятый кнут. Если змее наступить на голову, она менее опасна, чем если наступить ей на хвост. Вопрос ясен. Нужно не только наступить, но и размозжить ей голову одним сильным ударом. В газетах все чаще появляются сообщения о брожении среди рабочих. Дураки. Они считают это брожением, а сами не принимают никаких мер. Я им покажу, как нужно действовать. Русские еще будут меня благодарить».
