Когда один из секретарей Черчилля сообщил ему, что в результате предупреждения об авианалете шесть человек скончались от инфаркта, премьер не смог скрыть удивления.
– Я бы лучше скончался от переедания, – заявил он. – А вообще, я не хочу умирать, когда столько интересных и волнующих событий происходит вокруг [551] .
...
ВОСПОМИНАНИЯ СОВРЕМЕННИКОВ: «В Уинстоне столько мужества, что хватит на всех».
Генерал Эдмунд Айронсайд
Черчилль с его закаленным в многочисленных сражениях характером оказался именно тем лидером, в котором нуждалась Британия. Звуки сирен и разрывы падающих бомб нисколько не могли поколебать решимость лидера нации. В самый разгар Битвы за Британию, в сентябре 1940 года, рядом с резиденцией премьер-министра были оборудованы специальные помещения, где глава правительства мог в безопасности продолжать руководство страной. Однако Черчилль старался пользоваться ими как можно реже.
«Несмотря на всю небезопасность комплекса зданий на Даунинг-стрит, Черчилль именно им отдавал предпочтение перед подземными сооружениями», – вспоминает Джон Пек [552] .
О том, насколько небезопасна резиденция премьер-министра, люфтваффе наглядно продемонстрировало 14 октября 1940 года. Во время авианалета бомбы упали на Пэлл-Мэлл, разрушив здание «самого старого, элитного и наиболее важного из всех консервативных клубов» – Карлтон-клуба. Также бомбы упали на Уайтхолл и Даунинг-стрит, повредив часть здания, отведенную канцлеру Казначейства.
В тот день Черчилль ужинал на Даунинг-стрит с Арчибальдом Синклером, Оливером Литтелтоном, а также с недавно назначенным министром транспорта полковником Муром-Брабазоном.
Когда на Пэлл-Мэлл упала первая бомба, Черчилль приказал дворецкому, слугам и поварам направиться в подвал. Буквально через несколько минут прогремел новый взрыв. В комнату вбежал один из помощников премьер-министра и сообщил, что в результате попадания снаряда в помещениях канц лера Казначейства разрушены буфет, кухня и несколько кабинетов.
«Мы проследовали на кухню, чтобы увидеть все своими глазами, – вспоминал Черчилль. – Бомба упала в пятидесяти метрах от Казначейства. Взрывная волна превратила просторное и аккуратное помещение с яркими кастрюлями и прочей утварью в черную пыль и груду каменных обломков».
Бомба убила одного гражданского служащего и ранила двоих.
Черчилль и Синклер поднялись на крышу, чтобы сверху посмотреть на центр города, подвергшийся бомбежке.
«Была ясная ночь, и поэтому открывался прекрасный обзор Лондона, – делился впечатлениями британский премьер. – Возникало такое ощущение, что бо́льшая часть Пэлл-Мэлл была в огне. Было заметно, по меньшей мере, пять очагов возгорания. Также огни полыхали на Пиккадилли и Сент-Джеймс-стрит» [553] .
На следующий день после бомбежки Мур-Бра базон отправил Черчиллю письмо, в котором поблагодарил его за «оживленный обед, бомбы и все, все, все» [554] .
Другим примером эмоциональной скупости англичан в отношении происходящих бедствий стал ответ дворецкого Реформ-клуба, здание которого, располагающееся рядом с Карлтон-клубом, также подверглось разрушительному воздействию ночной бомбардировки. Секретарь Черчилля Джон Мартин позвонил в Реформ-клуб, чтобы узнать, насколько серьезны повреждения.
– Клуб горит, сэр, – услышал он в трубке невозмутимый голос дворецкого [555] .
В глубине души Черчилль был рад, что в момент налета находился на Даунинг-стрит. Прекрасно понимая важность личного присутствия в Лондоне для поднятия морального духа своих соотечественников, британский премьер старался не покидать столицу, если заранее узнавал от дешифровщиков из Блетчли-парка о предстоящей бомбежке. «Я не могу мирно отсыпаться в сельской местности, в то время как город подвергается тяжелейшей атаке с воздуха», – комментировал он свое поведение [556] .
Черчилль не боялся, глядя опасности в глаза, наблюдать за налетами люфтваффе. Капитан Ричард Пим вспоминал об одном из таких эпизодов:
«Узнав, что налет состоится совсем скоро, его первой реакцией было схватить пальто, шляпу и, как только раздадутся первые взрывы, вскарабкаться на крышу здания, чтобы иметь возможность наблюдать за происходящим. Вопрос о том, чтобы спрятаться в укрытие, никогда, по-видимому, не приходил Уинстону в голову» [557] .
...
ВОСПОМИНАНИЯ СОВРЕМЕННИКОВ: «Вопрос о том, чтобы спрятаться в укрытие, никогда, по-видимому, не приходил Уинстону в голову».
Капитан Ричард Пим
Когда Черчиллю указывали на небезопасность подобного поведения, он спокойно цитировал слова французского математика Жюля Анри Пуанкаре: «Я нахожу укрытие под неприступным сводом теории вероятности» [558] . В другой раз он сослался на свой неуступчивый характер: «Когда я был маленький, няня была не в состоянии мне помешать погулять в парке, если я этого очень хотел. И Адольф Гитлер также вряд ли преуспеет в этом» [559] .
Неудивительно, что, когда на Британию обрушилось «оружие возмездия» – ракеты «Фау», – Черчилль был одним из тех, кто решил воочию убедиться в его чудовищной разрушительной мощи. В ночь на 15 июня 1944 года свыше ста пятидесяти ракет достигли берегов Британии. Треть из них предназначались для поражения Лондона и его предместий. Двадцать ракет удалось сбить, остальные достигли цели. Брендан Брекен, находившийся в этот момент на Даунинг-стрит, предложил Кристоферу Доддсу, одному из личных секретарей Черчилля, своими глазами увидеть происходящее, чтобы потом поделиться впечатлениями с премьером. Каково же было удивление этих джентльменов, когда, выйдя из резиденции, они увидели Черчилля, который уже наблюдал за обстрелом.
«Этот эпизод стал характерным примером безграничной энергии премьер-министра и его потрясающим пренебрежением к собственной безопасности», – скажет Доддс [560] .
Как и следовало ожидать, новое оружие Гитлера Черчилля не напугало. Он спокойно продолжал работать под характерный свист ракет, сохраняя мужество и производя впечатление на своих подчиненных.
«Я находилась несколько часов с премьер-министром, который работал и время от времени просил меня что-нибудь записать под диктовку, – делилась с родителями Элизабет Лэйтон в июне 1944 года. – В помещении было очень тихо. Я сидела абсолютно спокойно, погруженная в свои мысли. Неожиданно вдалеке я услышала грохочущий рев. Звук становился все громче и громче, пока не возникло такое ощущение, что он раздается прямо над головой. Ни один мускул не дрогнул на лице премьер-министра. Я продолжала сидеть как ни в чем не бывало, искоса наблюдая за ним. И в этот момент – б-а-а-х ! Я смотрю на реакцию мистера Черчилля. Полнейшая (выделено в оригинале. – Д. М .) скука! Лишь однажды после очередного взрыва он посмотрел на меня и сказал: „Этот шум вас не беспокоит?“» [561] .
