— Ксавьер! — Я смутно узнал голос Боунса, но не остановился.
Теперь меня ничто не остановит.
— Дейерс! — прогремел более громкий голос.
Затем кто-то схватил меня, отрывая от добычи. Я боролся с тем, кто тащил меня назад, пока не оказался прикованным к бетонному полу, мой нож вырвали из пальцев. Я посмотрел в сторону и улыбнулся шире, когда увидел трупы, прислонившиеся к стене. Трупы, которые уже почти не напоминали людей. Ублюдки, которые заплатили за то, что забрали моего брата.
— Уведите его! — приказал Льюис с ноткой паники в голосе, и меня вынесли наружу.
Кровь от моих убийств покрывала мои руки. Меня бросили в маленькую лачугу. Дверь за мной захлопнулась. Сидя в тишине, я смотрел на кровь на своих руках и не чувствовал ничего, кроме гордости. Но вскоре мои крепкие руки начали дрожать. Прошло совсем немного времени, прежде чем мысли о Девине и его состоянии достигли цели, совсем немного времени, прежде чем слезы стали густыми и быстрыми, адреналин исчез, и реальность обрушилась на меня.
Дверь открылась, и вошел Льюис. Сержант Льюис — ближайший друг Девина и мой начальник. Он начал расхаживать по комнате, теряя самообладание. Он продолжал смотреть на меня, а затем покачал головой и сказал:
— Дерьмо.
Я оцепенело наблюдал за ним. Они могут посадить меня под замок. Мне было все равно. Эти ублюдки были мертвы. Это было все, что меня сейчас волновало.
— Вот как все произошло.
Льюис замер. Его лицо было красным, а глаза метались из стороны в сторону, как будто он что-то обдумывал.
— Все эти ублюдки были убиты во время налета. Выживших нет.
Я моргнул, бесчувственный и безразличный, когда он присел передо мной.
— О чем, черт возьми, ты думал, Ксав?
— Они сделали ему больно, — прорычал я. — Они должны были умереть.
— Твой брат — лучший гребаный пехотинец, которого я знаю, и, более того, он играет по правилам, у него есть честь. Он никогда бы не выкинул такой номер, если бы вы поменялись ролями. Ты знаешь, что с тобой может случиться, если об этом узнают?
— Мне все равно. Они пытали его. Они заслуживали смерти. Плевать на то, что со мной теперь будет.
Льюис раздраженно провел рукой по лицу.
— Приведи себя в порядок. Я должен разобраться во всем этом дерьме. Мы все должны разобраться в своих историях. Забудь, что это когда-либо происходило. Ясно?
Я поднялся на ноги, не говоря ни слова. Льюис схватил меня за руку и развернул лицом к себе.
— Дев спасал мою задницу больше раз, чем ты можешь себе представить. Это единственная причина, по которой я сейчас иду против всех этических и моральных норм, Ксав. Я в долгу перед Девом, и после того, что случилось, я чертовски уверен, что не отдам тебя под трибунал.
Я рванул через дверь и увидел, что здание, в котором держали моего брата, горит, языки пламени высоко вздымаются, а дым клубится в воздухе.
— Ублюдки подожгли его, когда мы прибыли, но нам удалось вытащить наших людей, — сказал сержант Льюис.
Я знал, что это было прикрытие, которое использовали, чтобы скрыть мои преступления.
Но когда я смывал кровь своих жертв в ближайшем ручье, я не мог не чувствовать гордость за эти смерти. Эти ублюдки заслуживали смерти. И если бы у меня было больше времени, я знал, что сделал бы с ними вещи гораздо хуже…
Я проснулся и резко выпрямился. Посмотрел на край кровати. Вот они. Выстроились в ряд, чтобы снова навестить меня. Гребаные повстанцы, истекающие кровью, с вывалившимися внутренностями и перерезанными глотками. Они смотрели на меня черными пустотами вместо глаз.
— Уходите, — приказал я и вскарабкался к изголовью кровати.
Но они не двигались. Они просто смотрели. Всегда просто смотрели.
А потом я увидел других мертвецов, подошедших сзади, разрывая мое сердце надвое. Тех, о ком я заботился.
— Нет, — взмолился я, протягивая руки. — Пожалуйста. Пожалуйста, не приходите ко мне больше…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мой голос затих, когда они заняли свое обычное место рядом с повстанцами.
Все они смотрели на меня мертвыми глазами, их кожа была серой и тонкой.
— Пожалуйста.
Я почувствовал, как последние остатки моей решимости рухнули. Мои щеки стали влажными, когда я столкнулся со всеми этими ужасами, которые не покидали меня годами. Мое чувство вины вернулось к жизни.
— Оставьте меня в покое! — закричал я. — Пожалуйста… просто оставьте меня в покое, — прохрипел я, не имея сил и пытаясь дышать.
Дверь в спальню распахнулась, и вбежала Фиби.
— AK?
Она в панике оглядела комнату.
— Убери их отсюда. — Я указал на край кровати. — Заставь их уйти. Пожалуйста…
— Кого? — тихо спросила она.
— Их. — Я указал на каждое изуродованное лицо..
— АК, — прошептала она и осторожно забралась в постель.
— Где ты была? — спросил я, когда ее рука коснулась моего лица.
— Я ходила за водой. Только что вышла из комнаты. Но сейчас я здесь. Успокойся…
Я посмотрел в ее голубые глаза и признался:
— Я убил их.
Фиби напряглась.
— Кого?
— Их, — сказал я и указал на край кровати. — Они причинили боль моему брату. Они чуть не убили его, поэтому я убил их. Убил их так, как они того заслуживали. Но теперь они не уходят. Они никогда не уходят. И они тоже…
Я указал дрожащей рукой на двух людей, которые преследовали меня больше всего.
— АК, я ничего не понимаю.
Она придвинулась ближе ко мне, взяла за руку и крепко сжала. Я посмотрел на ее тонкие пальцы в своих.
— У него было посттравматическое расстройство, — сказал я едва слышно. — Они отправили его в больницу в те месяцы, когда я еще отбывал остаток своей службы. Я не мог с ним увидеться — его привезли обратно в Техас. Я не знал, насколько все плохо, пока не вернулся домой. А вернувшись, я обнаружил, что мой брат в полном дерьме… за гранью полного краха.
Фиби поцеловала мою руку, и я посмотрел ей в лицо.
— Я не знал, что делать. Он пил, но хуже того… Подсел на героин. Я вернулся домой и обнаружил, что мой брат был наркоманом уже несколько гребаных месяцев, и никто мне ни хрена не сказал. Мысленно он все еще жил в Ираке. Все еще в той гребаной комнате, теряя рассудок. Проживая пытку день за днем. Для него это никогда не кончалось.
— Я все равно не понимаю, — сказала Фиби.
— Мой брат.
Я почувствовал боль от простого произнесения этого слова.
— Я убил своего брата, Фиби. Сапоги… у двери, оружие в сундуке. Это его хижина, в которую он привозил меня ребенком. Он мертв, и это моя вина.
Я бросил взгляд на него, стоящего в ногах у моей кровати, с его запястий и горла капала кровь, его тело было слишком худым и слабым. Он протянул мне руку, чтобы я взял ее, но сколько бы раз я ни пытался это сделать, моя рука просто провалилась сквозь воздух. Я не мог до него дотянуться.
— Это я во всем виноват, — повторил я. — Я облажался. Потерял все, потому что облажался.
Руки Фиби сжались в моих.
— Расскажи мне. Расскажи, что случилось. Тебе это нужно, АК. Я здесь. И не дам тебе упасть. Не позволю им причинить тебе вред.
Я посмотрел ей в глаза и, не имея больше сил бороться, рассказал ей все. Впервые в жизни кому-то рассказал обо всем — вступление в морскую пехоту, похищение, пытки.
Что я сделал.
А потом…
Она махала мне рукой, пока я проходил через аэропорт. Я передвинул сумку повыше на плечо и улыбнулся, увидев, как маленький человечек оторвался от ног Тины. Зейн пробился сквозь толпу и бросился в мои объятия.
— Зейн! — Я крепко прижал его к груди. — Я скучал по тебе, приятель!
Зейн сжал меня в ответ.
— Я тоже по тебе скучал, — сказал он.
Я откинул голову, чтобы посмотреть на него.
