— Не может такого быть, — не соглашался доктор. — Оно именно что следует за первоначальным возбуждением.
— Так стало быть, вы утверждаете, что я и мне подобные являемся логическим завершением многих поколений, перевозбужденных мясом с кровью и крепким вином… этакий взрыв под гнетом напряжения! Что ж, я польщен, однако нынче в моде иные определения. Чуть ближе к каменному веку, еще, наверное, веке в девятнадцатом это бы назвали «породой»! Послушайте-ка, доктор, уж если буржуа — а этим именем я называю всех детей мутной водицы и черного хлеба — хотят, чтобы их потомство было не хуже нас, пора им начинать прикладываться к рюмке!
— А что вы имеете против воды? — удивился доктор.
— Не тревожьтесь, мой дорогой Санградо, ничего совсем уж тошнотворного я в этой жидкости не нахожу, взять хотя бы ванночки для ног и обтирания! Немало ж ее ценят, коли доверяют такие важные задачи! Итак, представьте себе методичное увеличение режима запойного пьяницы, причем сразу в геометрической прогрессии, — продолжал Маркей, которого, казалось, чрезвычайно забавляло негодование доктора. — Как вам такая алкоголизация алкоголика?
— Да вы попросту смеетесь надо мною, — проворчал Батубиус, точно повторяя свой ответ Уильяму Эльсону.
— Я, по правде сказать, не особенно-то жалую алкоголь, для меня это такой же допинг, как и все остальные, — извинился Маркей, — но, в принципе, могу себе представить, что человек, который может беспрестанно заниматься любовью, способен точно так же бесконечно делать все, что только пожелает: пить спиртное, переваривать пищу, расходовать мускульную энергию, и так далее. Чем бы вы ни занимались, первое действо будет как две капли воды похоже на последнее — так, на любом шоссе, если только не напутает дорожное ведомство, последний километр и первый будут состоять из тысячи метров!
— Наука придерживается иного мнения по этому вопросу, — процедил доктор, который начинал уже не на шутку сердиться. — Повсюду, за исключением сферы невозможного, которую ученые не рассматривают — там, знаете ли, негде установить кафедру, — энергии развиваются, да и то, к слову сказать, не бесконечно, каждая в своей области: борец у нас не жеребчик-производитель, но и не философ, а ваш Геракл, мастер на все руки, не существовал и никогда существовать не будет; что же до преимуществ алкоголизма, то, доложу я вам, волы пьют только воду!
— Скажите-ка, доктор, — спросил Маркей как можно более невинно, — а вы им вино давать не пробовали?
Но Батубиус этого уже не слышал: он выскочил на улицу, хлопнув дверью так, что звякнули стаканы; к тому же до его дома оставалось буквально два шага.
И тут произошло следующее:
Марк Антоний вздрогнул, потянулся, точно лев перед прыжком, рассчитанными движениями воздвигся над покрытой цинком стойкой, простер руки и, откашлявшись, степенно произнес:
— Order, please![8]
После чего сел; больше он не проронил ни звука.
Генерал, смущенный эскападой доктора, попробовал как-то отвлечь Маркея:
— Премилый, кстати, у вас был вечерок, — бодро начал он. — А сколько народу пришло!
Андре буквально взвился на месте; подобная горячность вряд ли объяснялась одною лишь оригинальностью предыдущей реплики:
— И верно, генерал, ведь это вам я обязан честью принимать у себя Уильяма Эльстона. Бесспорно, это выдающийся ученый.
— Пф-ф-ф! — презрительно фыркнул генерал с возросшим от количества выпитого похвальным устремлением прикинуться скромником, как если бы восхищение Маркея предназначалось ему. — Что-то себе химичит, не берите в голову, мой дорогой… Уж если между нами, что такое эта химия, мой юный друг? Та же фотография, только в рамку поставить нечего.
— А… — начал Андре и замешкался, — эта молодая особа, мадемуазель Эльсон?
— Пф-ф-ф! — вскричал генерал, отклонявший комплименты уже с остервенением отбивающегося от мухи, — малявка, одно название…
Он еще и сам не знал, как закруглить столь ладно начатую фразу, но высокого штиля ожидать тут явно не приходилось.
Андре Маркей резко вскочил, увлекая за собой стол; оловянные кружки покатились на пол; с лицом, перекошенным от гнева, он склонился к генералу, и, точно взгляды его действительно могли метать громы и молнии, пенсне Маркея отскочило в сторону.
Генерал был неприятно поражен такой реакцией, но, услыхав нижеследующую замысловатую угрозу, и вовсе лишился дара речи:
— Я думал, генерал, в вас еще осталась… ваша пресловутая обходительность! Мне следовало бы разрубить вас на куски, но… вы того не стоите, слабак!
— Order, please! Order! — заглушил его последние слова бас Марка Антония.
Сидр было решил, что ему послышалось; для начала, он никак не мог взять в толк, что так рассердило его собеседника, да и потом, с чего бы тот стал бросаться пивными кружками? Не утруждая себя долгими размышлениями, он решил, что стаут был разбавлен:
— Бармен! — позвал он.
И, обращаясь к Маркею:
— Что-нибудь покрепче?
Но Маркей быстро расплатился, схватил генерала за локоть и потащил его сперва на улицу, а затем, махнув кучеру, чтобы тот их подождал, — по направлению к Булонскому лесу.
— Да вы что, мне не сюда! — запротестовал генерал. — Я живу в Сен-Сюльпис.
Про себя он бормотал:
— Нет, он решительно пьян, что бы мы там ни выпили. Э-геей, старина, — то есть, мой юный друг, я хотел сказать, — мы сбились с пути. Уж вы не обижайтесь — сам был молод, так что понимаю, — но давайте-ка я вас доведу до кареты?
— Сил не хватит, — спокойно ответил Андре Маркей.
— Как-как? А впрочем… кое-что тут имеется, — отозвался его спутник, пощупав руку Маркея.
Тот вдруг отступил в сторону.
— Это что еще такое? — генерал огляделся по сторонам. — То болтает себе о Геркулесе, а то уже старик его за бок не ущипни… Вы где, мой юный друг? Или я уже ничего не вижу, или вы стали негром…
И принялся напевать
Шел как-то мавр, силен, как Геркулес,А тут солдат — штыком наперевес…
— Вот мы и пришли, — сказал Маркей.
— Это еще куда? — удивился Сидр. — Ко мне? Или к вам?
Перед ними вдруг мелькнуло белое всклокоченное пятно — так рассекает темноту белесая лампа ночника. Ударом смычка по струнам ухнул заунывный крик. Затем раздалась глуховатая дробь лап, и вдали отозвалось заливистое тявканье.
— Шакалы, что ли?
И тут же — о, эта восхитительная способность никогда и ничему не удивляться, которая присуща лишь кристально чистым душам! — генерал расхохотался:
— Да как мы вообще смогли войти? Ночью же все закрыто! Ага, я понял: вы бы, мой юный друг, хоть предупредили, что снимаете уголок в Зоологическом саду… Или это тайное гнездышко вашей любовницы? С вас станется, вы ведь такой оригинал! Как это я не догадался…
Ара хрипло прокричал свое незамысловатое имя; дикие собаки рычали и скреблись о прутья клетки, а полярная сова в узком вольере уставилась на двух спутников бесцветными немигающими глазами.
— Нет, тут я не живу, да и любовницы у меня нет, — раздельно проговорил Маркей, — но с силой одного из здешних обитателей иногда прихожу потягаться.
Они двинулись вдоль кованой ограды; по ту сторону за ними, точно тени, ринулись неясные черные формы, каждая в своей клетке, сменяя друг друга, точно накатывающиеся волны.
— Бог ты мой, да он действительно напился, — приговаривал генерал. — Нашел где искать соперника…
Вслед им тоскливо протрубил слон, и словно эхо звякнули стекла в каморке дрессировщика.
— Уж не с кенгуру ли он собрался драться? Но они уже тридцать лет как молотят друг друга в цирке, эка невидаль! Дружище, давайте-ка отсюда убираться подобру-поздорову, калитку высадили, и будет — а то набегут сторожа, хлопот не оберешься, уж я-то знаю, что такое дисциплина!
Справа от них высилась мрачная громада Аквариума. Маркей свернул налево, и генерал с облегчением вздохнул: зверинец был позади, а вместе с ним и ожидания какой-нибудь пьяной выходки его диковатого спутника.
— Смотрите — сейчас я прикончу эту зверюгу, — спокойно вымолвил Маркей.
— Какую еще зверюгу? Да ты пьян, старина… то есть, мой юный друг, — поправился генерал.
— Вот эту, — кивнул Маркей.
Перед ними, залитое лунным светом, горбилось какое-то железное создание, с подобием рук, лежащих на коленях, и коваными плечами без головы.
— Гляди-ка, динамометр! — воскликнул, развеселившись, генерал.
— Я прикончу эту гадину, — упрямо повторил Маркей.
— Мой юный друг, — начал генерал, — когда я был в вашем возрасте, даже, наверное, помоложе, и только готовился сдавать экзамены в военной школе, мне, разумеется, случалось срывать вывески, отвинчивать писсуары, воровать бутылки у зазевавшегося молочника и запирать пьянчуг в заброшенных домах — но никогда, вы слышите, ни разу не пришло мне в голову взламывать машины по продаже билетов! Да нет, он решительно пьян… Но осторожнее, мой друг, выпивки ты там не найдешь!
