Хотя Питер быстро понял, что ни Илона, ни Адео не интересует компания Blastoff, он восхищался этими парнями, готовыми идти на риск ради очередного прорыва в космос. Но в итоге этот вечер принес ему приятный сюрприз: Илону понравилась идея XPRIZE. «Вот тут я мог бы стать спонсором», – сказал он. Илон решил, что, в отличие от Blastoff, XPRIZE позволит сделать резкий рывок вперед во всей этой отрасли и возродить общественный интерес к космосу. Кроме того, Илон и Адео, по-видимому, живо заинтересовались тем, что Питер рассказал о «Духе Сент-Луиса» Чарльза Линдберга и о командах, собравшихся участвовать в борьбе за XPRIZE.
«Я хотел бы встретиться кое с кем из них», – сказал Илон. Адео предложил свою кандидатуру в правление XPRIZE.
Уже далеко за полночь они наконец вышли из ресторана, и с ними раскланялся камердинер в белом. Они собирались встретиться на следующее утро, чтобы продолжить обсуждение этого вопроса в офисе Idealab.
По дороге к себе в Санта-Монику Питер включил диктофон и начал размышлять вслух. «Странно, – говорил он, – что в свои 40 лет, вплоть до сегодняшнего вечера, я часто чувствовал себя ребенком, а теперь вдруг почувствовал себя постаревшим государственным мужем». Адео и Илон только-только разменяли тридцатник. Они только начинали заниматься космосом, а у него никогда ничего другого и не было.
«Они согласны потратить только 10–15 миллионов, – диктовал он. – Их не интересует Blastoff. Но могут выступить спонсорами XPRIZE. Так или иначе, у меня такое чувство, что мы станем друзьями. Мне очень понравился этот Илон. Он держался спокойнее, но рассуждения о космосе слушал серьезно. Я думаю, сегодня вечером мне удалось донести некоторые идеи, заронить кое-какие семена, может быть, задать какое-то направление».
«Я поражаюсь, когда слышу о равнодушии к полетам на Луну, – продолжал он. – Не столько от этих ребят, с которыми я встречался сегодня вечером, сколько от людей, которых космос вообще не привлекает. У них такой стиль мышления – “плавали, знаем!”. Но люди переменчивы. Что заставляет их волноваться?»
«Я думаю о спортивных командах: какого дьявола, что это за феномен? Почему люди тратят на спорт столько времени и денег? Я думаю, они хотят таким образом отождествиться с определенной персоной, тоже как бы выйти в своем воображении на поле или на корт. Вот я рассказываю о доставке роботов на Луну, и что – это порождает апатию? Космос необходимо осваивать не только во имя науки. Речь идет о решимости делать великие дела. Только это и имеет значение».
Питер сделал паузу, чтобы въехать в гараж, и звук поворотника в тишине был особенно отчетливым, как метроном, задававший ритм его мыслям. «Компания Blastoff мертва, – сказал он. – Но мое глубинное влечение к космосу живо».
Прошло еще несколько мгновений. «Черт побери, я не могу этого допустить, – сказал он. – Моя цель жизни – сделать все это возможным. Я получил массу уроков. Что бы я ни делал теперь, все должно совершаться ради этого».
20
Великая авантюра Берта и Пола
«Давайте дадим некоторым моделям полетать», – взволнованно сказал Берт Рутан группе инженеров в обеденный перерыв прохладным весенним днем в Мохаве. Сотрудники Scaled Composites схватили пенопластовые самолетики, вышли на улицу и направились к диспетчерской вышке Мохаве. Там, на уровне восьмого этажа, с высоты около 26 м Берт и его коллеги начали бросать в воздух модели космопланов самых причудливых форм. Они разрабатывались так, чтобы показывать экстремальные значения аэродинамического сопротивления и устойчивости. Среди них были модели с рыболовной леской и модели с датчиками для измерения угла атаки. Некоторые из них тут же падали прямо вниз; другие плавно парили в воздухе, покачиваясь как на мягких волнах.
Берт смотрел, улыбался, хмурился и – учился. Эти пенопластовые модели имели разные механизмы создания сопротивления и замедления самолета: простейшие рули высоты на задних кромках крыльев или хвостового оперения для задирания носа; приспособления для увеличения сопротивления при спуске; зачатки элеронов на концах крыльев для поворотов вправо-влево. У одной модели сверху был большой щиток, предназначенный для увеличения лобового сопротивления и максимального поднятия носа. Прикрепленные в нужных местах ленты позволяли видеть направление воздушных потоков во время спуска. Берт, которому было подвластно все, кроме управления траекториями полета моделей, предложил попробовать запускать модели под разными углами. Они определяли, летит ли данная модель устойчиво, или падает, или опускается под какими-нибудь необычными углами. Если самолет описывает петлю, нужно, чтобы он опрокидывался или чтобы разворачивался на 180°? Сегодняшняя поездка была для Берта последней пробой сил в его попытках создать первый в своем роде доступный многоразовый космический корабль. Берт понимал, что эти примитивные модели не позволят получить точные ответы, потому что реальный космический корабль будет входить в атмосферу со сверхзвуковой скоростью, то есть с совершенно другими аэродинамическими параметрами. Берту нравилась идея XPRIZE (и еще больше – идея выигрыша этой премии!), хотя его по-прежнему смущало то, что Питер объявил о проведении конкурса, не обеспечив соответствующее финансирование. На тот момент у Питера было $5 млн, а сумма приза составляла $10 млн. Берт знал о существовании нескольких групп с такими же намерениями, с идеями в диапазоне от сочетания ракеты с воздушным шаром до ракет с вертикальным взлетом и вертикальной посадкой. Питер, который регулярно звонил Берту, чтобы быть в курсе того, что он делает, уверял его, что полное финансирование премии вот-вот будет обеспечено. И что никто еще никого никуда не запустил – пока.
После этого Берт перестал считать одно из своих последних творений – «Протеус» – подходящей исходной платформой для космических гонок, хотя эта конструкция по-прежнему во многом определяла ход его мыслей. Берт уже прокручивал в разных вариантах идею запуска одноместной ракеты к границе космоса с большой высоты, так же как в свое время В-52 «выстрелил» в небеса крылатой ракетой X-15 с высоты 13,7 км. Однако при этом он понял, что «Протеус» не сможет нести трехместную кабину, как требовалось по условиям XPRIZE. С тех пор он обсуждал с несколькими инженерами другие свои идеи в отношении суборбитальных космических кораблей. Время от времени он показывал эскизы: некоторые конструкции выглядели вторичными, некоторые футуристическими, но были и такие, которые явно принадлежали Берту Рутану. Он делал наброски на бумаге и на компьютере, даже рисовал ручкой и карандашом на ресторанных салфетках. Здесь был космоплан с треугольным крылом (равнобедренный треугольник) и с передней кабиной в форме пузыря, рассчитанной на полдесятка космических туристов и пилота. Была ракета, похожая на «Редстоун», но с капсулой типа «Френдшип-7» в носовой части. По версии Берта, после разгона капсула должна была отделиться от ракеты, вернуться на Землю на парашюте, а затем вертолет должен был опустить ее перед офисом Scaled. Он рисовал также продолговатую капсулу, сужающуюся с одного конца, с двумя торчащими по бокам крылышками оперения.
Испытания пенопластовых моделей позволили Берту вручную сделать основные расчеты эффективности его последних, более совершенных конструкций. При этом вычисления подъемной силы и лобового сопротивления отличались от тех, которые он делал в детстве, когда собирал любые приходившие ему в голову конструкции самолетов из кусков бальсы, купленных по 16 центов за штуку. Однако теперь он мог использовать компьютер и вместе со специалистом по аэродинамике выполнить и проанализировать сотни разных вариантов расчетов, касающихся обтекания конструкции потоком воздуха[51].
Пенопластовые модели были лишь концептами, но они позволяли определять перспективные направления работы. В первую очередь Берт старался определить, как конструкции ведут себя в диапазоне дозвуковых скоростей. Как и каракули на салфетках, модели были неотъемлемой частью его рабочего процесса. Прежде чем приступать к компьютерному тестированию, для каждого нового типа самолета Берт чертил, проектировал и прорабатывал в уме сотни деталей. И не было никаких прозрений, озарений, «эврик»: только итерация за итерацией, слой за слоем. Обязательно учитывались эстетические аспекты. Если крыло достигало целевых характеристик, оно всегда оказывалось красивым. Если он ставил на крылья законцовки, похожие на плавники акулы, это должно было улучшить аэродинамические характеристики ЛА. То, что они прекрасно смотрелись, было неожиданным дополнительным преимуществом. Над каждым проектом он работал до тех пор, пока не начинал нутром чуять, что вот теперь все правильно. Получив такой «сигнал из нутра», он начинал спешить.
Но еще раньше Берт начинал «прозванивать» новый проект космического корабля на предмет симпатий и антипатий. По его мнению, самой впечатляющей из реализованных на тот момент систем пилотируемых запусков был лунный модуль компании Northrop Grumman, разработанный менее чем через четыре года после первого в мире пилотируемого космического полета и затем испытывавшийся еще три года. Он спустился с орбиты, сел на Луне, взлетел с нее, а затем снова поднялся на лунную орбиту. Самым впечатляющим самолетом был разведывательный SR-71 “Блэкберд” компании Lockheed, способный развивать скорость до 3 М и разработанный всего через полтора десятилетия после того, как мир в целом отказался от медленных самолетов с поршневыми двигателями. В понимании Берта, небольшие улучшения в конструкциях не представляли интереса. Ему нужно было «найти выход из положения».
