– Значит, ты не будешь против, если я замучу с ней? Красотка часто в Скале ошивается…
От его вопроса, я не почувствовал ничего, пустота.
– Мне все равно, – фыркнул я.
Часть парней покинули раздевалку, кто-то все еще был в душе. Настроение начало подниматься, ведь я вспомнил, как утром отвозил Утконосика на работу и пригласил ее на ужин, она согласилась. Давно я не ждал чего-то так сильно, как этого ужина. Подавляя улыбку, чтобы не выглядеть идиотом, я взял свою спортивную сумку и собирался уходить, как Басс спросил:
– А что у тебя с Милашкой Митчелл?
Мне не нравилось, когда ее называли так. Перри определенно была милашкой, но Басс закладывал в это прозвище иной смысл. Только за это мне хотелось сломать ему нос.
– Ничего, – отрезал я, замечая, что Эшбрук и Назаров следят за нашим разговором.
– Они вроде как расстались с Дарреллом, но это было после того, как вы вдруг испарились с того аукциона. Сначала она, а затем ты, – усмехнулся Сойер, не сводя с меня внимательного взгляда.
– Черт, Пауэлл, с девушкой друга? – удивился Ник.
– А я догадывался, – фыркнул Назаров.
– Он не друг мне, – ответил я, сердито поглядывая на троих.
– Но вы в одной команде, – заметил Эшбрук.
Я проигнорировал последнее замечание и поспешил на выход.
– А я понимаю тебя. Митчелл очень горячая, ее фотки до сих пор стоят у меня в голове. Как вспоминаю ее буфера, руки сами тянутся вниз, – заржал Басс.
Я подлетел к нему, схватил его за ворот футболки и впечатал в стену позади него.
– Что ты творишь? – взревел Басс, пытаясь вырваться.
Ко мне подскочили Назаров и Эшбрук, но даже они не в силах были сдвинуть меня с места.
Я был очень зол.
– Фильтруй то, что говоришь, особенно когда речь идет о Митчелл, – с угрожающим спокойствием процедил я. – Понятно?
– Хватит, Зверь, – сказал Ник, нажимая на мое плечо.
– Да понял я, понял, отпусти уже, – зарычал Сойер. – Шуток не понимаешь что ли?
Чувствуя на себе озадаченные взгляды еще не успевших уйти парней, я покинул раздевалку.
***
– Очень интересно и что же ты почувствовал, когда понял, что Короли выбрали тебя первым? – спросила Перри, облокачиваясь на небольшую барную стойку в моей кухне.
Я скинул нарезанные овощи в тарелку с салатом и отложил нож, затем взглянул на нее. Перри сегодня была в белой майке на тонких бретелях и в очень узких синих джинсах. Один взгляд на ее приподнятую в этой майке грудь, заставлял меня мечтать о том, чтобы поскорее сорвать с нее всю одежду. А еще ее поза, то, как она облокотилась на столешницу, явно забывая о том, что у майки очень глубокое декольте.
Драфт. Да. Она спрашивала меня о драфте.
– Я обрадовался на секунду, а потом понял, что мне предстоит очень много работы.
Она хмыкнула, и не меняя положения обхватила себя руками, выпячивая грудь вперед еще сильнее.
Иисусе, она делала это не умышленно, но совершая обычные движения, выглядела как самая сексуальная девушка на свете.
– Ты нечасто радуешься, – заметила она. – И в твоей квартире нет ни одного трофея. Ты спокойно расстаешься с памятной первой клюшкой и шайбой во имя благотворительности, а все медали, которые у тебя есть, хранятся у твоей мамы в Такоме. Ты не бываешь в барах, ну за исключением редких моментов и никогда не отмечаешь победу как парни из твоей команды. Я же верно сказала? – на секунду в ее глазах промелькнул тот самый журналистский огонек. Она раскладывала все в своей голове по полочкам.
– Это выйдет за пределы этой комнаты? – прямо спросил я.
Перри тихо вздохнула и покачала головой. Ей стало неприятно от моего вопроса.
– Не выйдет. Ничего больше не выйдет за пределы нашего с тобой круга, если ты сам не позволишь, – сказала она.
– Тогда – да, ты все собрала верно, – ответил я, опираясь ягодицами о кухонную тумбу. Ужин был почти готов, какие-то десять минут в духовке и курица с овощами будет на столе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– И все. Не расскажешь дальше?
– Нечего рассказывать.
– Всегда есть что рассказать, – парировала она. – Ладно, я попробую угадать, не против?
– Дерзай, – ухмыльнулся я. Перри собиралась провести мне сеанс психоанализа. Ее лицо стало таким сосредоточенным, что это позабавило меня.
– Ты был самым худшим в юниорах? – спросила она.
– Мои показатели были выше, чем у всех.
– Точно, – фыркнула она, – и как я могла забыть. Значит попытки наверстать упущенное можно отмести.
Перри задумчиво сложила руки перед собой в замок и расположила на них голову.
– У тебя ведь хорошие отношения с сестрой?
– Ага.
– И с мамой?
Я понимал, к чему она ведет, поэтому невольно напрягся всем телом.
– Твой папа, я никогда не слышала о нем. Какие отношения у тебя с ним?
Слишком быстро она подобралась к теме, которую я не любил обсуждать больше всего в своей жизни.
– Нормальные, – отмахнулся я, затем взглянул на Перри и заметил ее любопытный взгляд. Вместе с тем ее зеленые глаза излучали тепло и понимание. Мне хотелось доверять ей. И я не видел ничего плохого в том, чтобы поделиться с ней кусочком своей жизни. – Мы общаемся где-то раз в год. Мои родители развелись сразу после рождения Джой. Оказалось, что в Сиэтле у него была еще одна семья. У моего отца четыре ребенка. Я самый старший, затем идет Келвин, моя родная сестра Джой и Эльза.
– Погоди… Келвин родился между тобой и Джой? – изумилась она.
– Именно так.
Лицо Перри исказилось в гримасе сожаления, я отвернулся, меня не нужно было жалеть, мою семью тоже.
– Твоя мама не знала?
– Не-а. Когда родилась Джой, та женщина узнала о том, что беременна снова. И он наконец выбрал семью.
Перри заметно погрустнела. Я видел в ее глазах еще столько вопросов, что не мог не перевести тему.
– А какие отношения у тебя с твоим отцом?
На этом вопросе она погрустнела еще сильнее, внутри я стал корить себя за неосторожные слова.
– Мне не стоило спрашивать этого.
– Нет, все нормально, – вымучено улыбнулась она. – У меня нет отца.
– Как это нет? – не понял я. – У всех есть отец.
– Своего я никогда не знала. Даже сама мама не знает, – невесело усмехнулась Перри. – Это может быть буквально кто угодно, какой-нибудь режиссер, актер, сценарист, монтажер, спортсмен. Не исключаю даже таксистов.
– Все так… – я не мог подобрать слов. Что проще: знать своего отца, но также знать, что его семья его не устраивала, поэтому он решил создать другую, или вообще никогда не знать отца?
– Мама была очень любвеобильна, настолько, что новый парень у нее появлялся чаще, чем нова сумка. А от сумок она была без ума, сейчас в ее коллекции около пятисот сумок.
– Ты не думала попытаться найти отца?
– Нет. Вдруг этот «кто-то» женат, я не хочу разрушать его семью, но и свои мечты не хочу разрушать. Я не могу сказать, что нуждаюсь в отце. У меня никогда не было его, я не знаю, каково это быть папиной дочкой…
Мать, которая пыталась сделать из нее другого человека и отец, которого никогда не было рядом. Это разбивало мне сердце. Признаю, однажды я на секунду осудил ее за выбор партнера. Она пыталась всеми силами остаться с Майком, даже когда их отношения стали откровенным сюром.
Все дело в том, что у Перри никогда не было настоящей семьи. Мать горела только собственными амбициями, а больше у нее никого и не было. Вот откуда желание угодить ей, вот почему она не могла бросить его так долго, хотя понимала, что он совсем не нужен ей.
Я не знал, что ответить, просто не находил слов. Поэтому приблизился и остановился по другую сторону барной стойки, оказываясь напротив нее. Перри вскинула голову, пряди ее рыжих волос упали вниз, прикрывая полные груди. Она нервно сглотнула и уставилась на меня снизу вверх. Тогда мои пальцы нежно обхватили ее подбородок и мягко сжали его, в следующее мгновение я опустил голову и накрыл губы Перри своими. Поцелуй с ней был сладким, в прямом смысле этого слова. Кажется, пока я отвлекся на приготовление салата, она успела съесть что-то с высоким содержанием сахара. Этот вкус – сладость, тепло ее влажного языка и тихое сбивчивое дыхание сводили меня с ума. Впервые за долгое время мне хотелось улыбаться только при одном упоминании ее имени.