— Выслушайте меня, ваше величество, — с яростью вскричала маска, с трудом в бешенстве выговаривая слова. — Повторяю вам, вы поддались гнусному обману. Прикажите, чтобы обе маски были сняты в одно время, и вы рассудите нас.
— Что касается этого, мы намерены поступать так, как нам заблагорассудится, мессир, — отвечала Екатерина. — Слуги, отведите его в караульную. Наблюдайте, чтобы не вошли его приверженцы, а если будет сделана попытка освободить его, то действуйте, не ожидая нашего приказа.
— Мы понимаем, ваше величество, — сказал Оборотень грубым голосом, сгибая свое огромное туловище перед королевой.
Мы должны заметить, что гигант был выбран этой шайкой в предводители — так легко подчиняется чернь грубой физической силе.
— Вы ничего более не прикажете, ваше величество? — спросил он с новым поклоном.
— Я надеюсь, — вмешалась первая маска, — что ваше величество прикажет обращаться с вашим пленником с вежливостью и уважением, которых он заслуживает в качестве честного и достойного рыцаря. Вы дали мне обещание, что он не подвергнется опасности до тех пор, пока я не сниму маски, но я скорее соглашусь снять ее тотчас, чем подвергать благородного дворянина грубым оскорблениям шайки негодяев, и если бы я был на его месте, то охотнее подставил бы свою грудь под их кинжалы, чем стал бы переносить подобные оскорбления.
— Я не вижу причины оказывать уважение тому, кто сам не уважает нас, сеньор, — отвечала Екатерина насмешливым тоном, — но я исполню ваше желание. Уведите пленника, — продолжала она, обращаясь к Оборотню. — Обходитесь с ним с уважением, совместив его с бдительным надзором. Он хорошо сделает, употребив несколько минут отсрочки, которую мы ему даруем, на приготовление к загробной жизни, которая так близка от него. Наблюдайте за ним строго, вы мне отвечаете за него своей жизнью.
— Ваше величество, — снова воскликнула маска, — клянусь спасением души, вы обманываетесь.
— Уведите его! — вскричала королева.
И маска, не успев произнести ни одного слова, была спущена в тайник, железная дверь которого тотчас закрылась.
Карлик выразил свое удовлетворение множеством прыжков. Екатерина захлопала в ладоши, как она это обыкновенно делала, когда была очень довольна, и, обращаясь к кавалеру, сказала ему с любезной улыбкой:
— Теперь мы коснемся темы, очень близкой вашему сердцу, сеньор, и поговорим о той, которую этот бедный Кричтон надеялся освободить, то есть о джелозо. Может быть, вы желаете ее видеть?
— Я ради этого и пришел сюда, — прозвучал ответ. Королева сделала знак Руджиери. В сопровождении своего карлика астролог направился к части комнаты, задернутой занавесками. Там он принялся чертить на паркете линии, между тем как его товарищ поджигал в жаровне дрова из разных экзотических деревьев, на которые время от времени бросал какой-то благовонный порошок. Комната тотчас же наполнилась облаком дыма.
— Неужели прежде, чем она придет, нужно исполнять какой-нибудь магический обряд? — спросил с нетерпением человек в маске.
— Разве я не говорил вам, что тут есть колдовство, против которого требуются заклинания? Эта молодая девушка находится под влиянием невидимых, но могущественных существ, над которыми эти чары всесильны. Мало того, что вы ее увидите, вы также узнаете, с помощью какого колдовства поработила она вашу душу на такое продолжительное время.
— Не требуется заклинаний, чтобы открыть тайну этого очарования, — отвечал с нетерпением наш влюбленный. — Та, которая блеском глаз затмевает звезду Альдебарана, которая своими воздушными формами не уступит самой сильфиде Аглае, — та не нуждается в колдовстве, чтобы увлечь сердце любовника. Я без твоей помощи знаю источник очарования.
— Можете ли вы точно так же угадать причину отвращения, которое она питает к вам, благородный сеньор? Можете ли вы сказать, чье влияние дает ей силу противиться вашему страстному обожанию?
— Влияние, против которого бессильны наука и волшебство, — как человеческое, так и сверхъестественное, — влияние добродетели, — отвечал кавалер.
— Ба! — вскричал Руджиери, пожимая с презрением плечами, — честь мужчины и верность женщины, подобно драгоценностям, украшающим одежду, очень красивы на словах, но в действительности очень мало приносят пользы тому, кто ими владеет. Я не понимаю, какая выгода в подобных, служащих только для украшения, качествах, и не очень-то верю в их существование. Но во всяком случае, в отвращении, которое эта молодая девушка питает к вам, сеньор, нет и следа добродетели. Она предпочитает вам другого и, кроме того, находится под влиянием талисмана, который я снял у нее с шеи сегодня утром. Возьмите этот ключ, сеньор, он был погружен мною в любовный напиток, до того действенный, что не замедлит привлечь ее любовь к тому, кто будет его носить. Скоро вы замените в ее сердце Кричтона.
Собеседник взял ключ и стал внимательно рассматривать искусную работу. А Руджиери удалился, чтобы снова приняться за свои таинственные обряды.
— Пока наш астролог занят своими окуриваниями, — сказала Екатерина, принимая доверчивый тон, — вы узнаете тайну, которую мы желаем вам сообщить и которая, как мы уже говорили вам, непосредственно вас касается.
— Тайна, относящаяся ко мне, ваше величество? — спросил кавалер, глаза которого все время были устремлены на золотой ключик в его руке. — Касается ли она в каком-либо отношении джелозо?
— Клянусь Богородицей! — воскликнула с презрением Екатерина. — Кажется, Руджиери не ошибся, утверждая, что эта девчонка вас приворожила. Она постоянно у вас в мыслях. Но неужели вы думаете, мой прекрасный влюбленный, что она успела отуманить своими чарами и нашу голову до того, что мы станем заниматься делами актрис?
— Простите меня, но я думал, что вы сделали какое-либо открытие относительно происхождения этой молодой девушки. На этом ключе есть надпись, из которой я извлек кое-что, относящееся к ней.
— В самом деле? — сказала Екатерина. — Что же узнали вы из этой надписи?
— Что она дочь одной дамы из Мантуи, принадлежавшей к высшему кругу, имя ее Джиневра.
— Как вы узнали это, благородный сеньор? — спросил астролог, тревожно оборачиваясь к нему.
— Посредством этого ключа, на котором под действием сильной кислоты, в которую ты погрузил его, проступили начертанные на нем слова: Джиневра, дочь Джиневры Малатеста, Мантуа.
— Боже мой! — вскричал астролог, весь дрожа так, как будто он увидел привидение.
— Что с вами? — спросила королева.
— Ничего, государыня, ничего, — пролепетал Руджиери, желая, как казалось, скрыть то волнение, которое было вызвано открытием, произведенным кавалером. — Но ведь есть еще что-нибудь. Нет ли еще чего-нибудь, благородный сеньор? Дайте мне этот ключ, для чего я выпустил его из рук?
