заострить проблему и выложить карты на стол, чтобы перестать париться и двигаться дальше. Так что я решила изобразить из себя деваху из захолустной белой голытьбы, ведь все равно другие школы смотрели на нас именно так. Я прочитала свои заметки как раз таким образом, то есть с нарочито тягучим акцентом невежественной южанки из глубинки, грубо гогоча и хлопая себя по ляжкам. Все прыснули. Я даже засунула толстовку Лисы Кравински под свою рубашку, чтобы выглядеть как школьница-подросток, которая имела глупость залететь.
Большинство ребят смеялись, но Ливай вытер потный лоб рукавом и взмолился:
– Ребята, кончайте. Мы можем выиграть эти дебаты, мы просто должны выступить лучше них. А чтобы выступить лучше них, нам надо тренироваться. – Он был вторым из нас, который приоделся – на нем был зеленый галстук.
Я сказала:
– Хорошо, Ливай. Начинай.
Он перебрал свои карточки с подсказками и начал говорить. Но после каждого второго предложения я перебивала его, играя свою роль девахи из белой голытьбы. Я делала это, чтобы всех рассмешить. Собственно, я, в натуре, видела, что Ливай злится, но думала, что в конце концов он не выдержит и от души рассмеется, и тогда мы все снова возьмемся за дело. Но из этого ничего не вышло. Он встал и вышел вон.
Когда он вернулся, я увлеченно плясала кадриль. Вместе с Ливаем вернулась и Банди, и она была зла как черт. Она вздумала наказать меня в назидание другим и принялась на меня орать, чего я, собственно, и ожидала, но потом она вдруг сказала:
– Кили, иди в автобус. Я исключаю тебя из команды.
Воцарилась мертвая тишина.
– Погодите, как это? – спросила я и обвела глазами комнату, ища поддержки, но ни у кого не хватило духу посмотреть мне в лицо. Особенно у Ливая.
Банди была до того на меня зла, что вся тряслась и вынуждена была поставить свой стаканчик с кофе на стол.
– Яне буду повторять дважды. Ты не воспринимаешь эти дебаты всерьез, так что я исключаю тебя из команды. Иди в автобус и сиди там, пока мы не закончим.
Я сухо рассмеялась. А потом прошествовала вон.
Но у двери я задержалась, надеясь, что Банди выдала это не всерьез. Может, это проверка, направленная на то, чтобы я смиренно попросилась обратно в команду. Но я чувствовала себя такой униженной, что ни за что не стала бы ни о чем ее просить. И я сделала то, что мне велели. Я вышла на парковку, села в автобус и горько плакала все следующие два часа.
Я все-таки надеялась, что мы выиграем. Я даже подумывала тайком пробраться в зал, чтобы посмотреть, как нас будут награждать. Но я этого не сделала. Я не хотела, чтобы Банди думала, будто мне не все равно.
Когда ребята вернулись в автобус, я приветствовала ихулыбкой. Собственно говоря, я обняла водителя нашего автобуса и сказала:
– Ребята, познакомьтесь с Ларри, моим новым дружбаном.
Я сразу поняла, что мы проиграли. По дороге обратно в Эбердин большинство ребят мне сочувствовали. Они знали, что я не бросила бы их на произвол судьбы и что-нибудь бы придумала. Они во всем винили Банди.
Но только неЛивай. Он не проявил ко мне ни капли сочувствия. Можно было бы подумать, что ему будет тяжелее всех смотреть мне в глаза, ведь практически это он сдал меня Банди. Но единственный раз, когда наши взгляды встретились, он только просверлил меня злобным взглядом.
* * *
Сейчас, когда мы приближались к моему дому, я догадывалась, что Ливай тоже перебирает в памяти подробности того дня – это было видно по тому, как он морщил лоб.
Я вытащила свои сумки с покупками из корзины на крыле его велосипеда. Я стопудово не доставлю ему удовольствия нести их вместо меня. Пусть лучше у меня отвалятся руки.
– Теперь мне уже недалеко, – сказала я.
– Брось, Кили, – отмахнулся он, досадуя. Досадуя на меня! – Ты живешь больше чем в миле отсюда. И дорога все время идет вверх.
Как раз в эту минуту я заметила машину мамы, медленно едущую по нашей улице. Полицейские посторонились, давая ей проехать. Я сделала ей знак остановиться.
– Меня подвезут, – чопорно сказала я.
Когда машина мамы остановилась, Ливай наклонился и заглянул в окно:
– Здравствуйте, миссис Хьюитт. Извините, что не представился вам вчера. Я Ливай, сын шерифа Хемрика.
Глаза мамы засияли.
– О, господи, Ливай, мне следовало бы тебя узнать. Ты так вырос. И Боже мой, ты так похож на свою мать. У тебя ее глаза.
Я взглянула на него, чтобы посмотреть, как он будет реагировать на мамины слова, но он просто стоял с безучастным выражением на лице, как будто вообще ее не слышал.
Затем, обращаясь ко мне, мама сказала:
– Замечательно. Ты все-таки добралась до магазина Вайолы.
Она щелкнула замком и открыла багажник.
Ливай уронил свой велосипед на землю, чтобы снова забрать у меня сумки.
– Жаль, что магазин Вайолы закрывается. Я знаю, что Кили собиралась там поработать. Но когда вы подъехали, я как раз рассказывал ей про то, что для нее есть другая работа, работа, которую предлагает город, – улыбнулся он. – Она временная, но платят за нее хорошо.
Я в ярости посмотрела на него.
– Что это ты надумал? – тихо процедила я сквозь зубы.
– Ох, надо же! Это же прекрасно, Кили! Спасибо тебе, Ливай.
– Не за что, – усмехнулся Ливай, поднял с дороги свой велосипед и укатил прочь, даже не взглянув на меня.
Едва сев в машину, я сказала:
– Мама, я не хочу соглашаться на эту работу.
Я не понимала, почему Ливай вообще сообщил ей о работе, особенно после того, как я сказала, что эта работа мне неинтересна. Я уже начинала воспринимать отказ мистера Вайолы дать мне работу по поговорке «нет худа без добра». Если мне не придется работать, у меня появится больше времени, чтобы встречаться со своими подругами и с Джесси и помогать отцу.
– Но почему?
От прозвучавшего в голосе мамы разочарования я почувствовала себя виноватой.
– Ну… не покажется ли другим горожанам странным, если они узнают, что я, дочь своего отца, работаю вместе с сыном шерифа?
– Это работа, Кили. Твой заработок был бы для нас совсем не лишним.
– Я знаю, мама, ты копишь деньги на мое обучение в колледже, но…
– Дело не только в этом, Кили. – Руки мамы, держащие руль, судорожно сжались. – Мы уже просто не знаем, что ждет нас завтра. Такого рода события могут быстро истощить всякие сбережения, если у
