Он повернулся к сборищу:
— Так, господа спасатели и медики, спасибо, все свободны. Жители, расходимся! Дома тёплые постели. Корреспондентам и фотографам также спокойной ночи! Сержант, позаботьтесь!
Народ начал потихоньку расходиться, я же старательно прислушивался к происходящему в прихожей. Милиционеры озадаченно переговаривались, а иногда и шептались. Видимо, считали меня подозреваемым номер один, дебилы идиотские. По прошествии некоторого времени ко мне подошёл Бузакин, и я соизволил повернуться.
— Вкратце, старуха у тебя к стене пришпилена десятком стрел. Вот такой вот натюрморт. Еле отодрали! Лук, из которого в неё пуляли, тут же валяется, самодельный, но мощный. Думаю, специально в сердце не целились и не попали, чтоб жертва дольше мучалась, не умерла мгновенно, Робин Гуды хреновы. Соседи говорят, что верещала истошно она минут сорок, а мы пока доехали, пока дверь выломали…
— Как? Опять выломали? — спросил я грустно и подумал, что моё здоровье после травмирования всё-таки идёт на поправку, а измывательства над моей дверью никак не прекращаются, и мысленно пожалел её.
— Не, ну ты не скули, завтра слесаря из жэка пригоню, он подправит, — заверил человек-медведь. — Кстати, где у тебя пару грязных тряпок раздобыть можно? А то если я после экспертов кровищу по квартире не отмою, завтра твоя сиделка либо в обморок грохнется, либо тоже ногу сломает. Как повезёт.
— Что, снова кровь? — убито произнёс я, впрочем ответа не услышал. Бузакин был уже далеко и деловито раздавал поручения всем оставшимся милиционерам. Закончив с отпечатками, они стали прибираться в прихожей. А спустя некоторое время, почти в полусне, я услышал, как в моём коридоре отдираются с треском обои. Видимо, на правах завсегдатая этим процессом заправлял мой дружок. Я с ужасом представил, как сейчас выглядит вход в моё некогда уютное жилище, дверь и прихожая. Что ж, надо было пластиком коридор отделывать, его мыть можно, подумал я и заснул.
* * *
Утро меня встретило округлёнными глазами незнакомой женщины, стоявшей вблизи кровати. Я понял, что это должно быть знакомая Яны. При мыслях об этом имени и вчерашнем общении я довольно заулыбался и поглядел на гостью. Но та и не думала перенимать моё прекрасное расположение духа. Вдруг я вспомнил все детали вчерашней испорченной визитёрами ночи…
— А это Вы вчера..? — начала опасливо медсестра, параллельно протирая мою задницу спиртом.
— Ваше дело, леди, моё здоровье, а такие вот вопросы его окончательно губят. Так что давайте без патетики. Вот мои ягодицы, а вон на столе деньги за визит, — отрезал я. А что вы хотели? Я-то во второй раз уж точно знал, что мерзких убийств совершать просто физически не мог, значит, меня грамотно втискивают в роль преступника. А такие вот опасливо-брезгливые людишки, разве они могут хоть раз в жизни по-настоящему помочь, поверить безотчётно, быть несгибаемым соратником? Разве вы в жизни не встречали этих амёб, трусливо спрашивающих у тебя в школе, до конца ли ты выздоровел и можно ли с тобой водится после бронхита? Тех, которые будут шушукаться за спиной, но никогда не определятся открыто, за кого они, за или против, готовы ли идти до конца. Я всегда ненавидел и уважал врагов, я души не чаял в верных друзьях, их совсем мало обычно Бог дарует человеку, но скользкую прослойку опасливых амёб я попросту презирал. Они тянут душевные силы, эмоции и ум из поблизости находящихся личностей, но внутри всегда колеблются и готовы вмиг изменить приоритеты, предать любую идею и «присосаться» к другому индивидууму. Поэтому я был так груб с пришедшей медсестрой, даже именем не поинтересовался. Она являлась типичной амёбой.
Молодая особа сделала укол и ушла. Я же остался со своими раздумьями. Местное телевидение уже к утру подготовило сногсшибательный сюжет о событиях, происходящих в моей квартире, в коем я был, естественно, главным героем. Пора было звонить маме и объяснится, нечего её было доводить экранными новостями до сердечного приступа. Я так и поступил, слава Богу она, как и все матери мира, до последнего не поверит, что её сын — отъявленный душегуб. Кстати, ночное происшествие принесло мне и некоторые бонусы. Теперь я был обеспечен личной прислугой и вахтёром в одном лице. У меня не было по сути входной двери, зато был круглосуточный охранник в лице улыбчивого сержанта Ерошкина. Не было бы счастья, как говорится… Сержант, как и все «секьюрити» мира, помешался на разгадывании кроссвордов, а я оказался незаменимым помощником в его увлечении. Кроме того, что моей персоной истово заинтересовались всякие людишки во всяких высоких кабинетах и несомненно вскорости снарядят ко мне одного, а то и пару высококлассных следователей, беспокоило и другое. Я удручённо наблюдал, что именно сейчас жизнь окружает меня такими высокорейтинговыми происшествиями, на которых имя можно заработать так легко, словно раз плюнуть. И вместо меня на резонансные преступления попадают воистину новички, почти малышня. Какая несправедливость! Ведь до моего падения убийства были моим коньком, я их освещал пронзительнее других, и мои тексты высоко ценились в профессиональных кругах. Я обожал журналистику, я любил свою работу. Я был слегка «зазвездившимся», то бишь популярным. И недолюбливал, конечно же, мотаться по городу в поисках «жареных фактов», я предпочитал попадать непосредственно на места преступлений. Что до того, чтобы самому попытаться теперь «накатать» статейку о событиях в моём доме, то об этом не могло быть и речи. Во-вторых, я был ещё довольно-таки слаб для длительных умственных нагрузок. А во-первых, главному подозреваемому не к лицу пытаться объективно подавать информацию, этого ни редакция, ни правоохранители просто не допустят. В общем, приходилось облизываться и довольствоваться созерцанием, быть безмозглой и безголосой массовкой в чужой игре. А точнее пешкой и «стрелочником», что ещё хуже.
Ближе к полудню меня пришли проведать с работы. Почти вся редакция в полном составе, во главе с шефом. Они рассыпались в любезностях, участливо интересовались здоровьем, угощали фруктами, а глаза их выражали только один немой вопрос — я это натворил или нет. Поэтому долго не церемонясь, я сделал вид, что плохо чувствую и поскорее распрощался с этой компанией лизоблюдов. С них проку не предвиделось!
А вечером в мою спальню неслышно впорхнула Яна. Я одним глазком смотрел бесконечные дневные сериалы на НТВ, где количество «чрезвычайщины» как и в моей жизни, выходило за рамки всего разумного, а потом незаметно задремал. Ерошкин меня не тревожил, тихо продолжал отупляться в компании со своими кроссвордами. И тут появилась моя бессменная радетельница. Небось, дверь толкнула ручкой — и всё. Это ж теперь, после спасателей и не дверь видимо, а кривая калитка, заходи, кто хошь. Я радостно приветствовал гостью, а после дежурных фраз о самочувствии, позволил себе осыпать её комплиментами. А чуть позже улучив момент, поймал её руку с градусником и нежно поцеловал. Она начинала мне нравиться всё больше, и у меня, как говорится, стали появляться на неё планы.
