— Не того, — подумав, ответил Иван Петрович.
— Как же мы «то» в ресторане сумеем?
— Не сумеем, — согласился Иван Петрович.
— А у вас разве дома нельзя? — спросила Дуся.
— У меня... — замялся Иван Петрович. — Нет. У меня нельзя.
На это Иван Петрович не мог решиться.
— Да я очень тихая, вы не подумайте. Я у вас и прибраться могу, если вы один проживаете. А если опасаетесь соседей, это ничего, вы меня так проведете, так тихо (я умею!), что никто не увидит. И потом я из комнаты никуда не уйду, даже в уборную могу не ходить. Я очень долго умею терпеть, верно-верно.
— Нет, — с трудом проговорил Иван Петрович, покрасневши. — Я не один.
Это была неправда.
— Ну, придется ко мне, -— с сожалением сказала Дуся. — Что же делать.
И они поехали в общежитие.
Глава четвертая
ОБЩЕЖИТИЕ
В комнате были четыре кровати, стол, стулья и шкаф. Комната как комната, как любая другая в любом общежитии, слегка приспособленная для неприхотливого общего житья.
И как всегда это водится, кровати, стол, стулья и шкаф, а особенно стены имели знаки внимания от девушек, проживающих среди них, носили следы их старания сделать кругом небольшую красоту, которая им по вкусу и по средствам.
Подушки стояли стоймя на одном углу посредине кровати. На столе накрыта вырезная бумажная скатерть. Между стенкой и шкафом набиты фанерные полки, на которые ставится лишняя обувь. Полки покрашены розовой краской, на верхней наклеены артисты кино.
Главное украшение на стенах — отрывной календарь, целых три календаря за разные годы. От календарей ничего не оторвано за все эти годы, но они хорошенько распухли и внизу расходятся в гармошку от стенки, — потому что, видимо, их нередко читают.
Это не просто календарь, это календарь, между прочим, специально для женщин, и здесь его любят ежедневно листать, а особенно Катя.
Каждое утро, просыпаясь со сна, она перевертывает прошлые страницы и находит новый сегодняшний день.
— Что сегодня? — говорит себе Катя. — А ну-ка посмотрим.
И смотрит.
— «Как поживаете, стальные земляки?»... — читает Катя. — Нет... это было вчера. А сегодня... Где же сегодня? Да вот: «В мире капитализма ежегодно голодает... (Подумать только, ужас какой! Голодают!) шестьдесят процентов населения».
— А где это, где? — спрашивает Нина.
— Дак в Америке же, говорю, в капитализме!
— Неужели сразу столько процентов? Вот так и написано?
— Ну да, — говорит Катя. — Как бы вы узнали, если бы не календарь?
И все соглашаются, что да уж, никак.
— А что было в прошлом году в этот день? Ну-ка взглянем, — говорит себе Катя.
И взглянет.
— «Комплекс гимнастики для женщин среднего возраста». Жалко, что я еще не в среднем возрасте. Но я в нем когда-нибудь буду. Значит, мне когда-нибудь этот комплекс сгодится.
— Я все теперь знаю, что надо знать человеку в наше время, — говорит часто Катя. — А все благодаря календарю.
И это верно.
Дверь изнутри, из комнаты, они покрасили белым, тогда как снаружи она оставалась зеленой.
Дуся сперва постучалась в эту дверь, как чужая, а потом уже ее отворила.
— Вот, — сказала Дуся, входя с Иваном Петровичем. — Познакомьтесь.
— Здрасьте, — сказал Иван Петрович смущенно и тряхнул головой на две стенки.
Девушки все поздоровались и сказали, как звать.
— Вот деньги, — сказал Иван Петрович. — Купите, пожалуйста, вина и закуски.
— Ну хорошо, — сказала Дуся, доставая кошелек. Она потрясла кошелек и пошарила в нем руками.
— Все же я не люблю свой кошелек, — подумав, сказала она. — Во-первых, за то, что он часто пустой.
— А во-вторых? — спросил Иван Петрович.
— Что? — переспросила Дуся. — Во-вторых?
Она подумала снова.
— И во-вторых потому же.
Дуся взяла у Ивана Петровича деньги и вышла.
— А вы не скучайте, -— сказала она, возвращаясь с дороги. — Девушки, вы не давайте ему соскучать, хорошо?
И ушла.
Иван Петрович сел и немного поулыбался для начала.
— Криворожье мое, Криворожье, — пело радио.
Девушки сидели у себя по кроватям и казались Ивану Петровичу немного похожими. Милые такие девушки, очевидно, веселые, а может, и нет.
— Криворожье, тебя нет дороже! — пело радио жизнерадостно.
Катя стояла коленями на постели и листала календарь.
— Что ты ищешь? — спросила Нина.
— А так, — ответила Катя.— Говорят, в Америке изобрели такую машину, которая уличает человека во лжи. Что-то там одевают, подключают, и сразу становится ясно, правду человек говорит или врет. Это верно?
— Да, — подтвердил Иван Петрович с удовольствием, что может не молчать. -— Есть такая машина, это верно.
-— Неужели есть? — удивилась Нина.
— Вот бы, — сказала Любаша с какой-то задней мыслью, — всех бы мужчин пропустить через эту машину.
— Да, — сказала Катя. — Вот бы узнать, что они думают на самом-то деле!
— Почему же мужчин? — слегка обиделся Иван Петрович. — Не все ли равно, если врет, так уж врет, все равно, мужчина или женщина.
— Женщина мужчине не врет, — сказала Нина строго. — Если даже и врет, потому что он этого хочет. А мужчина женщину все время обманывает.
— Даже в разговоре врет, — добавила Катя.
— Почему он с женщиной притворяется скромным, а с мужчинами как говорит? Вы же знаете. У мужчин могут быть только грубые разговоры.
— Да, — сказала Люба. — Я тоже, когда нахожусь в мужском обществе, я всегда боюсь, что они забудут и скажут что-нибудь липшее. Хоть я и сама бы могла им сказать, но их разговора почему-то боюсь.
-— Мы и вам не особенно верим, вы учтите, -— сказала Нина. -— Вы назвались по имени Ваней, а мы не очень поверили. Верно?
— Верно, — ответила Катя. — Может, вы и не Ваня.
— Да зачем же мне врать-то? Не все ли равно? — улыбнулся Иван Петрович, как шутке, не показывая виду, что ему не по себе.
— Мало ли какая в этом выгода, — сказала строго Нина. — Мужчина женщине всегда немного врет.
— Ну, у нас все равны, — сказал Иван Петрович, не желая спорить.
— Что-что? Все равны? — переспросила Нина.
— А как же, — подтвердил Иван Петрович несерьезно.
— Вот вы и равны сам с собой, -— сказала Катя с укором, как маленькому. — Вы серьезно это думаете?
Иван Петрович задумался. Почему бы и нет, почему бы и не серьезно?
— Да, у нас все равны, — сказал он снова, улыбаясь и желая показать, что он не спорщик, а нормальный, славный человек без задних мыслей.
— Это вы про мужчину и женщин? — спросила Нина.
— Ну, и не только... Вообще все равны.
— Да, конечно, равны... — начала было Катя, но Нина сразу прервала ее:
— Дай я скажу.
Она немного помолчала, словно думая, как бы попроще объяснить Ивану Петровичу и раздельно сказала:
— Ну, ладно, ну действительно, теперь все равны. (Она притворно будто бы с ним согласилась.) Но почему же генерал все же толще, чем, к примеру, полковник?
— Да! — вскочила Катя. — Почему?
— А полковник всегда вдвое толще нормального лейтенанта?
— Почему, вы скажите-ка? — радовалась Катя.
— Это верно, у меня был когда-то ухажор лейтенант. Очень тощий, — подтвердила Любаша.
— И все они толще, чем прочие рядовые. И немало! — с убеждением закончила Нина.
— Ну, так почему? -— спросила Катя, так и глядя на Ивана Петровича.
— Ия тоже думаю иногда, почему? — вставила Любаша, как не столь серьезная, не в пример остальным.
Все ждали, что скажет Иван Петрович на это.
Тут отворилась дверь и вернулась в комнату Дуся с покупкой.
— Ну что, не скучали? -— спросила она совсем другим голосом, чем сейчас говорили все в комнате.
— Нет, — сказал Иван Петрович честно. — Не скучал.
И вздохнул.
Дуся была спокойная и даже веселая. В магазин она сходила быстро, несмотря на очередь, и от этого было у ней удовольствие. А от необильной еды за последнее время в животе было ясно и светло, и легко можно было представить себе, что там уложено одно на другое. От этого в голову шли тоже ясные мысли. Дуся даже слегка напевала дорогой.
— Давай никогда не ссориться...— пела Дуся. Эта песня ей нравилась по своей по идее.
— Да-вай никогда не ссориться! — дальше слов она не помнила и пела так: тя-ря-ря.
Она принесла в сумке маленькую водки, триста грамм колбасы и сто масла.
— Что так мало? -— спросил Иван Петрович.
А Дуся ответила:
— Хватит.
Она собрала в кошельке и в карманах сдачу и всё положила перед Иваном Петровичем. Иван Петрович удивился и сдачу убрал.
— Ну, что же, — сказал он нерешительно. -— Давайте... Катя, Нина... Любаша... Давайте, Дуся, выпьемте понемногу. Только что же тут пить? Нет, это мало, очень мало! Есть же деньги! У меня как раз получка сегодня.
— Я не хочу, — ответила Нина. — Спасибо
вам.
— Ия, — сказала Катя. — Я тоже... спасибо.
— Пейте вы, — сказала Дуся. — Это вам для настроения. А мы не нуждаемся, мы и так все веселые.