Убьешь в следующей жизни. В этой… ну, тебе как-то не совсем прилично сейчас мне угрожать. Я, конечно, могу испугаться…
— Бойся меня, Дав! Я и на том свете тебя найду!
— Бояться? Ага. Думаю, мне следует серьезно подумать над этим. Тиа, ведь…
— Не тронь Тиу! Разбирайся со мной! Это наша с тобой проблема!
— Проблема в другом, милый, — Дав особо выделил последнее слово. — Не сегодня, так завтра ты сдохнешь, и тогда уж… прости, как фишка ляжет, а ложится она обычно так, как ее кладут.
Смит удрученно вздохнул, потом расслабился, опустив плечи, и с сожалением посмотрел на парня.
— Выглядишь хреново, но мое предложение остается в силе. Если надумаешь, я попробую тебя отмыть.
Энди захлебывался негодованием. Гнев сменился отчаянием, и бессилие почти пригнуло к земле. Ощущение ничтожности подступило к горлу, но парень проглотил, почувствовав, как оно свинцовой тяжестью легло в желудке. Подташнивало. От голода, от жажды и от соленого привкуса крови с треснувших губ. Парень маялся еще несколько часов, потом обессилел и притих, проваливаясь в промежуточное состояние между сном и явью. Он уже почти задремал, как вдруг встрепенулся и напрягся, глубоко вздохнув воздух. Он, словно пытался уловить в нем какие-то ноты. Неожиданно сильно напряглась вена под татуировками, боль прошла кость плеча насквозь, зацепила нервы и… парень услышал шорох ветра. Волна перекатилась через него, и мальчишка ощутил ее упругость каждой бороздкой пера. Крылья? Он чувствовал крылья! Ветер, но это особый ветер. Тяжелый, сырой и холодный. Энди пригнул голову и расправил крылья, словно ждал, когда они наполнятся силой. Высоко над ним из чернил окровавленного неба послышался протяжный крик. Сокол. Энди вытянул голову и ответил. Один раз. Так же протяжно и высоко. Ветер гнал перед собой клубы взбудораженных облаков. Последние всплески растерзанного солнца тонули в мутном пурпуре, словно под ним разверзались врата ада. Парень до рези в глазах всматривался в горизонт. Наконец, он разглядел приближающуюся точку. Она нервно и резко металась по небу, выписывая молниеобразные фигуры. Посланник. Джек говорил. Значит… ничего не значит. Просто уже совсем близко.
Энди почувствовал голос шамана внутри себя. Капли Дождя пел молитвы. На языке древних навахо, но парень понимал теперь каждое слово. Он пытался следить за полетом летучей мыши, когда увидел ЕГО. ОН парил на такой высоте, на которую не забиралась, наверное, ни одна птица. Огромные неподвижные крылья с растопыренными торцевыми перьями величественно несли мощное тело. Белые подкрылки демонстрировали разлет крыльев. Энди невольно втянул голову, пораженный размером птицы и высотой полета.
— Миктлантекутли, — невольно произнес парень, первый раз выговорив слово без запинки.
Птица делала размеренные круги, постепенно снижаясь. Чем ближе она приближалась, тем явственнее Энди казалось, что он уходит в землю. Размеры ее поражали, вызывая благоговейный страх. Парень уже отчетливо различал красную голову, лишенную оперения, мощный крючкообразный клюв и богатый белоснежный воротник…
— Началось, — прошептал Капли Дождя, первым обретший способность говорить.
Энди вздрогнул. Джек. Откуда ты тут?
— Черт, — сознался парень, понимая, что ничего другого сказать не сможет.
— Я предупреждал тебя. Это не шутки.
— Да, уж какие тут шутки.
Гриф. Энди не усомнился ни на секунду. Он раньше видел подобных птиц мельком и исключительно по телевизору, но этот… Он был столь безобразен, что трудно было представить хоть что-то более отвратительное. Потоки воздуха доносили струи тлетворного запаха и холода оцепенения. Энди замедленно видел, как древний бог запрокидывает назад крылья, складывая высоким капюшоном, отклоняется, выставляя вперед безобразные когти, которые через мгновения копьями вонзятся в землю. Он видит, как вздыбливаются лоснящиеся перья, и все замирает. Время стекленеет от ужаса, стараясь прокрасться мимо неподвижной фигуры с опущенными растопыренными крыльями. Энди все еще не решается настолько поднять голову, чтобы встретиться взглядом с беспощадными мертвыми глазами.
— Приветствую тебя, всемогущий, — очень медленно говорит Капли Дождя, прикладывая к сердцу ладонь.
Миктлантекутли взирает свысока, чуть склонив безобразную голову.
— Писк этого щенка я слышал в своих отрогах? — голос его исторгается громогласно и плавно, переливаясь глубокими грудными нотами. — Не могу поверить, что этот жалкий птенец смел бросить мне вызов.
Шейные позвонки словно заржавели, и парню требуются немалые усилия, чтобы все же поднять голову. Бог смерти столь же прекрасен, сколь и ужасен. Это завораживает, приковывает взгляд и заставляет смотреть. Он взирает, склонив шею, укутанную боа из человеческих черепов, словно пытается разглядеть внизу что-то ничтожное. При движении они побрякивают, будто сухая скорлупа орехов.
— Ты нарушил закон…
— Знаю! — собрав все силы, выпалил Энди.
— Ты забрал то, что принадлежало мне.
Парень чувствовал, что голос бога почти рвет его нервы. Они столь натянуты, что еще немного, и разлетятся фейерверком ошметков.
— Отдай то, что мое по праву, или взамен я возьму то, что принадлежит тебе. Твою жизнь.
— Я готов отдать! Только тебе придется ее взять!
— Что ж. Ты столь дерзок, сколь и глуп, но ты храбр, и я дам тебе выбор. Будешь биться или отдашь добровольно?
Энди видел, как Миктлантекутли по очереди указал на своих спутников. Сова или паук?
— Коль откажешься сам, умрешь быстро и без боли. Коль выберешь другое, будешь корчиться в муках, пока я не вырву твое трепыхающееся сердце. Выбирай.
— Я — человек из рода соколов! Все, что у меня есть — это жизнь! Я не столь богат, чтобы отдать то единственное, что еще осталось! Не ты ее дал, и не ты так просто возьмешь!
— Камни брошены.
— Энди, опомнись! — услышал парень перепуганный голос шамана. — Это безумие!
— Я учту, — мальчишка попытался улыбнуться, но ужас все еще сковывал его тело.
Дальше Энди помнил плохо. Он отрывками вспоминал, как взмыл ввысь силуэт огромной совы. Крылья закрыли небо, обрушив уродливую тень. Она ползла по земле подобно огромной бесформенной рептилии и казалась клоакой вселенной, засасывающей и пожирающей все живое. Сражаться с ней было подобно тому, чтобы попытаться сбить двухтурбинный самолет легким, лишенным двигателя планером. Еще Энди помнил, как адреналин густел и превращался в ярость, наполняя кипящей смесью каждую вену и каждое перо. Сова уже выписывала в небе круги, когда легкий сокол оторвался от земли, набирая высоту. Она не спешила нападать, забавляясь зрелищем. От перегрузок у парня ломило тело. Болела каждая кость, мышца, орган. Будь, что будет. Когда-нибудь это все равно закончится, и тогда уже все равно, что там было перед смертью.
Первое столкновение оказалось столь сокрушительным, что Энди показалось, что он разлетелся на куски. Наверное, он потерял сознание, опрокинувшись камнем с высоты. Ветер холодом жег лицо. Не получалось сделать ни единого вдоха. Крылья ветшали, подобно забытым в ураган тряпкам. Говорят, перед смертью перед глазами проносится жизнь. Нет, Энди не видел ничего кроме крутящейся приближающейся земли. Это уже было с ним однажды, и это единственное, о чем он думал. Он закрыл глаза, когда… Высоко над ним раздался одинокий крик. Сокол. И это с ним было, но тогда… Из последних сил парень вывернул шею и увидел его. Маленькая птица парила, расставив неподвижные крылья. Еще один крик… Отчаявшийся, гортанный… Джек звал его, и Энди ответил. Вновь ответил. Зов крови. Откуда он в нем? Парень не помнил, где нашел силы, из каких забытых закоулков стянул последнее. Не помнил, как заставил себя вновь набирать высоту. Не знал, как высоко сможет подняться. Он не забыл! Он не забыл! Не забыл ничего, что говорил учитель! Бейся… Тебе не победить, но… Бейся! Ты — человек из рода соколов. Ты встал на путь воина, лишив себя выбора. Смерть тоже должна быть достойной, иначе жизнь не стоила ничего.
Второй удар пришелся в грудь, и Энди был почти уверен, что все ребра обломанными пиками торчат у него из спины. Сотрясенное сердце не билось и лишь жалобно дрожало, пытаясь вспомнить, как бежало до этого. Боль. Повсюду. В душе, в мыслях, в теле.
— Разорви кольцо! — знакомый голос, но Энди не помнит, чей он. — Просто разорви кольцо! Скорее! Или я не смогу его удержать!
Бессмертный… Он не разбился, ударившись о землю, а лишь покатился
