или просто уйти. И если ты уходишь, то всё, ты ушёл и можешь делать всё что хочешь. И как я говорил остальным, это должны были быть самые открытые и свободные сцены, что мы снимали, как я считал, должны существовать только ты и твой партнёр по сцене, у тебя должен быть контакт с ним, понимаете. Другое дело, когда стоишь полностью одетый и снимаешь сцену где-то в кафе, тогда намного проще как бы не напрягаясь проходить сцену, не сосредотачиваясь на… на происходящем, не сохраняя уровень концентрации своего присутствия в этот момент, чем когда ты, знаете… лежишь полностью обнажённый рядом с кем-то, и вы играете сцену».
— Это помогало сфокусироваться?
— „То есть, я не говорю… я никак не могу судить об актёрском исполнении, но с точки зрения собственного опыта, когда наступает такой момент и ты это делаешь — это было прекрасно, это было потрясающе. Это просто… помогло мне преодолеть многие… многие страхи и неверные представления, которые есть у каждого актёра, даже если они это уже делали раньше. Определённо, для меня, никогда этого не делавшего в этом контексте… Я думал об этом, готовясь к пробам для сериала — знаете, как это будет, если мне придётся… и мне пришлось преодолеть всё это“.
Бедный Джим. Если бы это было представление из десяти актов, ему бы пришлось все десять актов говорить об одном и том же и одними и теми же кругами. Бернарда еще раз взглянула на Энди. Далеко. Он тоже далеко. Ему не надо, как это приходится Джиму и Коллину, оправдывать самого себя или Роя. Он как-то сказал, что, если что-то требует разъяснений, это значит, что оно неверно подано, плохо исполнено, или человек смотрит на это с ошибочной точки, и надо просто поменять ракурс. Бернарда почему-то вспомнила, как они говорили с Энди о славе и популярности. Когда ее нет, о ней мечтают многие. Когда же она появляется, не каждый готов ее нести.
— Вы оба — популярные люди, — интересовалась Бернарда. — Что дает слава тебе и Рою?
— Слава дает возможность всегда иметь работу, которая нравится, и получать за нее приличные деньги. Она дает возможность оценить и выбрать лучшее, не более того. Во всех остальных аспектах она утомляет. Что касается Роя, он плюет на нее, как и на все остальное. Он не любит, когда лезут к нему в постель и тем более в душу, а слава предполагает, что ты спишь в компании, вывернув себя наизнанку. Рой самодостаточный человек, и толпа его утомляет. Даже сейчас после стольких лет я предпочел бы скорее разделить с ним необитаемый остров, чем получить в подарок Нью-Йорк со всеми его обитателями.
— Ты сказал „приличные деньги“, но… разве, вы никогда не думали купить другой дом, к примеру?
— Думали. Как-то Рой предложил мне выбрать из кучи вариантов. Это были шикарные особняки с бассейнами и кортами…
— И что?
— Я долго их рассматривал и, наконец, выбрал. Этот.
— Почему, Энди?
— Это дом - куда я пришел изначально, и я хочу приходить сюда вечно. Это мой дом. Это дом Роя. Наш дом. В нем я счастлив, и я никогда не променяю это на что-то лучшее, потому что лучшего нет.
Понимание личности Роя для Бернарды всегда было нелегким, но понимание Энди оказалось еще сложнее. Этот человек знал жизнь на вкус и на ощупь. Он знал, как она скроена и сметана, и он наслаждался ею, как никто другой.
— Когда у тебя есть много, ты перестаешь чувствовать вкус. Я жил на улице, голодал, нуждался. Я на собственной шкуре знаю, что это такое и, как бы это ни показалось странным, я не хочу забывать этого. Я не хочу перестать быть благодарным. Человеку нужно не так много, на самом деле. Если у него больше, оно перестает иметь значение.
— Энди, я много слышала… многие издания писали о твоей благотворительности. Многие считают это, по меньшей мере, странным. Чем ты занимаешься? И правда ли, как говорят, что бо′льшую часть дохода ты отдаешь именно на нее?
— Я позволяю им считать так, как заблагорассудится. Если им больше нечем заняться, и это единственный хлеб, мне их жаль, потому что мне плевать на их мнение. Все эти издания битком набиты людьми, не способными создать что-то оригинальное и свое, вот и приходится впиваться в кого-то, чтобы не умереть с голоду. Думаю, что Рой более, чем солидарен со мной в этом вопросе. Вся правда состоит в том, что когда-то, и ты знаешь об этом, один индейский юноша подобрал на обочине умирающего бродягу, старик вернул ему жизнь, а девушка в инвалидном кресле выходила. У них не было денег, не было еды в достатке, но они не бросили его умирать. Они дали ему лучшее, что существует на свете — любовь. Они просто хотели, чтобы и у меня был кусочек этого. Тогда я понял, что ты счастлив, если делаешь счастливым кого-то еще. Нельзя по-настоящему быть счастливым в одиночку. Да, две трети своего дохода я перечисляю в резервацию навахо в Литл-Рок. Это дань уважения и благодарности всем этим людям. Когда-то Капли Дождя шел за мной, как ангел-спаситель, и собирал обрывки моей души. Он дважды сохранил мою жизнь, и второй раз заплатив своей собственной. Джек был мудрым человеком, и именно он научил меня ценить жизнь. Какой в ней смысл, если она уйдет на пустое обогащение? Получится, он зря оставил меня жить? Кто-то разделил людей на сорта, но я не хочу ничего об этом знать. Каждый человек состоит из души и тела, и только это может иметь значение.
— А Рой разделяет твои убеждения?
— Надеюсь, что да. Во всяком случае, он проникся ими. Если ты занимаешься благотворительностью, не обязательно об этом кричать, так ведь? Он делает это так, как считает правильным. Молодые художники, скульпторы, фотографы, у которых нет денег на презентации, выставляются в его галерее бесплатно. Если кому-то удается продать свои произведения, Рой не берет с этого ни цента. Он ведь никогда не принимал законы общества. Не те, что прописаны в истинах, а те, что существуют в обществе негласно, и ему до сих пор плевать на то, что оно об этом думает. Он — альтернатива. Он творческий человек, очень талантливый, и у него свой взгляд на многие вещи, и это ценно, на самом деле…
Почему она думает об этом сейчас, Бернарда не знала. За последние годы она много раз ловила себя на мысли, что подолгу размышляет о своих реальных и литературных героях. Они незаметно вошли в ее жизнь и поселились там. Она не возражала. С ними было как-то… наверное, правильнее, чем до них. Общество осуждало, брызгало слюной, клеймило, но они жили. Жили по своим законам и были счастливы. Счастье — многогранная штука. Ювелир, определявший, как точить каждую грань, знал о счастье все. Он нанес крупные ровные срезы, а после добавил канву мелких. Этот алмаз безупречно прозрачен, что и позволяет граням отражаться и преломляться друг в друге. Люди никогда не задумываются, что смотрят на этот камень лишь с какой-то одной стороны, поэтому и определяют счастье так разнообразно и не похоже друг на друга. Счастье — это когда… Дальше каждый описывает те грани, что повернуты к нему. Бернарда подолгу размышляла, как смотрит на кристалл сама. Как видит его Галлилей? Что открыто Рою и Стиву? Где грани Энди? Человек должен быть счастлив семьей, восхищаться возлюбленными, выплескиваться до внутреннего дна на любимом деле. Он должен быть смелым, жить так, как хочет. Должен мечтать, хотеть, стремиться… Должен пробовать жизнь и чувствовать, что у нее пряный вкус. Так говорил Энди, и Бернарда верила. Как бы ей хотелось научиться всему этому. Мальчишка с улицы. Откуда в нем все это? Как смог он сохранить свое сердце? Как полуграмотный старик смог открыть ему такую глубокую мудрость? Она спрашивала, а после не могла успокоиться, узнав простоту ответа. „В сердце твоем боль и обида, — говорил мальчишке шаман. — Это тяжелые чувства, но они разные. Можно носить в сердце боль. Если не разорвет, она очистит его и укрепит, но обида никогда. Это коварный враг. Она будет убивать медленно, будет снимать с души оболочки и оборачивать ими сердце до тех пор, пока не задушит. Остерегайся ее, ибо, если впустишь, победить будет очень трудно“. После того, что Энди вытерпел… видимо, Рой стоил того, чтобы поверить старику-навахо. Парень рискнул и выиграл свое счастье, смог разглядеть в тумане грани своего кристалла. Ла′вина улыбнулась. Она определенно напишет продолжение. А еще неплохо бы пойти на бестселлер под названием «Как не надоесть
